Секрет Жермены - Луи Буссенар

Все в Жермене взбунтовалось. Она сжалась в своих путах, пытаясь укрыть самое интимное, и зарыдала от стыда и гнева, бормоча сквозь слезы:

— Какая подлость… Так поступать со мной!..

Жозефина, более словоохотливая, чем напарница, взялась ее уговаривать. Она, казалось, совсем не сердилась за разорванное ухо и говорила ей как раскапризничавшемуся ребенку или больному, не отвечающему за свои, поступки:

— Успокойтесь, миленькая, мы ведь для вашего блага стараемся, будьте умненькая, и мы будем хорошо вас лечить…

И очень осторожно, с необыкновенной ловкостью, надела на Жермену смирительную рубашку и привязала спеленатую к кровати.

А Жермена, совершенно пришибленная, побежденная, уговаривала дрожащим голосом:

— Меня не надо лечить… Я не больна…

— О нет, вы больны!

— Нет же! Вы ошибаетесь! Я пришла повидать Маркизетту, которая, мне сказали, находится здесь.

— Маркизетту… Вы ее увидите… Немного позднее.

— Вы мне все-таки скажите, где я нахожусь и почему со мной так обращаются?

— Вы в лечебнице доктора Кастане. И мы поливали вас холодным душем и надели смирительную рубашку, потому что вы — душевнобольная, почти такая же, как Маркизетта. Та и вовсе без ума.

У Жермены в глазах потемнело. Но она еще не осознала всего ужаса своего положения, думала, будто произошла какая-то ошибка, скоро все выяснится, и попробовала спокойно поговорить с санитаркой, доказать, что вполне здорова и ее надо выпустить.

— Я не знаю этого доктора… У меня нет никакой надобности здесь лечиться… Я совсем не умалишенная… Пусть пошлют кого-нибудь ко мне домой, пусть спросят тех, кто меня знает… моих сестер… моих друзей… моих слуг… Все подтвердят, что я в полном рассудке… Я приехала сюда одна… на извозчике… отпустила его на углу улицы Рибейра… явилась сюда как посетительница… Послушайте меня… Разве я говорю как сумасшедшая? Скажите мне по чести. Конечно, я не безумная…

Женщины слушали снисходительно, как человека в бредовом состоянии.

Наконец Жозефина серьезно изрекла — то ли Жермене, то ли своей напарнице или же самой себе:

— Знаем, старая песня, все они так говорят… если им верить, получится, что здесь сумасшедшие — только доктор да те, кто служит… Бедная женщина, жаль ее, она такая красивая! Даст Бог, ее тут вылечат.

ГЛАВА 10

Жермена провела ужасный вечер. Совершенно беспомощная, привязанная к койке, понимая, что ее заперли в больнице для умалишенных, где обходятся одинаково как с несчастными помешанными, так и с жертвами личной мести, попадающими в подобные места не столь уж редко.

Она спрашивала себя, кто устроил эту ловушку, и мрачная личность Мондье вставала в ее воображении.

Виновником мог быть только он, и никто другой. Один он, против кого она начала борьбу не на жизнь, а на смерть, был в состоянии прибегнуть к такому чудовищному средству и проделать все это столь хитро, продуманно до мелочей и безошибочно.

К тому же она видела тесную связь между заточением здесь и ограблением квартиры позапрошлой ночью. И, несмотря на ее мужество, Жермене делалось страшнее и страшнее.

Одна из стороживших постоянно находилась при ней.

Это была Жозефина, та, кому от мнимой больной так досталось, но сиделка словно не помнила об этом и относилась к молодой красавице с грубоватой снисходительностью и терпеливостью ухаживающей за человеком, что постоянно бредит и не может отвечать за свои поступки.

Она постоянно твердила Жермене:

— Не волнуйтесь, моя милая, вы этим только вредите себе и вынудите опять обливать водой. Не волнуйтесь, говорю, вас будут хорошо лечить, вы скоро придете в себя, вас скоро пустят гулять в саду вместе со всеми, а затем вы поправитесь окончательно и уедете домой.

Видя, что Жозефина искренне считает ее помешанной, Жермена решила сделать вид, что следует ее предписаниям и советам.

Слова: «Скоро вас пустят гулять в парке» — особенно привлекли ее внимание.

Значит, с нее снимут путы и смирительную рубашку, она будет относительно свободной, она встретится с Маркизеттой, невольной виновницей ее заточения…

Понимая, что сделает ошибку, если будет совершенно безвольно, не спрашивая ни о чем, подчиняться требованиям, она иногда просила о чем-нибудь, но всегда старалась, чтобы просьбы были разумными, умеренными, не походили на капризы.

— Только не обливайте меня… это больно, перехватывает дыханье…

— А вы будете умницей?

— Да, и снимите, пожалуйста, с меня эту рубашку, в ней я не могу двигать руками, даже повернуться.

— Знаю, знаю, милочка, снимем, наверное, завтра, после визита доктора.

— Но как же я смогу до этого времени есть?

— Покормлю, покормлю… как ребеночка.

— Я не засну такая вот спеленатая, право, я буду только мучиться, волноваться.

— Дам успокоительного, оно отлично действует против возбуждения, и вас не оставят одну, ночью рядом будет дежурить Катрина.

— Мне бы хотелось, чтобы это были вы, — польстила Жермена, сознавая, что идет по правильному пути. Она не ошиблась, грубая на вид женщина была растрогана.

— Очень мило… Раз вам так угодно, я принесу сюда мою раскладную койку… — Толстая баба подумала: «Она, конечно, чокнутая, но, кажется, не очень сильно». И выразилась с грубоватым добродушием:

— Держу пари, что вы пережили большое горе… какой-то удар, и он пришелся вам по голове…

— Да, случались всякие неприятности… Я вам после, если хотите, расскажу…

— Конечно, моя кошечка, вы поделитесь своими историями… Здесь все друг с другом откровенны.

— А вы снимете с меня эту одежду?.. Кажется, ее называют смирительной рубашкой… Для сумасшедших… А?

— Да, но я уже сказала, что только после того, как вас осмотрит доктор.

— А кто он? Как его зовут хотя бы?

— Главный у нас — месье Кастане.

— А… — сказала Жермена и подумала, что это имя ей чем-то памятно.

Инстинктивно Жермена поняла, как надо себя вести в этом доме.

Пока она старалась доказать, что вполне здорова, и всячески протестовала против насилия, с ней обращались как с буйной, которой нельзя доверять.

Теперь же, когда она показывала, как смирилась и доверяет сиделке, соглашаясь тем самым с тем, что больна, к ней начали относиться с большим доверием.

Девушка выбрала правильную линию поведения: делать вид, что она очень тихая помешанная, не давать волю настроениям, вести себя естественно, без преувеличенных жестов и слов, успокоить всякие подозрения и таким путем получить известную свободу.