Прикосновение - Колин Маккалоу

Но отказываться от признания Яшма не пожелала. Сержанту Стенли Туэйтсу и в голову не пришло бы запретить мисс Нелл свидание с узницей, поэтому Нелл проводили в камеру, предназначенную для опасных преступников и отделенную от полудюжины камер, куда сажали буянов и мелких воришек.

— Яшма, они тебя повесят! — выкрикнула Нелл и снова расплакалась.

— Пусть вешают, мисс Нелл, — добродушно откликнулась Яшма. — Ведь я уже убила насильца Анны.

— Насильника, — машинально поправила Нелл.

— Он погубил мою малютку Анну, он должен был умереть. Никто и ничем не смог бы помочь, Нелл. Мой долг — убить его.

— Даже если ты и правда его убила, Яшма, отрицай это' Тогда тебя будут судить, мы предъявим смягчающие обстоятельства, папа наймет самых лучших адвокатов, которые даже у Понтия Пилата добились бы оправдательного приговора для Иисуса! Умоляю, откажись от признания!

— Не могу, мисс Нелл. Я убила его и горжусь этим.

— О, Яшма, жизнь гораздо дороже любых признаний! Особенно твоя жизнь!

— Неправда, мисс Нелл. Человек, который заставил ребенка, мою маленькую Анну, служить его похоти и наполнял ее вонючей слизью, — не человек. Сэм О'Доннелл заслужил страшную смерть. Я бы убивала его раз за разом. С какой радостью я об этом вспоминаю!

Поколебать решимость Яшмы не удалось.

На следующий день ее усадили в фургон для перевозки заключенных и увезли в тюрьму Батерста. Один констебль правил упряжкой, второй сидел рядом с китаянкой. Ее боялись и в то же время жалели. Сержант Туэйтс запретил заковывать Яшму в наручники, его приказ сочли нелепым, но поездка прошла благополучно. Яшма Вон очутилась за решеткой в тот же момент, когда тело Сэма О'Доннелла предавали земле на кладбище Кинросса; похороны оплатили Теодора Дженкинс и еще несколько убитых горем, подавленных женщин. Преподобный Питер Уилкинс произнес над свежей могилой трогательную речь — устроить панихиду в церкви он не осмелился, чтобы не оскорбить родителей Анны. Слушательницы расходились, всхлипывая под черными вуалями и прижимая к глазам платочки.

Полиция тщательно обыскала палатку О'Доннелла, но ни в ней, ни поблизости не нашли никаких улик, доказывающих, что убитый был знаком с Анной Кинросс. Ни предмета женской одежды, ни безделушки, ни платочка с монограммой — ничего.

— Мы вскрыли все банки и вылили краску, разодрали кисти, прощупали швы одежды, даже проверили, не зарыто ли что-нибудь под палаткой, — объяснял сержант Туэйтс Руби. — Клянусь честью, мисс Коствен, мы искали повсюду. Но он, похоже, был аккуратистом и чистюлей. Слишком уж чисто в палатке и вокруг нее: веревки смотаны, есть таз для стирки, еда разложена по жестяным банкам из-под печенья, ботинки начищены, на тюфяке свежая простыня — словом, полный порядок.

— Что же теперь будет? — спросила Руби, которая за последнее время постарела и теперь выглядела на свои годы.

— Магистрат вынесет приговор. Ходатайство об освобождении под залог отклонят — такие преступления караются смертной казнью.

Между тем слухи доползли до Сиднея, и газеты опубликовали историю во всех подробностях, смакуя описания отрезанных частей тела Сэма О'Доннелла, засунутых ему в рот, — подразумевалось, что убитому все-таки пришлось съесть собственные гениталии. Издатели неоднократно подчеркивали, как опасно нанимать слуг-китайцев, в итоге смерть Сэма О'Доннелла стала еще одним доказательством в пользу запрета на въезд китайцев в страну. И таблоиды, и солидные еженедельники высказывались за массовую депортацию китайцев из страны, даже тех, которые родились в Австралии. Тот факт, что какая-то нянька с гордостью призналась в убийстве, воспринимали как признак порочности. А Анну Кинросс почему-то описывали как «простушку», из чего читатели делали вывод, что она в состоянии сложить два и два, но приплюсовать к тринадцати двадцать четыре уже не способна.

