Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

Что касается милой Люси, то ее победа на мельнице и все прекрасные планы, которые создавало ее пылкое воображение для Магги и Филиппа, были причиной ее веселого расположение духа в этот день, и она чувствовала только удовольствие при виде маггиного успеха. Конечно, сама она была тоже чрезвычайно хороша и привлекательна, и Стивен в этом публичном собрании окружил ее особенным вниманием: он ревностно покупал все вещи, которые были собственной работы пальчиков Люси, и, весело помогая ей завлекать покупателей, он шутками принуждал мужчин покупать всевозможные дамские безделушки; он даже вздумал, сняв свою шляпу, надеть вместо нее красную феску ее работы; но посторонние зрители приняли эту выходку менее за комплимент Люси, нежели за желание пофрантить какою-нибудь особенностью. «Гест большой франт», – заметил молодой Торри; «но, впрочем, он привилегированный человек в Сент-Оггсе; ему дела нет до других. Попробовал бы кто другой выкинуть такую штуку, всякий бы сказал, что он дурака ломает».

У Магги Стивен решительно ничего не купил, так что, наконец, Люси – сказала ему почти сердито, вполголоса:

– Посмотрите, все вязанья Магги почти распроданы, а вы ни одной вещички не купили. Вон, взгляните на эти прекрасные теплые и мягкие нарукавники – купите их, пожалуйста.

– О, нет, – сказал Стивен: – они деланы для людей с большим воображением, которые в состоянии дрожать при мысли о суровом Кавказе в такой жаркий день, как нынче. Вы рекомендуйте их Филиппу. Да, кстати, отчего его здесь нет?

– Он никогда не любит бывать там, где много народу. Я, впрочем, его приглашала. Он мне сказал, что он готов купить те из моих товаров, которые другим людям не понравятся. А вы ступайте и купите, пожалуйста, что-нибудь у Магги.

– Нет, нет… смотрите, у ней есть уже покупщик: вон сам старик Уоким к ней подходит.

Люси быстро устремила любопытный взгляд на Магги, желая видеть, как произойдет первое свидание после тяжелого для воспоминаний времени с человеком, к которому она должна была иметь такую смесь различных чувств. Но ей приятно было видеть, что Уоким имел довольно такта прямо повести разговор о товарах на базаре; его, казалось, интересовала эта торговля. Улыбаясь от времени до времени и глядя на Магги, он не давал ей случая много говорить, заметив, что она была немного бледна и сконфужена.

– Ну, Уоким, кажется, очень разлюбезничался с вашей кузиной, – сказал Стивен вполголоса Люси: – это очень великодушно с его стороны. Вы, кажется, говорили о семейной вражде.

– О! это, я думаю, будет скоро все забыто, ответила Люси, проговариваясь нехотя от избытка удовольствия, и говоря это значительным тоном.

Но Стивен, казалось, не – заметил этого, и в то время, когда подходившие дамы стали покупать мелочи, он незаметно стал пробираться в тот конец, где находилась Магги, пересматривая безделушки и держась в стороне, покуда Уоким, расплатившись, кончил свои покупки.

– Мой сын пришел со мной, – сказал он, уходя: – но он исчез куда-то, оставя на меня эту богоугодную и приятную обязанность. Я надеюсь, вы его побраните за его застенчивость.

Она – отвечала на его улыбку и поклон тем же. Отвернувшись от нее, он только – заметил Стивена и кивнул ему головой. Магги, конфузясь присутствием Стивена, продолжавшемся довольно долго, принялась пристально считать деньги и избегала его взглядов. Она была очень довольна, что в этот день он посвятил себя исключительно Люси и к ней даже не подходил. Поутру они обменялись равнодушным поклоном, и оба были весьма довольны находиться вдали друг от друга, как страдалец, который воздержался от опиума после неоднократного невоздержного употребление.

В последние дни они не удерживали своего увлечение, предвидя впереди обстоятельства, которые должны были их навсегда разлучить, и желая к концу приберечь всю силу воли и характера.

Стивен двигался шаг за шагом, как будто нехотя влекомый постороннею силой, покуда, обогнув открытую часть лавки, он не очутился на половину скрытый перегородкою из драпри. Магги продолжала все еще считать деньги, когда вдруг она услышала тихий и грустно звучащий голос: «Кажется, вы очень устали; позвольте мне принести вам чего-нибудь, или желе – можно?

Неожиданные звуки Потрясли ее до глубины души, как случайно раздавшийся аккорд арфы.

– О, нет! Благодарю вас, – сказала она слабым голосом, и только на половину подняв голову, она мгновенно опустила ее.

– Вы так бледны, настаивал умоляющим голосом Стивен. – Я уверен, что вы устали. Я принужден вас ослушаться и принести что-нибудь.

– Нет, я вас уверяю, я не в состоянии ничего есть.

– Вы сердитесь на меня? Что я мог сделать? Ради Бога взгляните на меня!

– Оставьте меня, пожалуйста, я вас прошу, – сказала Магги, глядя на него безнадежно.

