Наваждение - Екатерина Мурашова

– А что ж кузина моя, Марья Ивановна? Ей-то они такие же племянники, как тебе, да и живут одним двором…

– Мне кажется, что Марья Ивановна их отчего-то не любит. Может, Шуре конкурентов в наследстве видит, может еще чего… Вот я и хочу сделать так, чтоб племянники хоть в деньгах никогда не нуждались…

– Дмитрий Михайлович говорил, да и старичок тот, музыкант, что Елизавету в столице учить надо. Талант, мол, у нее…

– Да я и сам знаю, что талант. Что ж с ним делать-то? – вот вопрос. Денег бы я на Петербург хоть сейчас дал. Но кто ж с ней в столицу-то поедет? Элайджа? Юрий, который хоть и грамотен, но почти так же дик, как и Елизавета? Талант талантом, но там же с распростертыми объятиями никто не встретит, надо крутиться как-то, заводить знакомства, пробиваться…

– Да… А знаешь что, Илюша? – вдруг встрепенулась Аглая. – У меня же сестра уж много лет в Петербурге живет, Любочка. Помнишь ее? Так вот, я не знаю, как она там живет и с кем, может, не особенно и хорошо. Но, раз назад не вернулась, значит, как-то пообтерлась, приспособилась. Любочка, конечно, не самый лучший вариант для Елизаветы, но все же… Если я ее попрошу, думаю, присмотрит на первых порах, и направит и сопроводит куда надо. Особенно, если с Елизаветой достаточно денег послать… Это Надя у нас бессеребренница, а Любочка всегда до денег жадненькая была… Во всяком случае, попробовать можно, если, конечно, сама Елизавета согласится…

– Елизавета, я думаю, согласится, если с ней Юрий поедет, – заметил Илья. – Для нее в музыке, да в брате – вся жизнь.

– Ну вот и прекрасно! – обрадовалась Аглая. – Пусть едут оба. Он на первых порах будет ее охранять, а потом, как приглядится, и разберется, что к чему, станет ее импресарио… Елизавета прославится, будет на концертах играть, в Петербурге, в Вене, в Париже… И Юрий при ней. А мы тут гордиться станем… Я помню, как Иван Парфенович мечтал: «Сибирскими талантами земля полниться будет!» – Вот и выйдет по его. Елизавета-то с Юрием – его внуки…

– Да, помню прекрасно Ивана Парфеновича Гордеева… – задумчиво сказал Илья. – Помню, как он меня порешить хотел, когда я Петьку за Элайджин позор подстрелил…

– А что ему тогда оставалось-то? – заметила Аглая. – Петр Иваныч какой не есть, а сын… Он такой и был: ни своим, ни чужим спуску не давал.

– Да. Могучий был человек. Одержимый жизнью… – нахмурился Илья.

– Что, Илюша? – Аглая вытянула тонкую руку наверх, бегло приласкала лицо мужчины, разгладила морщину между бровями. Он задержал ее пальцы своею рукой, бережно перецеловал каждый. – Размечталась я по-пустому? Растревожила тебя понапрасну?

– Нет, отчего же по-пустому? – задумчиво протянул Илья, что-то подсчитывая в уме. – Все правильно ты рассуждаешь. И послание Любовь Левонтьевне я тебя, пожалуй, написать попрошу теперь же, не медля… Дорого это все встанет, да на такое капитала не жаль… Стало быть, правильно я сделал, и своевременно, что в то дело с Марьей Ивановной встрял…

– С Машенькой? – удивилась Аглая. – Что у тебя с ней за дело может быть? Разве что она на тракте строиться задумала? Гостиницу на паях? Магазин? Что?

– Да брось ты это, голубка…

– Ну, Илюша, скажи, мне ж интересно, – не обижаясь в действительности, но с притворной жалобой в голосе сказала Аглая. – Я пусть в ваших делах не понимаю, но все же – женщина, а все женщины euntibus ordine fatis (в силу установленного порядка) любопытны, как сороки. Так мой отец говорит, а мне его разочаровывать невместно…

– Ну, только чтоб не уронить тебя в глазах любезнейшего Левонтия Макаровича, – усмехнулся Илья. – Дело касается тех англичан, что осенью здесь побывали. Помнишь?

– Помню, конечно. Да и вот оказия: папенька тоже последнюю неделю все о них толкует. И Марью Ивановну поминает… К чему бы то?

– Ну что ж… Значит, Марья Ивановна сбирает коалицию, – сказал Илья и лицо его на мгновение стало таким жестким, что случайный наблюдатель мог бы испугаться внезапному контрасту. Аглая сидела спиной и ничего не заметила. – Еврей-трактирщик для представительства не годен. Начальник училища лучше подойдет. Зато у еврея есть деньги… Значит, Левонтий Макарович, Илья Самсонович, Марья Ивановна… против Веры Михайловой, молодого Полушкина и… где же Иван Иваныч окажется?

– Против Веры, ты говоришь? – тут же ухватилась Аглая. – Это решительно невозможно, в чем бы ни было. Папа против Веры никогда ничего не сделает… Ничего и никогда…

– Это деньги, Аглаюшка, – Илья неуклюже сполз на пол позади Аглаи, обхватил ее руками и осторожно ласкал губами шею и затылок. Женщина, не оборачиваясь, доверчиво прижалась к его широкой мягкой груди. – Если все сложится, о-очень большие деньги. Золото. За них все забывают. Убивают, предают. Иван Притыков, если случится, супротив единокровных брата и сестры пойдет. А любовь, как говорил тот же Левонтий Макарович Минькиному сыну – субстанция недостоверная. Тем более такая… эфирная, как у твоего отца к Вере Михайловой…

– Пусть их… А ты… Ты, Илюша… – Аглая, по прежнему не оборачиваясь, приложила пухлую ладонь Ильи к своей щеке. – Ты, если ввяжешься в это, ничего из-за денег не забудешь?

– Я… ничего… не забуду, – прямо в ложбинку на ее шее прошептал Илья. – Не бойся, голубка. И… пойдем ляжем…

– Конечно, Илюша, – легко поднимаясь, согласилась Аглая и, склонившись, поцеловала мягкие кудри трактирщика. – Я и сама сказать хотела… Поздно уже…

– Я помогу тебе? – прошептал Илья прерывающимся голосом.

Их ритуал был отработан годами и до мелочей, но каждый раз по-новому волновал его. Аглая, улыбнувшись, кивнула…

И в этот миг под окнами раздалось гиканье возчика, останавливающего лошадей. Заскрипели оси повозки. Скатилась с крыльца и звонко залаяла трактирная собачонка. Илья босиком прошлепал к окну, отодвинул розовую занавеску.

– Господи, кого это черти посреди ночи несут?! – с досадой произнес он и внезапно закхекал, словно подавившись чем-то.

– Что там, Илюша? – усмехнулась Аглая. – Неужто и вправду черта увидал?

– Д-да в каком-то смысле… Скорее, как говорят французы, дежа вю… Вот сейчас выйдет вслед Вера с косой ниже пояса и с саквояжем в руке… Так же бросится к ее ногам черная собачонка… И будет – это самое…

– Вера Михайлова? Откуда она здесь? И почему с косой?… Да что там такое, в конце-то концов?! – Аглая подошла к окну, оперлась на подоконник, выглянула из-за плеча Ильи. Под ее рукой просунулась туда же кошка – ей тоже хотелось поглядеть, из-за чего нарушился хорошо известный даже ей порядок.