Желтоглазые крокодилы - Катрин Панколь

Мадам Бартийе ждала Альберто к ужину. Этого всегда слышно, когда тащится сюда, так топает по лестнице, просто ужас. Она не любила выходить с ним на улицу. Все видят, что она выгуливает калеку. Пусть уж лучше приходит сюда. Жила она на третьем этаже без лифта. Альберто с трудом добирался до квартиры и приходил уже без сил. Она окрестила его Пулидором [68].

Из магазина мадам Бартийе принесла вино, хлеб и газеты. Она хотела поскорее прочитать свой гороскоп. Узнать, улыбнется ли ей наконец удача? Хромоножка уже достал. Совсем размяк, поговаривал, что разведется и женится на ней! «Вот какая незадача, — думала она, доставая покупки из пакета. — Чем больше я хочу свалить, тем крепче он за меня цепляется».

Она засунула замороженные продукты в микроволновку, открыла бутылку вина, метнула две тарелки на стол, смахнула с него сырную корку, прилипшую во время вчерашнего ужина, и присела почитать газету. А там увидела красотку мадам Дюпен в объятиях Гэри. Ну и ну! Она захохотала, хлопая себя по ляжкам. А парень не теряет времени, вот королевское отродье, связался с модной писательницей! Она завопила: «Максик! Максик! Иди сюда, посмотри!» Макс еще не вернулся. Последнее время он бывал дома все реже. Но ее это вполне устраивало, он уже не ребенок… Она зевнула, посмотрела на часы, где он шляется, этот Пулидор? И вновь, почесывая бока, принялась за газету.

Филипп зашел за сыном в школу. По понедельникам Александр заканчивал в шесть тридцать, потому что ходил на дополнительные занятия по английскому. Курс назывался «Английский+». Александр очень этим гордился. «Я все понимаю, папа, до единого слова!» Они шли домой пешком и разговаривали по-английски. Такой у них появился новый ритуал. «Дети более консервативны, чем взрослые», — думал Филипп, сжимая ладошку сына в своей. Его охватывала тихая радость, он старался продлить эти прогулки. Хорошо, что спохватился вовремя, а мог бы упустить парня, даже не заметив.

Александр рассказывал, как играл в футбол и забил два гола подряд. Тут взгляд Филиппа упал на газету с фотографией Ирис в витрине киоска. Он свернул, чтобы Александр не дай Бог ее не заметил. А уже на пороге квартиры Филипп, хлопнув себя по лбу, воскликнул:

— Oh my God! I forgot to buy «Монд»! Go ahead, son, I’ll be back in a minute… [69]

Он вышел обратно, купил газету, прочел ее на лестнице, положил в карман пальто и надолго задумался.

Гортензия и Зоэ вместе возвращались из школы. Так бывало только раз в неделю, и Зоэ всегда по дороге училась: копировала независимый и высокомерный вид сестры, сходу покорявшей мужские сердца. У Зоэ это плохо получалось, но Гортензия всеми силами старалась добиться нужного результата. «Это же ключ к успеху, Заинька, давай! Ну напрягись, еще одна попытка!» Зоэ заметила, что сестра, узнав ТОТ секрет, стала гораздо серьезней к ней относиться, мягче разговаривать, меньше издеваться. «Да почти совсем издеваться перестала», — думала Зоэ, выпрямляя спину, как требовала сестра.

Вдруг они заметили на первой полосе газеты тетю в обнимку с Гэри. Ахнули в один голос.

— Так, спокойно, идем, как ни в чем не бывало, не обращаем внимания — объявила Гортензия.

— Но мы же вернемся и купим ее, когда никого не будет, ведь правда?

— А зачем? Я и так знаю, что там внутри!

— Правда? Гортензия!

— Не обращаем внимания, Зоэ, не обращаем внимания ни на что.

Зоэ прошла мимо киоска, не обернувшись.

Ирис сидела в кабинете, ее терзал смутный стыд. Пожалуй, она перегнула палку, анонимно отправив фотографии в редакцию газеты. Думала, выйдет забавно, будет какой-то отклик, который повысит ее популярность… Но реакция матери не оставляла сомнений: назревал большой скандал.

Они ужинали втроем. Говорил один Александр. Он рассказывал, как на футболе забил три гола подряд.

— Совсем недавно было два, Александр. Не нужно лгать, дорогой мой. Это нехорошо.

— Ну, я не помню точно, два или три.

Поужинав, Филипп сложил салфетку и сказал: «Думаю, надо отвезти Александра на несколько дней в Лондон, к моим родителям. Он давно их не видел, и февральские каникулы уже скоро. Я позвоню в школу, предупрежу их…»

— А ты с нами поедешь, мам? — спросил Александр.

— Нет, — ответил за нее Филипп. — Мама очень занята сейчас.

