Бабье царство. Возвращение… - Анатоль Нат

— Кто-нибудь мне скажет, почему десять? Почему именно десять тонн чистой латуни. Не пять, ни две, а именно десять?

— Тебе не всё равно? — огрызнулся злой как шершень Андрюха Буян.

Сердито дунув на сбитые в кровь костяшки кулака, он с непередаваемым удовольствием наблюдал, как буквально на глазах справа под глазом Петьки Белого наливается синевой огромный синячище. Его работа.

— Нам то что, зачем им латунь, — презрительно сплюнул он в сторону мрачных, жмущихся в стороне братьев Белых с тремя своими работниками. — Понятно, что зачем-то надо, раз на такую подлость пошли. Да ещё и мелочь эту кузнечную к тому принудили.

— А я тебе отвечу, — медленно проговорил Васька. — Просто продав десять тонн латуни, они выручат где-то около сорока двух тысяч золотых.

Хорошие деньги, но можно получить и больше.

Сделав из десяти тонн латуни не менее миллиона патронных гильз, снарядив которые и продав потом на юге или на западе, они заработают уже не менее десяти миллионов золотых. Вот тебе и весь их интерес.

А с нами расплатятся тремя сотнями ржавых грузовиков, которые мы же сами и подымем из этого проклятого болота. Им прибыток, мы в дерьме.

— Спасибо, — поклонился Ваське Андрюха. — Спасибо тебе Васечька, что просветил меня дурака серого. Теперь я точно знаю, в какое дерьмо я окунусь. До этого не знал и был спокоен. А теперь — точно знаю, как нас собираются поиметь. Спасибо тебе, умничка ты наш.

Тебе тоже фонарь под глаз поставить? За правду, — угрожающе сжал он пальцы в кулак. — Так я могу, мне сейчас легко.

— Успокойся, — Галка мягко опустила свою руку ему на плечо. — Васька здесь ни при чём. Это нам мастера Дутова благодарить надо. Не получилось с Изабеллой Юрьевной, он решил через нас действовать. И если мы не хотим здесь до зимы оставаться и отложить на следующий год поход на юг, надо думать, что предпринять.

— Да я уж всё продумал, — мгновенно успокаиваясь, негромко проговорил Андрюха. — Безопасных патронов столько им надо, под водой нет, а вот снарядов полно. Придётся нам их поднимать. А это опасно.

Я это сразу понял, оттого и взбесился. Приходится жизнью рисковать из-за какой-то жадной сволочи, которая хочет на нашей крови нажиться и заработать много-много денег.

Десять миллионов, — с горечью повторил он. — Понятно теперь их козырной интерес и то, как они извернулись. И понятно, почему Ржавка к костру даже не подошёл. Знал с…ка, что по роже получит, потому и скрылся заранее, пока мы тут не перебесимся. У-у-у, тварь!

— Можете не нырять, никто вас к морю прям счас не гонит, — подал голос один из братьев Белых.

— Заткнись, Петька, — устало отозвался Андрюха. — Заткнись, а то вообще из отряда выгоним и не посмотрим на то, что твой отец нам нужен. Теперь ему есть замена. Согласимся, любой кузнец в городе сделает то, что мы скажем.

А это мысль, — вдруг резко повернулся он к Галке. — Что если нам братьев Белых вообще из отряда турнуть? На кой ляд они нам теперь сдались? Как нужда в них пришла — так оба сразу в кусты, против отца, мол, не пойдём. Ну и пошли тогда они отсюда. Оба!

— Выношу вопрос на всеобщее обсуждение, — обвёл он собравшихся злым, лихорадочно горящим взглядом. — Раз братья Белые пошли против нашего общества, предлагаю выгнать их из отряда и впредь дела с ними не иметь. Кто согласен?

Внимательно оглядев лес поднятых вверх рук, повторно ещё раз пересчитав, медленно, словно замороженный повернулся к побледневшим братьям.

— Вон отсюда. Оба. И работничков своих заберите, всех трёх. С нами в Приморье вы не едите.

Дождавшись, когда грязно ругающиеся братья Белые вместе со своими тремя работниками скроются в темноте, медленно обвёл взглядом оставшихся.

— Ну что? Остались только свои? Раз так, то вопрос ставится на голосование. Кто — за то чтобы поднять из воды тридцать тонн боеприпасов с латунными гильзами в обмен на машины?

Кто против, уже не спрашиваю, — с горечью прикрыл он глаза, подтверждая общее согласие.

Лес поднятых рук подтвердил: у них не было выбора. К морю хотели ехать все. И сейчас, этим летом, а не когда-нибудь потом. Все готовы были рискнуть.

Два! Всего лишь два месяца бешеного напряжённого труда вымотали его больше, чем весь прошедший, богатый на события год. И принёс ему больше, чем предыдущие пять лет.

Но почему-то ничего сейчас Ржавку не радовало.

Тридцать тонн гнилых, покрытых зелёной патиной боеприпасов с латунными гильзами. В будущем — прекрасные десять тонн чистой, драгоценной латуни. И сто десять ржавых машин парням в собственность. Пока сто десять. Остальное, две сотни, — потом, когда у ребят опять появится свободное время, и они смогут вернуться обратно на болота. Десять, что первоначально Галке было бесплатно обещано, и сотня — под разбор на запчасти, в счёт платы за поднятые из воды латунные гильзы. Казалось бы, можно было радоваться, задача выполнена. А вот радости почему-то и не было.

Неравноценный обмен, с какой стороны ни посмотри. Оттого, наверное, и на душе у Ржавки было противно, словно детей обокрал.

Сто десять ржавых, облепленных торфом и грязью, разбитых в войне остовов хороших когда-то машин, из которых эти парни и девчонки в лучшем случае соберут потом полтора десятка хоть на что-то пригодных агрегатов. Остальное же им всё равно придётся бросить. Здесь, или там, куда они собрались весь этот хлам вывозить, без разницы. Потому как, возиться со всем этим хламом никто для них бесплатно не будет. А самим им ремонт и восстановление всей добычи не поднять. Ни денег, ни умений, ни производственной базы, ни у кого из них не было.

Ржавка чувствовал себя откровенной сволочью, обокравшей маленького ребёнка. Особенно на фоне того восторга и безудержного детского энтузиазма, что буквально физически ощущался разлитым вокруг этого молодняка. И это, не смотря на то, что все они прекрасно осознавали, как на самом деле с ними обошлись.

Никогда бы он не подумал, что можно так работать. На что уж сам был до работы злой, но эти щеглы и малявка, даже его переплюнули. И не столько по количеству поднятого из болота ржавого металла, сколько по тому, с каким энтузиазмом они работали.

Такого ненасытного желания днём и ночью вкалывать, Мыкола Ржавка в своей жизни никогда ещё не видел. Двадцать четыре часа в сутки, утром, днём и вечером, в три смены, без перерыва, бегом-бегом-бегом, с короткими перерывами на перекус и оправиться.

И вот, пожал те вам.

Сто десять вытащенных из болота машин всего лишь за два коротких летних месяца. Больше, чем по машине в день. А у него тридцать тонн старых боеприпасов.