Ошибка сыщика Дюпена. Том 2 - Роман Белоусов

Он, как обычно, отшучивался: нельзя требовать апельсин от яблони. Напоминал ей, что ошибаются те, кто отождествляет любовь с физической близостью. Но все его доводы рушились перед обыденностью Луизы.

Упрекая его, она «выпускала когти», попрекала тем, что он давал ей деньги, только когда она их просила. Хотя отнюдь не нуждалась и умела зарабатывать сама. Кроме того, она получала пенсию. Критик Понтмар-тен писал о ней: «Со спорным талантом, с сомнительными умственными способностями, жадная ко всему, что служило разговорам о ней, она охотно сожгла бы десять домов и один храм, чтобы о ней заговорили. Она гордилась своей белокурой красой и не умела жить экономно».

Любовников она обычно выбирала среди людей знаменитых и полезных. В этом смысле Флобер— самая серьезная ее связь — не представлял в то время какого-либо интереса. Эту свою незаинтересованность она безусловно могла поставить себе в заслугу. Вообще же Луиза Коле делала все с умыслом. Стихи были для нее поводом сообщить читателям о месте своего рождения, о предках, которых она считала знатными, о любовниках, которых имела немало. Она писала статьи, комедии, стихи, сказки для детей (кстати, детей у нее было семеро, причем от разных мужчин; в живых остался лишь ребенок от Виктора Кузена), вела отдел в журнале «Моды Парижа».

Настоящим ее достоинством была красота. И когда с годами она поблекла, Луиза, будучи не в состоянии восполнить эту утрату умом, умерла «от огорчения и от неумения состариться».

Себялюбивая Луиза не понимала — либо не хотела понять, — что в работе для Флобера заключалось и горе, и счастье. Злобная химера искусства сжигала его сердце, терзала душу. Луиза совершала распространенную ошибку — ревновала к творчеству. Возможно, ей хотелось, чтобы перо Флобера чаще выводило ее имя?

Так или иначе пылкий, необузданный нрав и капризный характер Музы приводили к частым размолвкам. Наконец, в 1854 году произошел окончательный разрыв.

Спустя несколько лет госпожа Коле отомстила Флоберу. Не так, правда, как писателю Альфонсу Карру за его неудачно брошенную фразу в кафе «Риш», что отцом ребенка Луизы был не ее муж, а любовник. На следующий день она явилась к А. Карру и, вынув из сумки кухонный нож, нанесла ему удар — к счастью, не смертельный. Потом этот нож висел в прихожей у А. Карра с надписью: «Нож, всаженный мне в спину мадам Коле».

Месть Луизы Флоберу была не столь явной, но достаточно откровенной. В своих романах «История солдата» и «Он» бывшая возлюбленная вывела его в образе равнодушного Леонса, погубившего героиню своей бесчувственностью.

Но в то время, о котором идет речь, Луиза Коле и Гюстав Флобер переживали золотой полдень и до омрачения его тучами серьезных размолвок было еще далеко. Они отдавались «ветру своих сердец, пока он надувал их паруса». «Пусть он несет нас куда хочет, а что до подводных камней… что поделаешь? Увидим».

Однажды, на заре их отношений, Флобер предложил Луизе Коле написать адюльтерный роман и изложил сюжет, взятый им из действительности. «Изучи хорошенько героев, — советовал он, — восполни воображением то, что в жизни всегда бывает незаконченным, и изобрази все это в хорошей книге». Луиза не вняла тогда совету. Теперь, пять лет спустя, он сам воспользовался подлинной историей и сочинил роман о провинциальном адюльтере. Тема эта оказалась характерной для общественной жизни той поры, и многие писатели обращались к ней. Но Флобер нашел свой подход. Его замысел проникал гораздо глубже, проблема представлялась значительно шире. В трагедии провинциального адюльтера писатель увидел явление социальное. «Думала ли ты когда-нибудь, — спрашивает он Луизу Коле, — сколько женщин имеют любовников и сколько мужчин имеют любовниц?.. Сколько здесь лжи! Сколько ухищрений и сколько измен, сколько слез и сколько тоски! Отсюда-то и возникает гротескное и трагическое». Ложь в обществе порождение его законов и нравов. В этом смысле продукт его и супружеские измены — проблема, скорее, трагическая, чем гротескная. Вот вам пример, говорит Флобер, и приводит историю своей знакомой госпожи Прадье, жены скульптора. Уличенная в измене и получившая развод, она влачила одинокое полунищенское существование. Посетив ее (это было в 1845 году), он решил описать подробно то, что узнал и увидел. (Два года спустя эти свои впечатления он воспроизвел в «Записках г-жи Людовики».)

Некоторые литературоведы считают, что история Прадье была использована Флобером при работе над «Госпожой Бовари». Вообще роман вобрал в себя многие бытовые эпизоды, которые помогали автору конкретизировать материал. В него вошли и личные наблюдения, и факты собственной биографии. Вплоть до таких, как случай с печаткой, которую Эмма Бовари принуждает Родольфа принять от нее в дар: печатку с такой же надписью подарила Луиза Коле своему упрямому Гюставу. Видимо, в произведении действительно можно обнаружить отголоски трудных отношений Флобера и Луизы, черты характера Музы. Однако под пером писателя все это утрачивало биографический смысл.

Главное, на чем Флобер сосредоточил свою задачу, — показать обыденный мир с его скукой и пошлостью. Легче, конечно, изобразить драму — она всегда исключение, а он должен показать правило. Следовательно, не нужно ни чудовищ, ни героев! С ловкостью канатоходца ему предстояло пройти над бездной— между лиризмом и вульгарностью и дать сочетание пошлости и трагизма.

В этом и будет состоять отличие Эммы Бовари от главного ее прототипа Дельфины Деламар. История прообраза — тривиальный случай из провинциальной жизни. Судьбы обеих весьма схожи, но и далеки друг от друга. Обе живут в мещанской «зловонной среде» в которой, по словам Флобера, ему приходилось «барахтаться» и от которой его чуть не физически тошнило. Ежеминутно он должен был влезать в шкуру несимпатичных ему людей, обитателей серого буржуазного мирка. Казалось, писатель повторил в романе историю Дельфины Деламар достаточно точно, в полном соответствии с подлинным случаем. Но не совсем так. Флобер воспользовался жизненным фактом как материалом для своего повествования. Образ главной героини оказался весьма далек от прототипа. Эмма Бовари — порождение «зловонной среды», но и ее жертва.

Эмма мечтает об иной жизни, грезит о любви, чуждой банальных супружеских отношений. Сама порождение мира пошлости, она тянется к возвышенному. Но ей не суждено вырваться из своей среды, попытки найти настоящую любовь оборачиваются заурядным адюльтером: в любовниках она находит то же, что и в муже — «пошлость брачного сожительства».

По словам Сент-Бёва, Флобер сумел дать анализ— глубокий, тонкий, обстоятельный — чувств и поступков своей героини, проникнуть в сердце госпожи Бовари. Ему это удалось потому, что он владел «пером так, как иные — скальпелем», заметил тот же Сент-Бёв. Но и сам Флобер говорил, что, анализируя поступки своей героини, ощущал холод скальпеля, проникающего в его тело. «Сердце, которое я изучал, было мое собственное сердце».