Ленин – Сталин. Технология невозможного - Елена Прудникова

Как видим, и после Октябрьской революции вопрос о мире был линией границы, разделяющей политические силы. И как-то уж очень это просто – искать причины событий в беззаветной преданности мировой революции. Ведь руководство как «левых коммунистов», так и левых эсеров состояло из опытных политических бойцов, в октябрьские дни получивших изрядный опыт практической работы – и вдруг эти беспредельно наивные, на грани полного идиотизма, политические теории.

Однако мы имеем очередное маленькое совпадение – убийство Мир- баха произошло за неделю до начала немецкого наступления на Марне. Если бы на самом деле удалось ликвидировать Брестский мир, вполне возможно, было бы сорвано и наступление. И это совпадение заставляет внимательно оглядеться вокруг: нет ли где-нибудь неподалеку французского следа?

А вы знаете – есть! Но только не в Москве, а совсем в другом месте. На параллельной, вроде бы не пересекающейся с московскими событиями колее...

Огненное кольцо

Над бывшей Сусловской областью нависла реальная угроза стать новой «горячей точкой» планеты, тем более что после вступления Астрахани в НАТО и введения шестого флота США в Каспий американская палубная авиация легко могла дотянуться до любых интересующих ее целей.

Имеется среди документов следственного дела о «левоэсеровском мятеже» одно, на первый взгляд, незаметное свидетельство.

«П. Майоров, секретарь крестьянской секции, доставил в следственную комиссию документы, указывающие, что левые эсеры без ведома секретаря крестьянской секции получали документы на получение оружия из Ярославля, куда они делегировали членов своей партии якобы за покупкой кожи и махорки».

Все бы ничего, если бы не название населенного пункта. 6 июля, в тот же день, когда был убит Мирбах, в Ярославле произошло восстание. И выглядело оно совсем не так, как в Москве.

... Около двух часов утра (стало быть, еще до убийства посла), в городе появились какие-то вооруженные группы. Одна разоружила милицию, другие быстро и грамотно захватили банк, почту, телеграф, советские учреждения. В Совете нашли документы с адресами работников и, отправившись по этим адресам, арестовывали поименованных там людей, некоторых из них тут же расстреливали. Так были убиты председатель исполкома городского Совета Закгейм, окружной военный комиссар Нахимсон, бывший председатель губисполкома Доброхотов, губернский военный комиссар Душин (кстати, левый эсер), комиссар труда Работнов и многие другие.

Всего арестованных набралось около двухсот человек. Из них 109 посадили на баржу (откуда 22 человека потом увели). Впоследствии те, кто остался на барже, рассказывали:

«С субботы 6 июля и до четверга 18 июля, за двенадцать дней, им не давали никакой пищи. Два раза за это время им приносили в баржу по два фунта хлеба на 109 человек, причем приносившие этот хлеб-милиционер и какая-то барышня под видом сестры милосердия -ломали этот хлеб на кусочки и, как собакам, бросали с лодки на баржу.

Когда начался обстрел города артиллерией, белогвардейцы перевозили баржу на места, наиболее подвергающиеся обстрелу... Стоявший на берегу караул не допускал подняться с баржи даже за водой, и несколько человек, приносивших воду, были ранены. Трупы убитых товарищей и скончавшихся от ран оставались тут же (вынести их было невозможно под постоянной угрозой стрельбы) и, разлагаясь, заражали атмосферу.

Сидевшим товарищам оставалось одно из двух: или умереть голодной смертью, или пойти на риск и пробраться к своим. Они решились на последнее и, улучив момент, когда патруль почему-то скрылся, спустили цепь, оборвали веревки и пустили баржу по течению».

Злоключения узников этим не исчерпывались – в довершение всего баржу обстреляли еще и красные – но в итоге для них все кончилось хорошо. Что произошло с остальными арестованными, не совсем понятно. Их рассказов среди опубликованных документов дела нет, зато есть красноречивое «и другие» в перечислении расстрелянных.

... Ярославль не был беззащитен. Там находился штаб Северного фронта РККА и несколько красноармейских частей, которые, узнав о случившемся, тут же вступили в бой. Однако ядро восставших составляли офицеры, а кроме того, все инструкторы красных частей, также бывшие офицеры, тут же перешли на сторону мятежников, передав им пулеметы и бронеавтомобиль. У красных же с дисциплиной было сами знаете как, а с боевым опытом и того хуже.

Но вскоре к ним подошли подкрепления, из Москвы прибыл бронепоезд и даже авиация, сбросившая около 12 пулов динамита. Тем не менее, жестокие бои продолжались до 21 июля. В результате город был сильно разрушен, деревянная часть выгорела.

