Том 7. Последние дни. Пьесы, киносценарии, либретто. «Мастер и Маргарита», главы романа, написанные и переписанные в 1934–1936 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Радаманов. Обидел, обидел. Единственный экземпляр милиционера в Москве находится в пятом проспекте Голубой Вертикали, во втором этаже, шестой шкаф... да, да, Аврора затащила меня... он восковой, душечка моя золотая, и платье его пропитано нафталином... Душистый мой ананас... не обижайтесь, так маленькой меня называла Аврора... вы возбуждаете во мне нежность!..
Рейн. Ананас интересуется вопросом о том, как вы осуществите контроль?
Радаманов. Единственным способом, какой мы применили бы ко всякому, в том числе и ко мне. Вы, пушистый коврик, по выражению той же Авроры, вы обнимете меня, вынете механизм, сдадите его мне, я запру его в кассу, а завтра с утра мы вам дадим подручных инженеров. Они будут глядеть вам в глаза, Рейн! О такой славе, как ваша, никто не мечтал на земле... Впрочем, плохо знаю историю... Затем что... затем... все магазины будут торговать вашими бюстами... Что нужно вам еще, о сын нашего, нашего века!
Рейн вынимает механизм, подает Радаманову. Тот прячет его в несгораемую кассу.
Радаманов. Поздравляю вас, инженер Рейн... Так, стало быть, не будет объятий?..
Рейн. Потом.
Радаманов. Потом так потом. Ах, вот память... Оперу я слышал... Тоже вашу, старинную. Как там поется... Погостите... нет, гость... нет... дорогой гость... ну, словом, забыл...
Рейн. Ключ найден. Вот он. Спрячьте и его. Завтра останется только одно: отлить обратный шифр на диске...
Радаманов. О, теперь уже объятия обязательны! О, Рейн! Вы понимаете, как ужасно было бы, если бы вы утаили ключ? Положительно вы поспешили родиться, вам следовало дождаться нашего века!
Аврора (выйдя внезапно). Ты сдал ключ!
Радаманов. Аврора, странно...
Аврора. Я женщина все-таки, папочка!
Радаманов. Я боюсь, что Саввич прав. В тебе действительно сидит какой-то атавизм! Нельзя же подслушивать! Это было принято в том веке...
Мария (выходит). Вот поэтому я и подслушала. Мне простительно. Но, Радаманов, коврик пушистый, вы исправите меня!
Радаманов. Мария! Ах, Мария!
Мария. О, как вы говорили, Радаманов! Ты великий человек. Настоящий ананас.
Радаманов. Сидите смирно, если уж вы пришли. Я не кончил. (Рейну.) Итак: Совет Народных Комиссаров просит вас принять его дар. (Вынимает футляр.) Здесь хронометр, на нем алмазная крышка и надпись «Светочу людей Рейну»... (Открывает футляр.) Позвольте... Он пуст. Я ничего не понимаю! Но это ужасно! Где же я мог выронить его?.. При Милославском я уложил его. Он еще хлопал в ладоши, восхищаясь. Но ничего. Завтра же он будет найден. Вот и все по этому делу, Рейн. Но есть другое дело.
Мария. Об этом скажу я. Аврора, я все знаю.
Аврора. Я и не скрываюсь, Мария. Но и я все знаю.
Мария. Идите же к нему. (Рейну.) Я отпускаю тебя, и ты меня отпусти.
Рейн. Мария, я всегда ценил твое сердце. Наша жизнь не сложилась. Желаю, чтобы ты была счастлива.
Аврора. Она будет счастлива, если об этом позаботится отец.
Радаманов. Слушайте, Рейн. Я женюсь на Марии. Ну, протянемте друг другу руки...
Аврора. Ах, блаженство, блаженство, ты оправдало себя и тут... Ты не отец, ты сват и кум, ты Фигаро — севильский цирюльник и пушистый ковер. О, как все это добродетельно и какой благополучный конец.
