Современная японская новелла 1945–1978 - Осаму Дадзай

— Да, а еще я видела место, где была когда-то Сосновая галерея… — немного помолчав, вдруг вспомнила невестка.

— Сосновая галерея?.. — Сюхэй не сразу сообразил, о чем идет речь.

— Это там, где князь Асано ранил мечом Кира, правителя земли Кодзукэ… Помните пьесу «Сокровищница вассальной верности»? Там есть об этом… — пояснила невестка.

— Это рассказал вам руководитель? — кисло усмехнувшись, спросил Сюхэй. В душе против воли накипали горечь и гнев.

Когда шестого числа невестка и ее спутники разместились в гостинице «Кудан-Кайкан», там еще находился такой же Отряд, прибывший из префектуры Ниигата.

Эти люди уже отработали положенную неделю, сфотографировались на память во дворце и назавтра должны были уезжать домой с вокзала Уэно. Вечером в гостинице для них были устроены проводы.

— Говорят, вечер был замечательный! Приехал представитель не то от премьер-министра, не то от министра двора и депутат от их префектуры… И всем, всем вручали подарки… — с растроганным видом говорила невестка, как будто сама удостоилась столь любезного обхождения. Она рассказала также, что завтра должен прибыть отряд из префектуры Фукусима.

Судя по всему, эти мероприятия проводились теперь куда в большем масштабе, чем двадцать лет назад…

— Ну, а как обстоит дело с деньгами, — с платой за гостиницу, за билеты?.. — заваривая свежий чай, спросил Сюхэй, чтобы вернуть беседу в интересовавшее его русло.

— Все полностью за свой счет… Каждый месяц понемногу откладывали. Говорят, на это ушло три года!

— А как же вы? Вы-то как же устроились?

— В отряде один человек выбыл, вот мне и говорят — уж ты непременно поезжай! Ну, я и внесла все деньги сразу.

— Сколько же вы внесли?

— Тридцать три тысячи иен.

— Тридцать три тысячи?! — переспросил Сюхэй, пораженный.

За одну неделю жизни в Токио, даже с учетом однодневной поездки в Никко, — это было вовсе не дешево… Столько же заплатил бы любой турист! Вот она, устрашающая сущность современной Японии, где за фасадом громогласно провозглашаемой «политики стремительного экономического роста» открыто практикуется такая первобытная, рабская система труда! — подумал Сюхэй.

— А что за народ, в основном, в вашем отряде?

— Да ведь я попала случайно, просто потому, что кто-то выбыл… — несколько растерянно отвечала невестка.

— Но кто же организовал всю эту поездку? Женское общество или, может быть, какая-нибудь другая организация, не слыхали?

Невестка молчала.

— Кому же вы внесли деньги? — добивался Сюхэй.

— Господину Канэко. Он и старостой нашим был, и очень хорошо обо всех заботился.

— Это тот, с повязкой на рукаве, с флажком? Впрочем, их было двое…

— Который постарше… А молодой — тот встречал нас от Министерства двора.

— Чем же занимается этот Канэко? — Сюхэй вспомнил низкорослого, с крупными чертами лица мужчину, который шел впереди отряда, а потом у входа в автобус проверял всех садившихся.

— Он помощник начальника на станции Нитта.

Сюхэй знал эту маленькую станцию, вторую от городка Хикари на линии Санъёдо. Железнодорожник?.. Этого он не ожидал. Впрочем, сам по себе этот факт еще ни о чем не говорил…

Если бы удалось выяснить происхождение и вообще всю подноготную этого помощника начальника станции, выяснилась бы и стоявшая за ним организация… — подумал Сюхэй, но невестка не знала ничего, кроме того, что этот Канэко — родом из Хикари и всегда работал на железной дороге.

К тому же ей, как видно, уже надоело отвечать на его вопросы, и она заметно поскучнела.

Сообразив, что вот уже битый час он пристает с расспросами к женщине, которая, в кои-то веки приехав в Токио, впервые за три года пришла к нему в гости, Сюхэй невольно почувствовал жалость к своей невестке. Но при всем желании сделать для нее что-нибудь приятное, у него не было ничего, чем бы можно было ее развлечь.

Вдруг, словно вспомнив, Сюхэй встал, открыл дверцу клетки и снова опустился на свое место, сказав: «Смотрите!»

Несколько секунд рисовка как бы проверяла, что творится снаружи, но затем вспорхнула и, может быть, испугавшись сидевшей у стола незнакомой женщины, с легким шорохом крыльев уселась прямо на лысую макушку Сюхэя.

— Каково? Гляди-ка, даже не поскользнется! — с грустной улыбкой пошутил Сюхэй.

Удивленно сощурившись, невестка глядела на птицу и вдруг совсем по-детски, во все горло расхохоталась, широко открыв рот, полный вставных зубов.