— Опять книга? — вздохнул Александр. — Достала меня эта книга.

Ирис опустила голову и отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы.

Гэри спросил, можно ли взять последний кусок хлеба, Жозефина мрачно кивнула. Девочки молча наблюдали, как он собирает хлебом соус от овощного рагу.

— Что это вы как в воду опущенные? — спросил Гэри. — Из-за тех фотографий в газете?

Они переглянулись с облегчением. Он знал.

— Что, вас это беспокоит?

— Не то слово, — вздохнула Жозефина.

— Да ерунда, поговорят неделю и забудут… Можно немного сыра?

Жозефина протянула ему камамбер.

— Но… а мама? — спросила она.

— Мама? Ну уж наверно она бы Ирис навешала… Но ее здесь нет, и она не узнает.

— Ты уверен?

— Конечно, Жози. Думаешь, на Мюстикс читают эту поганую газетенку? Зато теперь все девчонки мои! Будут на шею вешаться! Я стану звездой школы! По крайней мере, на несколько дней…

— И больше тебя ничего не волнует? — спросила пораженная Жозефина.

— Видела бы ты английскую прессу времен Дианы! Тогда вообще был полный финиш! А можно я доем камамбер? А хлеба больше нет?

Жозефина огорченно покачала головой. Гэри был оставлен под ее ответственность…

— Ох, Жози, кончай париться из-за ерунды.

— Это для тебя ерунда! А представь реакцию Филиппа и Александра!

— Да пусть не принимают всерьез. Шутка, и все. А вот как снимки попали в ту газетенку, это интересно.

— А уж мне-то как интересно, — буркнула Жозефина.

Ирис опять начала светиться на телевидении. И выступать на радио. «Не понимаю, что за буря в стакане воды, — удивлялась она в одной из передач. — Если сорокалетний мужчина встречается с двадцатилетней девочкой, газеты почему-то не создают вокруг этого шумихи. Я — за равенство полов во всех отношениях».

Продажи книги вновь поползли вверх. Женщины переписывали рецепты молодости от Ирис. Мужчины смотрели на нее и инстинктивно подтягивали животы. Ей предложили вести передачу на ночном канале. Она отказалась: хотела целиком посвятить себя литературе.

…Вдали от всей этой парижской суеты Антуан сидел на ступенях веранды и размышлял: никак не получалось пригласить дочерей на февральские каникулы. На Рождество они сами не смогли приехать, Жозефина попросила позволения свозить их на Мюстик к подруге. Там девочкам должно понравиться. Он дал согласие. Рождество вышло унылым. Индейку на рынке в Малинди найти не удалось. Они ели вапити. Молчали, вяло пережевывая мясо. Милена подарила ему специальные часы для дайвинга. А он ей ничего не подарил. И она ничего на это не сказала. Они рано легли спать.

Он неважно себя чувствовал в последнее время. Старый агрессивный крокодил недавно сожрал Бэмби: напал, когда домашний любимец беззаботно лежал на берегу пруда. Понг и Минг после этого совершенно расклеились. Они ходили, горестно шаркая туфлями, чуть не плакали, почти перестали есть и при малейшей возможности валились на циновки отдохнуть. Антуан должен был признать, что его самого расстроила смерть Бэмби. В конце концов он привязался к бестолковому скользкому созданию, которое добродушно смотрело на него стеклянным глазом, сидя на цепочке у кухонного стола. Он был как бы связующим звеном между ним и дикими крокодилами. Таким доброжелательным союзом «И». В его глазах порой мелькало что-то человеческое. Иногда Бэмби даже улыбался ему. Растягивал челюсти и выдавал нечто вроде улыбки. «Думаешь, он меня любит?» — спросил он Понга. Ему было приятно, когда китаец ответил «да».

Только Милена сопротивлялась распаду. Ее маленькая фирма процветала. Сотрудничество с мистером Вэем оказалось плодотворным. «Бросай ты этих чудищ, и поехали со мной», — шептала она Антуану по ночам, когда они засыпали под москитной сеткой. «Очередное бегство после очередного поражения, — мрачно думал Антуан. — Коллекционирую поражения, одно за другим». И потом, пришлось бы собирать манатки на глазах у торжествующих крокодилов, а эта мысль почему-то ему претила. Он хотел покинуть грязных тварей не спеша, с высоко поднятой головой. Хотел оставить за собой последнее слово.

Он все больше времени проводил с ними наедине. Особенно по вечерам. Днем-то он надрывался на работе. Но вечером, после ужина, оставлял Милену в компании бухгалтерских книг и тетрадок с заказами и ходил вдоль берегов, высматривая крокодилов.

Ему не хотелось в Китай. Снова бороться, и за что на этот раз? Сил бороться у него уже не было.

«Но я же буду работать, тебе не так уж много придется делать… Займешься бухгалтерией».