Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Книги ему нужны были для работы, а вовсе не для того, чтобы скрасить одиночество. Всегда ощущающий себя одиноким, Налбандян только в равелине почувствовал вдруг, что есть у него и друзья и родные, есть могучая, им же созданная опора, есть, наконец, целый благодарный народ, озабоченный его судьбой!..
Генерал Симон Султаншах, в свое время так много сделавший для «Юсисапайла», сейчас всячески старался до опубликования приговора хотя бы под свое поручительство вырвать больного Микаэла из тюрьмы. Александр Второй отказал генералу, но уже одно то, что его не забыли, оказалось достаточным, чтобы политический узник почувствовал себя сильным и правым.
Потом, когда вновь разрешили свидания, навестить Микаэла пришли Ованес Берберян, Анания Султаншах, Казарос Хафафян, Микаэл Тер-Григорян… Из Нахичева-на приехал Карапет Айрапетян, а из Москвы — Степанос Назарян.
«Побывав в Петербурге, встретился с ним; поистине сладостная встреча, — вспомнит потом Назарян. — Но что пользы для него и какое утешение мне? Я не смог дать ему хотя бы частички своей свободы, кроме нескольких жалких и сочувственных дружеских слов… Присутствовал стоокий страж, разговор также был на русском. О невыносимая боль, неизлечимая рана! Мало было нам наших армянских болей, так еще столь великую боль присовокупил к ним наш неблагоразумный любимец, уронив себя и унизив нас перед нашими врагами…
Да будет бог опорой нам и ему…»
Да, поистине армянской болью стал арест Микаэла для всех близких!
О чем беседовал во время встречи с Микаэлом глубоко переживающий эту боль Назарян? Кто знает… Но нет сомнений, что должны были говорить они и о другой армянской боли — о прекращении издания «Юсисапайла».
«Со всей самоотверженностью, всяческими лишениями и страданиями я делал до сих пор все, что смог, — должен был сказать Микаэлу Назарян. — Время уже и мне отдохнуть; нельзя прошибить головой стену. Совершенно должна измениться наша нация, чтобы вновь открылась мне возможность предпринять новое патриотическое дело…»
Что касается Налбандяна, то он был буквально ошеломлен известием, что «Юсисапайл» больше не издается.
«Помнишь, что ты говорил, что Патканян желает издать какую-то газету, что же, начал издавать, как она называется и каков был прием со стороны публики? Мне очень жаль, что наш «Юсисапайл» больше не существует и арена осталась литературным пигмеям!..»
…И в эти же самые дни в связи с ведущимся следствием власти допросили в Нахичеване-на-Дону сто человек из всех городских сословий. И все сто человек подтвердили свидетельство председателя городского магистрата Даниэла Гарагаша:
«Жителя Нахичевана, кандидата Санкт-Петербургского университета я довольно хорошо знаю как человека превосходного во всех отношениях; ни одного его плохого поступка не видел и поэтому совершенно одобряю все его поведение, тем более что он, будучи уполномочен со стороны нашего общества по делу чрезвычайно значительных для Нахичевана сумм индийского наследства, со всей своей честностью полностью оправдал доверие общества».
Пока Арутюн Халибян сообщал Габриэлу Айвазовскому о результатах «повального допроса», особенно подчеркивая, что сто шесть человек «адабрили» поведение и дела Микаэла Налбандяна, посему и не исключено, что его освободят, выходящая в далекой Калькутте газета «Ехпайрасер» открыла свой очередной номер взволнованным сообщением об аресте известного и любимого народом национального деятеля.
«Ехпайрасер» обращался к самому Налбандяну:
«Каждый индийский армянин, которому посчастливилось встретиться и поговорить с тобой, воздев руки, молится о твоей свободе, витязь-патриот! Да — витязь, и достойный этого звания, ибо добился ты его своей самоотверженностью, так же, как и вошел в сонм пророков, написав и своей статье: «Защищать грубо попранные права армянина» — вот подлинный смысл и цель нашей жизни. И чтобы достигнуть этой цели, мы не остановимся ни перед тюрьмой, ни перед ссылкой и будем служить ей не только словом и пером, но и оружием и кровью, если когда-нибудь удостоимся взять в руки оружие и освятить своей кровью провозглашаемую нами доселе свободу».
Да, ты не испугался и жизнь свою посвятил своей нации…
Шагай же, шагай, новый Вардан Армянской страны, шагай, куда поведет тебя Судьба. Если палящий зной Индии не смог одолеть цветок твоего патриотизма, то и жестокий сибирский мороз, если ты, к несчастью, сейчас там, не сможет потушить пламя той любви, которое с детства горит в твоем сердце!»
В РАВЕЛИНЕ. ГОД ВТОРОЙ
«Сегодня получил фунт табаку и десять апельсинов».
«Через надзирателя послал коменданту крепости жалобу относительно насекомых, которые постоянно загаживают еду и чай».
«Получил письмо: прислали копию полученной о носороге бумаги и десять апельсинов».
«Сегодня годовщина моего заключения».
Тюремный дневникМикаэл, всю жизнь спешивший и умевший ценить каждый день и час, смирился с мыслью, что в ближайшее время ему вряд ли удастся выйти из равелина. Он решил и здесь не терять времени зря.
И начал с очень практических вопросов.
Дело в том, что теоретически развив и раскрыв в своем «Земледелии» перспективы политического и экономического развития народа, он не успел дать их практического обоснования, хотя никогда не переставал думать о новых отраслях и возможностях экономического развития. Еще в Бенгалии случайно познакомившись с растением Sorghum Sacchatum, или, попросту, сорго, богатым сахаром