В конце августа Сюхэю неожиданно представилась возможность съездить по делу в родной городок Хикари.

Еще в позапрошлом году возник проект воздвигнуть в Хикари, на родине Сэйити Ёсикавы, памятный обелиск в его честь. Сайити Ёсикава — несгибаемый революционер, один из основателей коммунистической партии — был арестован во время массовых репрессий шестнадцатого апреля 1928 года и приговорен к пожизненной каторге. Он провел в тюрьме семнадцать лет, героически сопротивляясь насилию, и умер, не дожив пяти месяцев до окончания войны.

Сюхэй свято хранил память об этом человеке. Прошло уже пятьдесят лет с того дня, когда, впервые приехав в Токио, Сюхэй пришел к своему земляку Сэйити Ёсикаве и с тех пор каждую неделю бывал у него на занятиях политкружка, собиравшегося в доме у Ёсикавы субботними вечерами. На втором этаже снимали раздвижные перегородки, разделявшие две небольшие комнаты; приходило человек десять, в том числе несколько немолодых уже женщин, похожих на домашних хозяек. Сюхэй всегда садился позади всех, у стенки. Он учился в институте, подрабатывал на жизнь непривычной работой на мимеографе, очень уставал и нередко начинал клевать носом посреди лекции, которую читал им хозяин дома.

Сэйити Ёсикава был лет на десять старше Сюхэя. Это был статный, высокий человек, — кимоно хорошо шло к его стройной фигуре, — несколько молчаливый, но искренний, добродушный, и в то же время твердый, решительный. Для Сюхэя он стал учителем жизни, с ним были связаны бесчисленные воспоминания…

В этом году, весной, вопрос о памятном обелиске начал принимать конкретные очертания. Усилиями земляков уже подобрали подходящее место, и подготовительный комитет попросил Сюхэя для проверки побывать там, — ведь он родом из тех же мест и к тому же был близким другом покойного Ёсикавы.

Сюхэй уже несколько раз разговаривал по телефону с Исодзаки, депутатом-коммунистом городского муниципалитета Хикари, и примерно представлял себе намеченный для обелиска участок — он находился в двадцати минутах ходьбы от родного дома Сюхэя. Вот и представился удобный случай выяснить наконец вопрос об этом Отряде по уборке императорского дворца, с самой весны на дававший ему покоя!

Он давно уже, целых пять лет не был на родине, но решил пробыть там дней пять, не больше — свой дом в Токио тоже нельзя было надолго оставить. Летний сезон уже миновал, но прошла целая неделя, прежде чем он достал наконец билеты в оба конца в спальном вагоне второго класса. Поручив клетку с рисовкой соседской девочке, Сюхэй снабдил свою птичку полной баночкой корма и двадцать восьмого вечером сел в поезд на Токийском вокзале.

На следующий день ранним утром Сюхэй пересел на станции Ивакуни, где размещалась теперь американская военная база, на местный поезд, делавший остановки на каждой станции, и, впервые за долгое время наглядевшись на тихое Внутреннее море и разбросанные по нему островки, еще до полудня прибыл в дом невестки в Хикари.

— Ах, ах, добро пожаловать! Устали, верно, с дороги!.. — говорила невестка, наливая чай и сердечно ухаживая за гостем.

На ней было простое темное платье; скуластое лицо и крепкие руки загорели от работы на огороде. Ее приемный сын Сигэру служил в компании Ситамацу, его жена — в городском муниципалитете, присмотр за двумя внуками-школьниками входил в обязанности невестки.

Дом, в котором родился и до восемнадцати лет прожил Сюхэй, был теперь перестроен совсем по-новому, и вся эта местность — когда-то просто несколько домиков, рассыпанных вдоль невысоких гор, с полями-террасами по склонам — превратилась теперь в жилой городской район. Улицы и новые здания загородили сосновую рощу на берегу, раньше хорошо видную из дома.

Но приехавший из Токио Сюхэй наслаждался свежим морским воздухом и тишиной; казалось, он попал в совсем другой мир. Немногие еще оставшиеся за домом поля-террасы ласкали глаз, густая зелень деревьев, озаренных лучами солнца, казалась ослепительно яркой.

Он не так уж плохо выспался в спальном вагоне. Переговорив по телефону с Исодзаки, предупрежденным о его приезде, Сюхэй позвонил затем двоюродному брату в соседний поселок Муродзуми, и брат радушно предложил ему остановиться у него в доме. Когда Сюхэй бывал на родине, он жил то у невестки, то у двоюродного брата-врача, практиковавшего в маленьком рыбачьем поселке, примыкавшем к южной оконечности Хикари. Они с детства были дружны, и Сюхэй чувствовал себя у брата как дома. У невестки на руках были школьники-внуки, и Сюхэй решил, что на этот раз надо избавить ее от лишних хлопот.