Информатор - Курт Айхенвальд

Почти целый час ничего не происходило, но в начале десятого на пороге кабинета возник Скотт Робертс, молодой юрисконсульт компании.

– Марк, боюсь, вам придется уйти, – сказал Робертс. – Вы временно отстранены от работы.

– С какой стати я должен уходить? – вскинулся Уайтекер.

– Я просто передаю вам распоряжение начальства: вы должны уйти.

Сначала Уайтекер отказался уходить, но Робертс не стал вступать в пререкания. Ему дали поручение, и он его выполнял.

– Ну ладно, – сдался в конце концов Уайтекер.

Схватив кейс, он проследовал мимо Робертса к лифту.

Юрист ни на шаг не отходил от Уайтекера, пока тот не покинул здание.

Выехав за ворота, Уайтекер потянулся к телефону.

Шепард и Херндон взяли трубки параллельных аппаратов.

– Привет, как дела? – спросил Уайтекер. Голос его звучал на удивление бодро. – Слушайте, у меня есть одно дело в здании, где вы находитесь, вот и думаю, не зайти ли к вам.

– Конечно, заходите, – ответил Шепард. – А как вас встретили на работе?

– Да не слишком приветливо. – Уайтекер рассказал, как его выгнали, и добавил: – Я буду искать другого адвоката. Дауд меня определенно не устраивает.

Херндон только что узнал от Шепарда о разговоре Уайтекера с Даудом, и в нем все еще бурлило возмущение. А Уайтекер подлил масла в огонь, сказав, что наймет одного из декейтерских адвокатов. Искать адвоката в Декейтере, в цитадели АДМ? Немыслимо.

– Марк, – сказал Херндон, – давайте лучше поговорим, когда вы придете к нам.

Вскоре Уайтекер стучался в дверь комнаты 353 здания на Саут-Уотер-стрит.

Дверь открыл Шепард.

– Привет, Марк. Заходите.

Уайтекер переступил порог декейтерской резидентуры ФБР. Его лицо отражало пережитое этим утром потрясение. Все прошли в кабинет Шепарда, где можно было говорить без помех.

Во время рассказа Уайтекера о своих злоключениях его пейджер запищал. Высветились цифры «5413». Это был номер Баффета.

– Можно, я позвоню Говарду Баффету? – спросил Уайтекер.

– Конечно, Марк, – ответил Шепард.

Агенты знали, что Баффет – друг Уайтекера, а после утренних переживаний тот наверняка нуждался в дружеской поддержке.

– Мы выйдем, чтобы не мешать, – сказал Шепард.{257}

Уайтекер благодарно кивнул, и агенты оставили его одного, закрыв за собой дверь. Он набрал номер Баффета.

– Гови, это Марк, – произнес он в трубку.

– Я не могу говорить долго, – сказал Баффет. – Мне надо сообщить тебе одну очень важную вещь.

Спустя несколько минут пепельно-бледный Уайтекер возник в дверях. Шепард говорил по телефону, и Херндон вернулся вместе с Уайтекером в кабинет. Уайтекер сел за стол.

– Говард передал мне последнюю новость, – сообщил он. – С ним беседовал Дуэйн. Он знает все. Дауд сказал ему.[60] Дуэйн говорит, что это я натравил ФБР на компанию.

Уайтекер глянул на Херндона.

– Дуэйн повторяет то, что я сказал своему адвокату. Разве он имеет на это право? Разве это не нарушение закона, Боб?

«Конечно нет», – подумал Херндон, но вслух сказал:

– Я посоветуюсь с нашими юристами, но думаю, что правом конфиденциальности обладают только разговоры между адвокатом и клиентом. А Дуэйн имеет право говорить все, что хочет.

– Все равно это неправильно.

Вошел Шепард, и Уайтекер передал ему то, что сообщил Баффет. Агенты выразили ему не совсем искреннее сочувствие. В АДМ ничего бы не узнали, если бы Уайтекер следовал их инструкциям и не трепал языком. Он сам подвел себя под монастырь. Агенты предвидели, что после произведенных обысков АДМ постарается сделать все, чтобы развалить следствие, но не ожидали, что этот труд возьмет на себя их главный свидетель.

Юристы антитрестовского отдела собрались в кабинете Марвина Прайса, и в это время им сообщили, что звонит Шепард с каким-то срочным сообщением. Прайс включил микрофон громкой связи.

– Мы слушаем вас, Брайан.

– У нас тут проблема, и нужна ваша помощь.

– Что случилось? – спросила Манн.

– Короче, Марк сегодня был у нас, и он в растрепанных чувствах. Я уже говорил, что сегодня утром его выгнали из АДМ.

Прокуроры ушам не верили, слушая историю о беседе Уайтекера с Даудом, о звонке Говарда Баффета и о том, что сотрудничество Уайтекера с ФБР, судя по всему, перестало быть тайной.

– Он в панике, – сказал Шепард. – Ему нужен адвокат. Вы не посоветуете кого-нибудь?

– Мы не можем подыскивать адвокатов для свидетелей, – отрезала Манн. – Он должен найти его сам.

– Он, как видите, пытался, но ничего не вышло. Можете что-нибудь для него сделать?

Посовещавшись, прокуроры пришли к невысказанному вслух заключению, что ситуация выходит из-под контроля. Они согласились составить список опытных адвокатов, которые могли бы представлять Уайтекера при условии, что окончательный выбор он сделает сам. Шепард пообещал передать список свидетелю и поблагодарил юристов.

Отключив связь, прокуроры дали волю гневу: «Мы предупреждали его!», «О чем он только думает?», «Как он мог?»

Мучник обратил внимание на перемену в их речи. Прежде, говоря об Уайтекере, юристы всегда называли его «Марк». Теперь они были так на него сердиты, что даже не желали упоминать его имя.

В тот же день Джеймс Эпстайн работал в своем чикагском офисе, когда секретарша сообщила, что звонит федеральный обвинитель по фамилии Мучник.

– Ладно, переключи его на меня, – отозвался адвокат.

Эпстайн привык к звонкам из Министерства юстиции. В свои сорок два года он был одним из самых авторитетных адвокатов в Чикаго. В 1985 году, проработав шесть лет государственным защитником в округе Кук, Эпстайн решил заняться частной практикой. Очень скоро дел стало так много, что на помощь пришлось пригласить двоих друзей, которые потом стали его партнерами. Через их руки проходили самые разные дела: уголовные и гражданские, федерального значения и те, что подлежали юрисдикции штата. Эпстайн поговаривал, что в его фирме творится примерно то же самое, что в телесериале «Закон Лос-Анджелеса»,[61] только секса поменьше.

Эпстайн взял трубку, и Мучник представился.

– Чем могу служить? – спросил адвокат.

– Мы тут кое с кем проводим расследование, и одному из свидетелей срочно нужен адвокат. Вы не согласились бы встретиться с ним? Его зовут Марк Уайтекер.

Эпстайн помолчал. Он никогда не проявлял инициативы. Он не желал, чтобы его обвинили в вульгарной погоне за клиентурой.