Любви все роботы покорны (сборник) - Ринат Мусин

С реки стелился туман. Белые змейки ползли по траве, обвивались вокруг стволов деревьев, полупрозрачным маревом подергивали светлеющее небо. Еще немного, и берег утонет в густой молочной мгле.

Они явились с туманом. Дымчатые фигуры одна за другой возникали из ниоткуда, босые ноги ступали по воздуху, едва касаясь верхушек трав. Старшая, с венком из мятлика и шалфея на длинных волосах, хищно вытянула голову, всматриваясь: где чужаки?

Человечьи детеныши ночь напролет резвились на Священном Лугу, досаждая им возней, и криками, и неуместным смехом. Достойные отпрыски своих отцов, не желающих помнить древние обычаи. Высокомерных в собственном могуществе, возомнивших себя владыками земли.

Что ж, невежи и святотатцы, наказанием за ваш проступок – смерть.

Старшая скользнула вперед, ее сестры тенями последовали за ней. Они окружили поляну, теснее и теснее смыкая круг, и у березы, на ложе примятой травы, увидели тех, кого искали. Чужаков из Мира-за-Лесом, обнаженных и беззащитных, тесно переплетшихся телами под аккомпанемент соловьиных трелей.

Они, невидимые за туманом, долго смотрели на детей человеческих, и старшая медленно, не в такт убыстрявшимся движениям вечного танца, одобрительно качала головой. А когда обряд завершился и дети человеческие, усталые и счастливые, уснули в объятиях друг друга, тогда старшая подала знак, и они в молчании покинули берег, беззвучно и стремительно, как с началом дня развеивается утренний туман.

Над миром, пылая, восходило жаркое солнце.

– Мне звонили из лицея, – неестественно спокойным голосом сказала мама.

Анке поправила прическу. Она еще не привыкла к ощущению коротко остриженных волос.

– Сообщили, что по твоей просьбе отец забрал документы. Можешь объяснить, что происходит?

Анке пожала плечами.

– Могу.

– И насчет студии тоже. Чем ты занимаешься, когда прогуливаешь занятия?

– Работаю, – сказала Анке. – А учиться я буду в колледже при биофаке. С моим аттестатом меня туда уже зачислили. Без экзаменов.

Мамины глаза сузились, на скулах проступили красные пятна.

– Тварь неблагодарная! Ради тебя одной стараюсь, а ты…

Пощечина не была сильной. Мама совсем не умеет давать пощечины, с состраданием подумала Анке. И боится жить.

– Не делай так больше. – Анке встала из-за стола. – Иначе я уйду жить к отцу. Я ведь знаю, что вы разводитесь.

Она приготовилась выдержать новый натиск бури, но мама молчала. Поколебавшись, Анке тронула ее за плечо:

– Пожалуйста, подпиши.

Мама отняла ладони от лица. Спросила глухо:

– Что это?

– Разрешение на аборт, – очень мягко объяснила Анке. – И поскорей, если можешь: меня ждут в лаборатории.

В лабораторию при институте ее устроила Эльза, папина будущая жена, – мыть пробирки, ничего особенного, но Анке была рада и этому. И сейчас, мчась по улице, она снова радовалась наконец-то обретенному счастью.

Если сегодня получится повторить тот опыт с чашками Петри… Эльзин начальник считает, что из нее, Анке, наверняка выйдет перспективный специалист. Что с таким упорством и талантом ее ожидает блестящая научная карьера.

Перепрыгивая через лужу, Анке поймала улыбку случайного прохожего и широко улыбнулась в ответ. Жаль, конечно, что нельзя оставить ребенка, осенним листком мелькнула мимолетная мысль, но сразу исчезла, словно унесенная порывом ветра. Будущее манило ее, захватывающее и лучезарное, и она поспешила ему навстречу без сожалений и колебаний.

Дарья Зарубина, Вячеслав Бакулин

Лисий край

Она убегала, изредка оборачиваясь и хохоча. Дразня, нарочно распаляя в нем древний инстинкт хищника. Плескался по ветру лисьим хвостом белый подол. Мелькали обнаженные ступни, взметая кровавые медяки осиновых листьев. И князь гнал свою добычу, гнал без жалости. Шел как зверь на манящий терпкий запах живого, животного, сладковатый и горячий. И страсть, темная и жадная, сродни ярости, застилала ему глаза. Как широколобый молодой гончий пес, летел он в хрустальной прохладе осеннего леса, ведомый лишь одним желанием – не выпустить из виду мелькающее впереди светлое платье и облако рыжих волос.

И странный, торжествующий звук, чистый и дерзкий, как звук охотничьего рога, вырвался из его горла, когда он понял, что ей не уйти. Лисичка вновь засмеялась, когда он рванул ее за плечи. Они покатились по траве, листьям. Влажные еловые лапы хлестали по лицу. Сцепились отчаянно, ни один до последнего не желая сдаться на милость победителя. Он навалился волкодавом, рвал ее рыжий мех. Она не уступала ему, с дикарским горловым рычанием норовя вцепиться в шею. И когда слепая, страшная страсть готова была превратиться в ярость, она поддалась. Подставила мягкое лисье горло под оскаленную пасть торжествующего противника.

И, подмяв под себя своенравную и лукавую жертву, князь уткнулся носом в огненные волосы, жадно вдохнул пряный запах пота и мяты. Она обвила его бедра ногами, и тонкое светлое платье пролитым молоком расплескалось по багряной и золотой листве. Звонкая прохлада до предела обострила все чувства. Ему казалось, он ощущает в этот миг всё – каждый золотистый волос, каждую клеточку горячей кожи, каждую родинку, темную и хищную, как глаз куницы. И владеет всем этим безраздельно.

Но это продолжалось лишь мгновение. Она с силой оттолкнула его, опрокинув на спину. Взгляд, еще миг тому назад полный сладостного обещания, искушения, янтарного меда, полыхнул властным огнем. И прекрасная всадница тотчас послала его в галоп, настойчиво диктуя свой первобытный ритм. Привычный властвовать, он рвался, сам не в силах дать себе отчет, чего больше желает – сбросить ее, подмяв под себя, или послушно следовать туда, куда она гонит его, подхлестывая, следовать, повинуясь движениям ее бедер и рваному ритму дыхания.

Вскрикнув, лесная чаровница упала ему на грудь, приникла, ластясь, потерлась теплой щекой. Но он уже не верил этой обманчивой ласке. Он помнил ее горячий взор владычицы, ее хищные ноздри, ловившие его запах. Женщина – его женщина – прикусила губу, борясь с захлестнувшей волной наслаждения. И вид тоненькой алой полоски, следа укуса, под нижней губой, заставил его с шумом втянуть воздух в грудь, внезапно ставшую тесной.

Лесная хозяйка, лисья Астарта, лежала, приникнув к нему, тяжело дыша. Покорная и мягкая, как согретый солнцем мед. И он мучил и любил ее, неистово мстя за краткое владычество…

Солнечный луч вспыхнул в ее рассыпавшихся по листве волосам. Ветер, рванув полог облаков, бросился к земле, коснувшись ледяным крылом обнаженного плеча князя. Лисичка вздрогнула от холода и прижалась теснее, когда Мечислав подхватил любимую на руки, завернул в свой плащ и понес к хижине.