Видя, что силы неравны, захватившие город боевики попытались спастись весьма своеобразным способом. Они объявили, что находятся в состоянии войны с Германией и сдаются германской армии – в Ярославле имелось некоторое количество австро-венгерских пленных и при них председатель комиссии военнопленных лейтенант Балк. Тот согласился, наскоро вооружил австрийцев, а главарей восстания запер в здании театра. Впрочем, после недолгих переговоров с красными пленные, совершенно не желавшие влезать в чужие разборки и погибать непонятно на чьей войне, оружие сдали, а лидеров мятежа лейтенант Балк передал в руки властей.

За событиями в Ярославле стоял некий «Союз защиты родины и свободы». Входили в него, в основном, бывшие офицеры, а организатором являлась уже знакомая нам светлая личность – Борис Викторович Савинков, эсеровский террорист, крупный деятель Временного правительства, сподвижник Корнилова, и пр., по многим данным, имевший давние тесные отношения с французской разведкой.

Как выяснилось впоследствии, согласно плану, «Союз» должен был одновременно произвести восстания в 34 городах. Естественно, из этих великих намерений мало что вышло. Кое-как удалось устроить несколько локальных путчей, которые были тут же разгромлены – «ярославцы» продержались дольше всех, но конец был все равно один. По свидетельским показаниям, мятежники говорили, что скоро возьмут под контроль все Поволжье.

То, что планы Савинкова были разработаны совместно с французской миссией, давно уже не является секретом. Он получил от французского посла Нуланса более двух миллионов рублей на свои дела, и еще 200 тысяч дал Масарик, будущий первый чехословацкий президент, тоже заинтересованный в поражении центральных держав, чтобы восстановить самостоятельность своей родины.

Согласно первоначальному плану, восстание должно было произойти в первых числах июня в Москве. Однако от этого намерения вскоре отказались – взять Москву, даже стянув туда все пять тысяч членов «Союза», было невозможно, если не иметь сильных союзников во властных структурах. А если таковых иметь – теоретически возможно, но с учетом бардака в стане этих союзников...

Взвесив все прискорбные обстоятельства, мятежники остановились на другом варианте. Восстания произойдут в городах вокруг Москвы: в Ярославле, Костроме, Рыбинске, Муроме и других. Затем повстанцы соединяются с находящимся на Волге мятежным чехословацким корпусом, а англо-французский десант высаживается в Архангельске и наносит главный удар через Вологду на Москву. Все вместе они осаждают столицу, захватывают ее и... ну конечно же, объявляют войну Германии! Этот план был немножко лучше первого – но совсем немножко, ибо шансы захватить таким образом столицу все равно равнялись нулю.

Считается, что ярославское восстание не имело никакой связи с московским. Вроде бы так, ибо связь не доказана – бумажек нет! – но говорить о совпадении в данном случае просто несерьезно. Что ж, если не выявлены контакты между организациями, давайте поищем ниточки от человека к человеку. Имели ли деятели левоэсеровского восстания какую-нибудь связь с Савинковым, кроме того, что все они эсеры, а значит, какое-то время находились в одной партии?

Рассмотрим подробнее личность исполнителя теракта и его связи. Персонаж сей весьма примечателен.

Начнем с того, что основному террористу было на момент совершения «акта» отнюдь не тридцать, как говорили свидетели, а всего лишь двадцать лет. Яков Блюмкин происходил из многодетной одесской еврейской семьи «с политическим уклоном»: один из его братьев – анархист, сестра – социал-демократка, еще один брат – довольно известный одесский литератор. Сам Яков с шестнадцати лет пошел работать, примерно в 1917 году вступил в эсеровскую партию. Участвовал в боях с Центральной Радой – самостийным украинским правительством. В январе 1918 года вместе с известным вором Мишкой Япончиком принимал участие в создании 1-го добровольческого Железного отряда – вот такие тогда были расклады! Одновременно он дружил с одесской левой поэтической богемой, представители которой вскоре оказались в Красной Армии. Один его приятель-поэт служил комиссаром у Железнякова (того самого, у которого караул устал), другой был начальником штаба у диктатора Одессы Муравьева (того, который чуть раньше командовал обороной Петрограда). С помощью приятеля и Блюмкин входит в доверие к Муравьеву. В марте 1918 года он оказывается начальником штаба 3-й украинской советской армии – правда, сие великое воинство насчитывало всего четыре тысячи человек, но по тем временам это была довольно крупная сила. Воюет армия не так чтобы очень хорошо, зато замечательно экспроприирует – впрочем, где тогда было иначе?