Телеграмма застигла Александра у западного побережья Австралии, хотя он еще не успел известить руководство компании о возвращении домой. За последние годы он не утратил ни грама скрытности. Корабль вошел в сиднейскую гавань через неделю после того, как Яшме было предъявлено обвинение, на пристани Александра встретила бурлящая толпа журналистов со всех концов страны и корреспондентов почти всех крупных иностранных газет — от «Таймс» до «Нью-Йорк таймс». Ничуть не смутившись, Александр дал импровизированную пресс-конференцию прямо в порту, парируя щекотливые вопросы логичным «если все в Сиднее знают больше меня, зачем обращаться ко мне?».

Саммерс встретил хозяина и доставил его в новый отель на Джордж-стрит, по которой еще не проложили трамвайные рельсы.

— Так что же произошло, Джим? — спросил Александр. — Ты знаешь правду?

Обращение по имени было для Саммерса в новинку. Растерянно поморгав, он объяснил:

— Яшма убила того типа, который совратил Анну.

— Совратил Анну — или якобы совратил, по мнению Яшмы?

— Сэр Александр, лично я ничуть не сомневаюсь, что Сэм О'Доннелл получил по заслугам. Я видел лицо Анны в тот момент, когда она назвала моего пса Ровером: она была безоблачно счастлива и озиралась в поисках хозяина собаки. Если бы я знал, что и у Сэма есть серый пес пастушьей породы по имени Ровер, я бы все понял. А Яшма поняла, потому что познакомилась с О'Доннеллом у Теодоры Дженкинс. Он красил ей дом. Но я ни о чем не догадался, и Яшма решила сама расправиться с виновным.

Александр вгляделся ему в глаза и вздохнул:

— Щекотливое положение, верно? Насколько я понимаю, больше никаких улик не всплыло?

— Ни единой, сэр. Он был на редкость осторожен.

— Как думаешь, нам удастся спасти Яшму?

— У нас нет ни единого шанса, даже если вы встанете на ее сторону.

— Значит, остается только спасать мою семью и готовиться к худшему.

— Да, сэр.

— Ну почему она не сообщила о своих подозрениях тебе или Руби!

— Наверное, она сразу поняла, что, если дойдет до разбирательства, поверят Сэму, а не Анне, и решила не мучить девочку, — неуверенно предположил Саммерс.

— И я так думал. Бедная Яшма… Я перед ней в неоплатном долгу.

— Яшма про долг и не думала. Она просто мстила за Анну. Только за нее.

— Кого порекомендовали «Лайм и Милликен»?

— Сэра Юстаса Хайт-Боттомли, сэр. Он уже не молод, но имеет звание королевского адвоката и считается самым видным барристером в… да пожалуй, что и во всей Австралии, — заключил Саммерс.

Перед отъездом из Сиднея в Кинросс Александр сделал все. что мог. Вместе с сэром Юстасом (который, увы, с уверенностью предсказывал смертный приговор — если обвиняемая не откажется от собственных признаний) он пустил в ход свои связи и добился, чтобы в суде председательствовал судья, способный рассуждать логично, а дело рассматривалось не в Сиднее, а в Батерсте. И как можно быстрее. Сэр Юстас сопровождал Александра в его личном вагоне до Литгоу, где вагон перецепили к кинросскому составу. Далее адвокат направился в Батерст первым классом. Многочисленная свита его помощников расположилась в вагоне второго класса и коротала время беседами об английских законах применительно к колониям.