Звонок.
Радаманов. Войдите.
Саввич. Простите, Радаманов, что я мешаю. Но я прибыл по государственному делу. Вы заперли кассу?
Радаманов. Да. Прошу проверить и запереть вторым ключом. Ну вот и все. Поздравьте нас, Саввич. Я женюсь на женщине, прилетевшей из Двадцатого века, а Аврора выходит за Рейна.
Саввич. Мне очень неприятно, Радаманов, разбить вашу радость. Вот постановление Института гармонии. Исследование Рейна и жены его Марии показало, что в Блаженстве они жить не могут и браки, о которых вы говорили, ни в коем случае состояться не могут. Институт накладывает запрещение. Рейна и Марию придется поселить в другом районе земли и перевоспитывать. Прощайте.
Мария. Что же это такое?!. (Заламывает руки.)
Радаманов. Вы в уме, Саввич?
Саввич. Радаманов, подумайте, что вы говорите! Я сообщу об этом в Институт гармонии.
Радаманов. Ваш Институт мне надоел!
Саввич. Что?..
Рейн (Авроре). Конец, однако, не так благополучен?.. А?
Аврора. Ты зачем сдал ключ?!
Радаманов. Сообщите об этом...
Аврора. ...Черту Ивановичу!
Саввич. Аврора! Вы погибнете! (Зарыдав, уходит.)
Мария убегает, за ней бросается Радаманов.
Аврора. Стойте, Мария.
Рейн (один). Так вот как?
Появляются Милославский и Бунша.
Милославский. Ну что, (Женечка)[77], свинтили?
Рейн. Сию минуту подай сюда хронометр!
Милославский. Не понимаю, гражданин!
Рейн. Сию минуту чтоб был хронометр!
Милославский. Ах, хронометр! Это который с алмазом? Ах, да, да. Видел... так его же Радаманов на столе... вот он!
Бунша. Теперь мои подозрения переходят в уверенн...
Рейн. Оба вон! И если встретите Саввича, скажите, чтоб он остерегся попасться мне на дороге!
Занавес
Акт четвертый
Анна. Боже мой, я так страдаю за вас!
Милославский. Тут страдать не поможет.
Анна. Жоржик, что ж вы так грубо отвечаете мне?
Милославский. Извиняюсь.
Анна. Скажите, может быть, я чем-нибудь могу облегчить ваши тяжелые переживания?
Милославский. Можете. Возьмите хороший кирпич да вашего Саввича по зубам! Вот гад действительно!
Анна. Какие образные выражения у вас, Жоржик!
Милославский. Это не образные выражения. Вы образных еще не слышали. А вторым кирпичом — нашего знаменитого академика.
Анна. Это вы про Рейна. За что?
Милославский. Первое — за то, что ключ отдал, раз. А второе, за то, что вместо того чтобы делом заниматься, в бабу врезался.
Анна. Вре...
Милославский. Ну, влюбился.
Анна. Жорж, мне жаль вас. Хотите я вас поцелую?
Милославский. Паллиатив.
Анна. Нельзя же пребывать в таком безутешном состоянии. Жоржик, вы мне нравитесь.
Милославский. Я всем женщинам нравлюсь.
Анна. Какая жестокость! Я себя презираю за то, что я призналась вам.
Милославский. Аннеточка, вы лучше пошли бы попробовали послушать, что они там назаседали.
Анна. Боже мой, как можно подслушивать?
Милославский. До́лжно, когда такая пакость случилась.
Анна. Я не в состоянии.
Милославский. Ну, прощайте, Аннет. И в моей душе зародилось чувство к вам, но вы его вытоптали вашим равнодушием.
Анна. Жорж, подумайте, на что вы меня толкаете!
Милославский. Я уже подумал.
Анна. О, Боже, Боже! (Уходит.)
Через некоторое время входит Бунша.
Милославский. Подслушал?
Бунша. Не представляется возможности. Я
