Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

Магги молчала. Она не имела силы промолвить слова или повернуть голову. Чувство злобы, поддерживавшее ее, теперь более не существовало и ее дрожавшие губы обнаруживали внутреннюю тревогу. Она не могла надеяться на свои силы и простить его на словах, как она уже простила его мысленно за его откровенную исповедь.

Между тем, они подошли опять к воротам. Магги остановилась, дрожа всем телом.

– Вы не должны говорить этого: я подобных вещей не могу слышать, – сказала она, смотря уныло вниз.

Стивен в это время загородил ей дорогу к воротам.

– Мне очень жаль, если вы страдаете, – прибавила она: – но нет никакой пользы говорить об этом.

– Нет, польза есть! – воскликнул с увлечением Стивен: – польза была бы, если б вы выказали мне хоть несколько сожаление и внимание, а не думали обо мне самым несправедливым образом. Я бы мог все снести, если б только знал, что вы не ненавидите меня и не считаете дерзким фатом. Взгляните на меня, посмотрите, на что я похож, точно бес во мне сидит; я каждый день скакал верхом верст по тридцати, чтоб только прогнать из головы мысль о вас.

Магги на него не смела посмотреть. Мельком она, бедная, уже – заметила его взволнованное исхудалое лицо.

– Я о вас худо не думаю, – проговорила она тихо.

– Так, дорогая моя, взгляните на меня, – сказал Стивен нежным тоном смиренной мольбы. – Не оставляйте меня. Дайте мне хоть минуту счастья, дайте мне увериться, что вы меня простили.

– Я вас прощаю, – сказала Магги, потрясенная его нежною мольбою, но с усиливавшимся ежеминутно страхом. – Но, пожалуйста, позвольте мне теперь уйти. Прошу вас, оставьте меня.

При этих словах слеза скатилась с ее нависших ресниц.

– Я не могу идти. Я не могу вас оставить, воскликнул Стивен с страстной мольбой. – Я ворочусь опять, если вы меня теперь прогони те; я не могу за себя отвечать. Но если вы еще пройдете со мною несколько шагов, то я этим счастьем буду долго жить. Вы, кажется, ясно видите, что чем вы сердитее со мною обходитесь, тем безрассуднее я становлюсь.

Магги молча повернулась. В это время Танкред, гнедой конь Стивена, начал сопротивляться этим слишком частым поворотам; хозяин его, заметив Вилли Мосса, посматривавшего на них из-под ворот, позвал его:

– Эй, голубчик! – подержи-ка, пожалуйста, лошадь.

– Ах, как можно! – поспешно заметила Магги. – Что скажет тетя?

– Ничего, – отвечал Стивен нетерпеливо. – Они никого не знают в Сент-Оггсе. – Поводи ее здесь взад и вперед; я сейчас ворочусь, минут через пять не более, прибавил он, обращаясь к Вилли.

Потом, повернувшись к Магги, он пошел с нею в поле. Теперь ей нельзя было нейти.

– Возьмите мою руку, – сказал Стивен.

Она взяла его руку, но чувствовала, как будто ее душит кошмар.

– Нет конца этому несчастию, начала она, пытаясь словами уничтожить его влияние. – Гадко, подло позволять себе малейший взгляд или слово, которое мы не желали бы, чтоб Люси или кто-нибудь другой узнал. Подумайте о Люси.

– Я думаю о ней, слава Богу, довольно. Если б только я не думал о ней…

И Стивен прикоснулся руки Магги, лежавшей в его руке, и оба замолчали.

– У меня есть также узы, продолжала Магги с отчаянными усилиями: – они существовали бы, если б Люси и не было на свете.

– Вы дали слово Филиппу Уокйму? поспешно – спросил Стивен. – Я угадал?

– Я считаю себя несвободной и ни за кого другого не выйду замуж.

Стивен молчал. Когда же они повернули на боковую тропинку, совершенно-защищенную от солнечного зноя и нескромных глаз, он разразился страстными восклицаниями.

– Это противоестественно! Это ужасно! Магги, если б вы меня любили, как я вас люблю, то мы, ради нашего счастья, все забыли бы на свете. Мы бы разорвали все эти глупые узы, заключенные по ошибке и незнанию, и решились бы жениться.

– Нет, я лучше соглашусь умереть, чем поддаться этому искушению, – сказала Магги тихо, но ясно.

Ее духовные силы, окрепнувшие в долгие годы несчастья и горя, помогли ей превозмочь внутреннюю тревогу души. Сказав это, она выдернула свою руку из его руки.

– Так скажите, что вам до меня дела нет, воскликнул Стивен почти грубо. – Скажите, что вы любите кого-нибудь другого более, чем меня.

В голове Магги блеснула мысль, что она может избавиться хоть от этой внешней борьбы; ей стоило только сказать, что ее сердце принадлежит Филиппу, но уста ее не могли этого выговорить и она молчала.

