Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Месть каторжника. Затерянные в океане - Луи Жаколио

Председатель же совета министров имел палицу вдвое больших размеров, чем остальные. Со званием министра были связаны довольно серьезные прерогативы, присвоенные главным образом самой палице, так как говорили не «военный министр», а «военная палица», «палица бананов», то есть общественного продовольствия, и так далее. Никакого оклада министры не получали, но за ними было «право Палицы», дававшее им возможность брать с населения все, что им было нужно или чего они только желали.

Поутру, когда люди выходили на рынок со своими запасами и продуктами, туда являлось какое-нибудь доверенное лицо такого министра с его палицей, и стоило ему обвести этой палицей лежащие на земле плоды или дичину, или рыбу, как все находящееся в кругу, очерченном палицей, становилось собственностью счастливого обладателя палицы.

Во всех странах Меланезии, где продолжает еще существовать этот примитивный обычай, он называется «правом Палицы».

Старый король, поспешно уведомленный о прибытии чужеземцев, повелевавших громами, пожелал их увидеть и в сопровождении всего своего двора торжественно прибыл на место происшествия. Нужно было повторить ему историю с попугаем и с собакой — и эта столь быстрая смерть животных несказанно поразила его; тем не менее это было не то, чего жаждал старый ипохондрик; ему хотелось, как ребенку, чего-нибудь забавного, веселого, занимательного. Хотелось смеяться. Ка-Ха-Туа VII, так звали этого монарха, скучал, как истый пэр Англии, — и обратился к европейцам с просьбой, чтобы его развеселили, позабавили чем-нибудь, но те долго не понимали его; тучный старец сразу сообразил это и, сделав знак, подозвал к себе одного из своих министров.

— Что нового придумал ты на сегодня? — осведомился властитель.

Его коллеги смотрели на него с нескрываемой завистью, угадав по его торжествующему виду, что он надеется на этот раз заслужить милость своего господина, иначе говоря, «палицу бананов». Став перед лицом своего государя, счастливец выворотил наружу свои веки и, раздув щеки, как пузыри, принялся поочередно ударять то по той, то по другой кулаком, производя при этом столь своеобразные звуки, что старый король не выдержал и разразился таким раскатистым, неудержимым хохотом, что его огромное брюхо тряслось, вздувалось и опадало, подпрыгивало и дрожало, толстые мясистые и отвислые губы раскрылись, а горло издавало спазматический смех, не менее ужасный, чем звуки гримасничавшего перед ним министра.

— Ну вот, теперь мы поняли, в чем дело, — воскликнул Ланжале, — этот уважаемый монарх желает, чтобы его развлекали; ему надоела его власть; так как он видит перед собой одних покорных и безответных рабов, то потерял к ним всякое уважение и смотрит на этих людей только как на игрушки… Народу нужно хлеба и зрелищ, panem et circenses, а королям — знатных плясунов, одалисок и собутыльников… Так вперед! Продолжай представление!

Гроляр, ободренный своим успехом, теперь уже сам желал похвастать своими штуками.

— Ну, музыка, начинай! — крикнул он, готовясь к новым акробатическим упражнениям.

Ланжале заиграл, а Гроляр, закинув кверху ноги, стал ходить в такт музыке на руках, кувыркаться в воздухе, мастерски выполняя знаменитое сальто-мортале; обойдя кругом и очутившись снова перед королем, он разом перевернулся и встал на ноги, затем, сделав громадный прыжок, вдруг растянулся плашмя на земле. Немного погодя старый сыщик ловко подобрал под себя свои члены и, приняв вид лягушки, принялся прыгать и скакать по-лягушачьи.

На этот раз король пришел в неописуемый восторг. Никогда еще он не видал ничего подобного. Приступ гомерического хохота снова овладел им; он откинулся назад в своем паланкине и задыхался, так что носильщики паланкина вынуждены были спустить его на землю, а двое из его приближенных принялись колотить его по спине, чтобы заставить прийти в себя.

Несколько успокоившись, он заявил, что никогда еще не был так счастлив, и тут же отобрал палицы у двух своих главных министров и вручил их Ланжале и Гроляру, причем сказал, что отныне поручает им заведывание всеми удовольствиями и развлечениями.

— Я отдам вам хижину красного человека! — кричал король. — Красный человек не друг мне больше… Красный человек лгун; он советовал мне приказать моим воинам убить вас, но я убью его и съем на предстоящем пиру!

Толпа одобрительно гоготала и шумно выражала свою радость. Наши приятели не поняли ни слова из речей старого короля, но были уверены, что им не грозит никакой беды, так как для них было ясно, что они сумели расположить к себе не только скучающего монарха, но и все племя.

Но кто же был красный человек, о котором король отзывался с таким гневом и негодованием? Это мы вскоре узнаем.

Этот день, так счастливо начавшийся, должен был окончиться весьма печально, причем влияние Ланжале и его друга должно было возрасти в еще большей мере среди племени мокиссов, в страну которых их забросила судьба и где их ожидало то, чего они никак не могли предвидеть.

В то время когда почти все племя мокиссов радовалось прибытию двух бледнолицых, в которых они видели высших существ, двое воинов, оставшихся в селении, чтобы охранять его от непрошеных гостей, прибежали запыхавшись и, едва переведя дух, сообщили своим единоплеменникам грозную весть, что враждебное им племя атара поднялось на них и идет форсированным маршем на главное селение мокиссов, чтобы сжечь его и увести в плен женщин и детей, а старцев и воинов перебить. Надо было, не теряя ни минуты, спешить на защиту столицы. Король, который вследствие своей необычайной тучности и преклонного возраста не мог начальствовать лично над воинами, должен был остаться в своей резиденции на берегу моря; услыхав о нашествии врага, он принялся вздыхать и жалостно причитать:

— А красный человек болен! Кто же поведет теперь моих воинов в бой? Кто поможет им одолеть врага? С красным человеком мы были непобедимы! Но он разбил себе голову вчера вечером, упав со скалы, и теперь не может встать, не может выйти из своей хижины… Если бы хоть эти бледнолицые могли заменить его…

Ланжале и Гроляр, не понимая слов, все же кое о чем догадались. Воины поспешно схватились за оружие и становились в ряды, вожди во главе; рабы или невольники поспешно нагружались провиантом и припасами.

— Очевидно, они готовятся идти в бой против какого-нибудь вражеского племени, — сказал Ланжале, глядя на все эти приготовления, — одним нашим присутствием, не говоря уже о нашем огнестрельном оружии, мы можем доставить им победу. Не встать ли нам во главе этих пернатых воинов; что ты на это скажешь?