Невестка слепого барона (СИ) - Полина Ром

было полно любовью к этой женщине и состраданием к ней же: сколь велика была перед ней смешанная куча зерна и сколь мало она успевала перебрать! Мне стало так жалко ее и так хотелось помочь хоть чем-то, что я сама предложила: «Если хотите, почтенная госпожа, я помогу вам.». Женщина согласилась с печальной улыбкой. Когда я встала на колени рядом с этой кучей и запустила руку в теплые зерна, она погладила меня по голове и тихо прошептала: «Господь увидит твои старания, Клэр, и болезнь никогда не коснется тебя.

Храни чистое зерно два года и оставшаяся часть зла покинет его. Только помни, драгоценное дитя: нельзя бросать начатое!». Я, господин кардинал, во сне очень удивилась тому, что женщина знает мое имя. Я ведь никогда раньше не видела ее! Некоторое время я помогла ей перебирать зерна руками, а потом осмелела и спросила: «Почтенная госпожа, откуда вы знаете мое имя?». Женщина вновь погладила меня по волосам, и ладонь ее была такой теплой и ласковой, что показалось, будто у меня прибавилось сил! Она ответила мне: «Мне ведомы имена всех детей, дочь моя!»…

В комнате повисла несколько напряженная тишина. Я молчала и смотрела на собственные колени, не давая собеседникам возможности заглянуть мне в глаза. Эту драматическую паузу мы обсудили с Освальдом и решили, что будет правильнее дождаться вопроса. И вопрос прозвучал, но не от кардинала, а от герцога:

— И что же было дальше, графиня?

Я с ласковой и задумчивой, много раз отрепетированной улыбкой посмотрела своим собеседникам в глаза и ответила:

— Не знаю… В этот момент я проснулась.

Герцог и кардинал явно были сильно заинтересованы, даже заинтригованы моим рассказом. Они переглянулись.

Герцог молча кивнул его преосвященству, как бы выражая на что-то согласие, и священник заговорил со мной. Он задавал мне бесконечные вопросы, уточняя разные мелочи: во что одета была женщина, какого цвета были ее волосы, в какую руку — правую или левую, она набирала зерно. Он спрашивал, какие еще плоды я видела в этом саду и как выглядела трава, из чего были сделаны мешки с пшеницей. Уточнял, какого цвета был огонь и пахло ли от него дымом, как горели больные зерна и не шевелились ли те, что упали на землю. Он задавал такое множество вопросов, что беседа заняла у нас вдвое больше времени, чем мой небольшой рассказ.

***

ОСВАЛЬД

Все время разговора я наблюдал не за Клэр и ее сто раз отрепетированным рассказом, а за нашими собеседниками. Я видел воочию, как их мягкая снисходительность сменяется сперва интересом к беседе, а потом и неким суеверным страхом. Мужчины оба были немолоды и умели держать себя в руках, но к таким сказкам явно не были готовы.

Хотя Клэр вроде бы обращалась почти все время именно к кардиналу, герцог слушал ее не менее внимательно. И в какой-то момент, очевидно, поверив ей окончательно, набожно перекрестился. Кардинал держался дольше, но и его, как мне казалось, не просто заинтересовал рассказ, но и поразили некоторые обдуманные нами детали.

Все это время я молчал и не вмешивался, позволяя его преосвященству строить беседу так, как тот сочтет нужным.

Там, в своем мире, я никогда не был слишком воцерковленным человеком, но все же историю религии немного знал. Я знал, что в нашем средневековье, при наличии множества проблем в социуме существовало огромное количество как истериков, желающих привлечет к себе внимание, так и просто жуликов и лжецов. Я знал, что церковь относилась к подобным видениям с большой подозрительностью, и вовсе не ожидал от кардинала немедленной веры в рассказ моей жены.

Более того, я совершенно точно знал: чтобы признать истинность этого сна или видения, церковь должна собрать нечто вроде судилища, на котором обязательно будет присутствовать так называемый адвокат дьявола*.

Помню, как в юности меня поразило то, что на роль адвоката дьявола Святая матерь церковь назначала не абы кого, а самого умного и образованного церковника, обладающего скептическим складом ума и готового во имя чистоты веры сомневаться в каждом слове и факте, которые будут изложены на судилище.

Не знаю, есть ли в этом мире такая практика, но я опасался отдать жену прожженным церковным интриганам, далеко не все из которых были истинно верующими. Кто знает, к чему могут привести внутренние интриги среди святых отцов?!

Поэтому я терпеливо ждал, пока его высокопреосвященство задаст все пришедшие ему в голову вопросы. И только дождавшись обращения ко мне: «Сын мой, ответьте мне, положа руку на сердце: верите ли вы словам своей жены? Не склонна ли она, как многие женщины, выдавать желаемое за действительное?» сообщил кардиналу:

— Жена моя никогда не была склонна ко лжи, – тут я перекрестился, посмотрел ему в глаза и твердо добавил: – Я готов в этом присягнуть на Библии. Но я бы никогда не стал отнимать время у вас и господина герцога, а просто отвел бы ее для беседы к отцу Таисию. Дело в том, ваше преосвященство, что утром жена проснулась со слезами на глазах, жалея о расставании с этой женщиной. И когда я спросил, что ее так огорчило, Клэр начала пересказывать мне свой сон. Вот тут-то я и понял, что мы слишком скудны разумом и не достойны сами принимать решения: она пересказывала мне мое собственное видение. Все то же самое я видел в одну ночь с ней.

Пауза была долгой, и я, желая добавить еще одно доказательство, прервал ее сам, без приглашения:

— Мы приехали к вам не сразу, как все это случилось. Сперва, господин герцог, я долго рассматривал то зерно, которое получил с собственных полей, и пробовал перебирать его руками сам лично. Увиденное столь впечатлило меня, что я приказал изготовить специальные сита и просеять все зерно, которое вышло с моих полей. Два мешка с зерном прибыли со мной на телеге, господин герцог. Если вы желаете, то можете взглянуть и увидеть сами, как отличается больное зерно от здорового.

Глава