– Если вы меня любите, дорогая моя, продолжал уже нежно Стйвен, взяв опять ее руку: – то лучше нам жениться. Это мы должны сделать; это необходимо. Мы не можем помочь горю, которое это причинит другим; оно не от нас зависит. Наше чувство естественно; оно овладело мною, несмотря на все мои усилия превозмочь его. Один Бог знает, как я старался быть верным прежним узам и я только испортил этим дело; право, лучше, если б я сразу поддался ему.

Магги молчала. О! если б она только могла увериться, что не грешно, и могла бы более не бороться и не идти против течение, хотя нежного, но сильного, как летний поток.

– Скажите да, дорогая моя! – сказал Стивен, наклоняясь и с нежной мольбою смотря на нее. – Что нам до света, если мы будем принадлежать друг другу?

Дыхание ее касалось его лица, губы его были очень близко к ее губам; но к его любви примешивалось теперь чувство страха ее оскорбить. Ее губы и веки дрожали. Она прямо посмотрела ему в глаза с видом прелестного дикого зверька, робко борющегося с ласками. Чрез минуту она повернулась и поспешно пошла домой.

– К тому же, продолжал Стивен с возраставшим нетерпением, стараясь победить свои и ее сомнения: – я не нарушаю никакого положительного обещания. Если б Люси перестала меня любить и полюбила бы другого, то я не чувствовал бы себя вправе иметь на нее какое-нибудь притязание. Если вы не дали слова Филиппу, то мы не связаны никакими узами.

– Вы не верите тому, что говорите, вы совершенно иначе об этом думаете, – сказала серьезно Магги. – Вы чувствуете то же, что я, то есть, что настоящие узы образуются теми чувствами и ожиданиями, которые мы вселяем в умах других людей, иначе все узы могли бы быть расторгнуты, если не грозит за это внешнее наказание. Тогда не было бы на свете чувства верности.

Стивен молчал. Он не мог далее развивать этот аргумент; уверенность в противоположном слишком глубоко запала в его душу еще во время его прежней борьбы с самим собою; но этот же аргумент скоро представился ему в новом виде и он попытал еще раз счастья.

– Но этого обязательства исполнить нельзя, – начал он с необычайною настойчивостью: – это противоестественно. Мы теперь только можем притворно отдаться другим. А в этом кроется зло; оно может быть источником горя и несчастья столько же для них, как и для нас. Магги, вы должны об этом подумать, вы, верно, уже об этом думали?

Он жадно смотрел ей прямо в лицо, горя желанием увидеть хоть малейший признак, что она соглашалась с ним. Руку ее, лежавшую в его руке, он сжимал нежно, но решительно. Несколько минут она молчала, смотря пристально вниз. Наконец, тяжело вздохнув, она подняла глаза и, смотря на него с грустью, начала говорить:

– Трудно, трудно, да, жизнь наша трудна. Иногда мне кажется, что мы должны следовать порывам нашей страсти; но потом невольно вспомнишь, что эти чувства часто идут наперекор тем узам, которые образовались в продолжение всей нашей прежней жизни. Эти чувства расторгли бы пополам узы, связавшие жизнь других с нашей жизнью. Ах! если б жизнь была так легка и проста, как она должна быть в раю, и если б перед нами являлся прежде других тот, кого… то есть, я хочу сказать, если б жизнь не рождала нам обязанностей прежде, чем любовь придет, то любовь была бы знаком, что люди, полюбившие друг друга, должны и принадлежать друг другу; но теперь я вижу и чувствую, что дело совсем иное. Есть случаи в жизни, когда мы должны от некоторых вещей отказываться; мы должны отказаться теперь от любви. Многое мне в жизни темно и непонятно: одно только ясно, что я не должна искать себе счастья, жертвуя счастьем других. Любовь – чувство естественное, но и жалость, верность и память о прошедшем также естественны. И чувства эти, не переставая жить во мне, наказывали бы меня, если б я им не повиновалась. Меня везде бы преследовали призраки страданий, которых я сама была причиной. Любовь наша была бы отравлена. Нет, не настаивайте: помогите мне, помогите мне, ведь я вас люблю!

Магги говорила искренно, лицо ее горело от волнение, а глаза выражали любовь и мольбу. Чувство благородства, врожденное Стивену, откликнулось на этот зов, но в то же время и как могло быть иначе? Эта умоляющая красавица еще более очаровала его.

– Дорогая моя! – сказал он чуть слышным шепотом, тихонько привлекая ее к себе: – я сделаю все, что велишь; перенесу все, все. Только один поцелуй… один… последний… прежде, чем мы расстанемся.

Раздался поцелуй, а за ним наступило молчание.

– Пустите меня! Пойдемте скорей домой! – воскликнула наконец Магги с испугом.