С него глаза ее быстро обратились в противоположный угол эстрады, на половину закрытый складками полинялой, зеленой занавеси. Магги едва успела произнести эту просьбу, как она уже чувствовала с горестью позволение, которое в ней заключалось; но Стивен быстро отвернулся и, следуя за взглядом, брошенным Магги на эстраду, увидел Филиппа Уокима, который сидел, забившись в углу, так что ему только видно было оттуда одну Магги. Совершенно новая мысль мелькнула в голове Стивена. Соображая все это с замечаниями, которые он сделал над Уокимом и ответом Люси на его выходку, он убедился, что между Магги и Филиппом существовали прежде отношение, кроме той детской дружбы, о которой он слышал. Много различных чувств разом побудили его оставить залу. Он пошел наверх, в буфет, и потом, подойдя к Филиппу, присел позади его, положив ему на плечо руку:

– Что ты, изучаешь кого-нибудь, чтоб написать портрет, Фил? – сказал он: – или тебе нравится контур этого стрельчего окна? Право, из этого темного угла оно очень эффектно, особенно при этой занавеске.

– Я изучал экспрессию, – сказал Филипп отрывисто.

– Чью? мисс Теливер? Она как-то дико печальна сегодня; мне кажется она походит теперь на падшую принцессу, служащую за прилавком. Меня кузина ее посылала к ней с вежливым предложением принести ей чего-нибудь закусить; но меня отправили по обыкновению. Между нами вражденная антипатия, сколько я замечаю: мне редко достается иметь честь угодить ей.

– Какой ты фальшивый! – сказал Филипп, краснее от злости.

– Отчего? от того ли, что я по опытности знаю, что имею способность вообще нравиться? Я допускаю этот закон; но здесь какая-то посторонняя сила помехой.

– Я ухожу, – сказал Филипп; вдруг вставая с места.

– И я тоже. Надо подышать свежим воздухом; здесь душно. Кажется, я сегодня верой и правдой послужил довольно долго.

Оба друга спустились по лестнице вниз, не говоря ни слова. Филипп повернул из наружной двери на двор, а Стивен говоря:

– Да, впрочем, мне нужно еще тут зайти.

Пошел прямо коридором на другой конец строение в комнаты, отведенные для общественной библиотеки. Он был очень рад, найдя комнату совершенно пустую и, с сердцем швырнув шляпу на стол, бросился в кресло, устремил глаза на большую каменную стену, и так тяжело вздохнул, как будто, ему только что удалось убить, «великана Пифона». Действия, проистекающие от нравственного столкновения, часто имеют такое сходство с пороком, что разница ускользает, от, внешнего суждение, основанного только на сравнении поступков. Ясно видно, я полагаю, что Стивен не был лицемер, способный на умышленную двуличность для достижения задуманной цели; но все-таки его колебание между чувством, которому он давал волю, и систематическим желанием скрыть его, составили бы важную статью, в оправдание Филиппова осуждение.

Между тем Магги сидела в своей лавке; холодная дрожь пробегала по всему телу ее и болезненное ощущение, которое она чувствовала в глазах, происходило от давно и упорно-сдержанных слез. Неужели вся жизнь ее должна была пройти таким образом? Неужели в жизни ее ожидала только постоянная внутренняя борьба? Она бессознательно слушала суетливые, равнодушные разговоры, звучавшие вокруг нее, и дорого бы дала, чтоб отделаться от своих грустных мыслей и перенестись в этот мир легкий и болтливый. В эту самую минуту пастор Кенн, недавно вошедший в залу, прогуливался взад и вперед по базару, держа руки за спиною и обозревая все, что находилось в зале. Вскоре глаза его остановились на Магги и он был поражен выражением глубокой грусти на ее прекрасном лице. Она сидела покойно, не шевелясь, потому что толпа покупателей уменьшилась значительно в этот поздний час. Джентльмены преимущественно предпочитали полдень для своих посещений, и лавка Магги была почти пуста. Это обстоятельство и ее грустный и задумчивый вид представляли разительный контраст с ее подругами, которые все были заняты, веселы и оживлены. Обстоятельство это сильно заинтересовало. Замечательное лицо ее, весьма естественно, привлекло его внимание в церкви как новость. Побывав как-то по делу у мистера Дина, он был ей представлен, но кроме трех или четырех слов ему ни разу еще не удавалось с ней поговорить. Он направился к ней теперь, и Магги, заметив, что кто-то к ней подходит, встрепенулась, подняла глаза и приготовилась говорить. Когда она увидела лицо пастора Кенна, она почувствовала инстинктивно облегчение от некоторого беспокойства при виде нового покупателя. Лицо Кенна было одно из тех открытых лиц, людей средних лет, с серьезным проницательным добродушием, сиявшим на нем. Оно, казалось, свидетельствовало о человеке, достигшем до твердого и безопасного берега, и смотревшем с бессильным состраданием на несчастных, которые еще боролись с свирепыми волнами. В эту минуту впечатление, произведенное на Магги, когда она впоследствии о нем припоминала, было нечто в роде обещание. Люди средних лет, пережившие уже некоторым образом пору сильных ощущений, живут воспоминаниями; но их воспоминание не совсем еще созерцательны; в них мы видим часто большое участие страстей. Такие люди могут служить натуральными проповедниками; их прямое назначение посвятить себя на то, чтоб быть и избавителями спотыкающихся на пути жизни юношей и несчастных жертв отчаяние. Многие из нас в известные минуты нашей юности с радостью приветствовали бы священника такого природного ордена, вместо всевозможных канонических или неканонических; но – увы! мы должны были, подобно Магги, достигать девятнадцатилетнего возраста без всякой посторонней помощи.