ЗАПИСКИ СЕЛЬСКОГО СВЯЩЕННИКА - Георгий Эдельштейн

Отвечая другому критику из России, протоиерей А. Шме-ман писал: "В этом письме Вы видите плод солженицынской гордыни, маниакальной уверенности в собственной непогрешимости, «соблазнительную полуправду и даже неправду, служащие неизвестно чему и кому». И, насколько мне известно, в такой резко-отрицательной оценке этого письма Вы не один. <...> Поверьте, что великопостное послание Солженицына пережили мы с не меньшей, чем Ваши, болью и остротой, ибо нет «вашей» и «нашей» церкви. Церковь одна, и одна и неделима в ней и радость и боль. Поэтому с негодованием отстраняемся мы от тех, кто в этом, живою болью пропитанном, письме увидел только еще один повод для злорадного улюлюкиванья против Патриарха и русского епископата, для еще одного безжалостного и фарисейского

удара по ним

•21

А.И. Солженицын пишет Патриарху: "Все церковное управление, поставление пастырей и епископов (и даже — бесчинствующих, чтоб удобней высмеять и разрушить Церковь) все так же секретно ведется из Совета по делам. Церковь, диктаторски руководимая атеистами, — зрелище, невиданное за два тысячелетия! Их контролю отдано и все церковное хозяйство, и использование церковных средств — тех медяков, опускаемых набожными пальцами. И благолепными жестами жертвуется по 5 миллионов рублей в посторонние фонды — а нищих гонят в шею с паперти, а прохудившуюся крышу в бедном приходе не на что починить. <...> Какими доводами можно убедить себя, что планомерное РАЗРУШЕНИЕ духа и тела Церкви под руководством атеистов — есть наилучшее сохранение ее? Сохранение — для кого? Ведь уже не для Христа. Сохранение — чем? ЛОЖЬЮ? Но после лжи — какими руками совершать евхаристию?".

Быть может, в 1972 году, когда было написано письмо, в посторонние фонды жертвовали по 5 миллионов рублей, в 1989 году Московская Патриархия, как сообщалось в газетах, пожертвовала в один только Фонд мира более 30 миллионов рублей. За годы священства мне довелось служить в пяти храмах: в четырех из них протекала крыша, в двух мне пришлось начинать с полной за-

318

мены всей кровли. И самое трудное было — преодолеть сопротивление государственных чиновников, норовивших отобрать все деньги в Фонд мира.

Но оппонентов не интересуют ни факты, ни доводы Солженицына. Они возражают так: "В русском православном религиозном сознании и выражающей его теперь нашей церковности Солженицын, увы, ничего не понимает", ему "недоступны мифы, как первофеномен духовной жизни, как духовная реальность", "духовную, а не душевную глубину вещей Солженицын не чувствует" и потому "о ней он нигде ничего сказать не сумел и не сказал", "его мироощущение закрыто, может быть, наглухо для духовной глубины бытия и всего в ней коренящегося", "духовность ему чужда, а не душевность, не эмоциональность и даже просто сентиментальность", и именно из этой своей духовной слепоты, закрытости к "духовности" он "по ком только не бьет с маниакальной уверенностью в собственной безусловной непогрешимости в чем бы то ни было". "Так появилось его открытое письмо Всероссийскому Патриарху, в котором он бьет палкой по Патриарху, по иерархии и по всей нашей церкви. С ссылками, от которых за него становится стыдно, на «изучение русской истории последних веков»"22.

Проблема перенесена в ту плоскость, где любые возражения априорно исключены. Нельзя же в самом деле доказывать: "Нет, я не просто сентиментален и не эмоционален, и даже не душевен, в первую очередь мне присуща именно духовность". Автор антисолженицынского письма отлично понимает, что пользуется запрещенным приемом, но ведь задача — не доказать, не опровергнуть, а дискредитировать пророка и заткнуть ему рот.

"Грехи покорности и предательства, допущенные иерархами, — писал А.И. Солженицын, — легли земной и небесной ответственностью на этих возглавителей". "Какими доводами можно убедить себя, что планомерное разрушение духа и тела Церкви под руководством атеистов — есть наилучшее сохранение ее? Сохранение — чем? Ложью?".

Патриарх Алексий II"отвечает" А.И. Солженицыну

Пятнадцатого ноября 1991 года в Джорджтаунском университете в Вашингтоне Патриарх Алексий II, не называя имен, ответил своим критикам, в том числе, разумеется, и самому опасному, самому авто-

Очевидцы

319ритетному — А. И. Солженицыну. Патриарх отнюдь не случайно употребил слово "ГУЛАГ" в начале речи, до того, как перейти к ответам: это слово всегда вызывает однозначные ассоциации.

"Позвольте мне представиться, — так начал Патриарх. — Вы видите здесь со мной и других русских православных епископов и священников. «Нас почитают умершими, но вот, мы живы» (2 Кор. 6,9) — эти слова, несомненно, могут быть сказаны о моих собратьях и обо мне".

Он мог бы не продолжать. Для любого человека, знающего Священное Писание, одной фразой сказано все. Сразу вспоминается весь дивный гимн верным последователям Христа:

''Вот теперь время благоприятное, вот теперь день спасения. Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение, но во всем являем себя, как служители Божий, во великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви, в слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицании и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем" (2 Кор. 6, 2—10).

Несомненно, все это полностью относится к Патриарху Алексию II, к его предшественнику Патриарху Пимену, к митрополиту Сергию, ко всем сергианцам. С оружием правды в правой и левой руке... Нас почитают обманщиками, но мы верны... под ударами, в темницах, в изгнаниях...

Патриарх продолжал в Джорджтауне:

"Для тех, кто никогда не жил в условиях тоталитарного правления, трудно даже понять, под каким бременем мы находились все эти десятилетия. Несомненно, все слышали о сталинских тюрьмах, но очень мало кто, мне думается, знает, как ужасен был психологический и духовный «ГУЛАГ» в котором нам пришлось жить многие годы. <...> Дорогие друзья, я не хочу вас утомлять рассказами о том, как тяжело было бороться за самосохранение и удержать дорогих мне людей, чтобы они не попали под «пресс»..."

320

Интересно было бы спросить Патриарха: прошептал ли он или кто-либо из епископов хоть одно слово протеста, когда попали под "пресс" Б. Талантов, о. Г. Якунин, В. Пореш, 3. Крахмаль-никова, В. Русак и многие другие?