Полет Ящера - Андрей Щупов

- Может, они устраивают и того, кто создал меня таким? Я говорю о твоем мифическом робототехнике?

И снова Пасечник ответил не сразу. Долго глядел на меня своими черными глазами. Не рассматривал, не изучал, - просто глядел, словно ждал некоего ответа, запаздывающего прилететь из неведомых глубин мироздания. На короткий миг у меня возникло ощущение, что со мной и впрямь беседует не Виссарион, не описанная им пирамида, а нечто иное, чему этот человек был только посредником, подобием живого ретранслятора. Он хотел ответить, и не мог. Ответа не было, и мне почему-то стало страшно. Почти так же страшно, как в тот момент, когда из леса с повешенными братками я угодил в очередную черную расщелину.

Нужный ответ не приходил, и мир по-прежнему был экраном - зыбким, распростертым в пространстве тюлем, на котором крутилось и крутилось бессмысленное кино. Мы не отводили от движущихся фигур взглядов и потому не сомневались в вечности происходящего. Но тюль - это всего-навсего тюль, и стоило только на мгновение отвернуться, как вселенная, дрогнув, исчезла. Талая вода смыла остатки лесов и полей, вокруг царственно и пусто распахнулась первозданная мгла. Лишь искорки бутафорских звезд и черный леденящий холод… Спрашивается, что более иллюзорно - крохотный земной шарик или безграничная, тьма?

Рассуждения Виссариона неожиданно приблизились вплотную, ожившими тенями задышали в лицо. Я мог бы, наверное, их потрогать, если бы осмелился поднять руку, отважившись ткнуть в ту прореху, из которой они выглядывали. Но мне было по-настоящему страшно. Как же славно, оказывается, ничего не видеть и не знать! Свалить все на гангрену позеленевших ступней, на галлюцинационный бред. Но что-то продолжало со мной твориться, что-то крайне непривычное. Возможно, подобно Виссариону меня отвлекли от расцвеченного тюля, заставили на миг повернуть голову. И что-то я, должно быть, узрел - что-то такое, чего не положено было видеть рядовому обывателю. Мелькнувший перед глазами образ засел в памяти, и вернуться глазами к привычному стало уже невозможно. Потому и рушился мой город, бурлящими потоками перемешивались далекие времена. Я утерял под ногами дно, и волны несли меня, как винную пробку, вскидывая на гребни и погружая в пенные впадины.

А между тем пасечник глядел на меня и молчал. Слова и впрямь были не нужны. Я и без того их слы-шал. Точнее, слышал и воспринимал ту субстанцию, которую куцым слогом субтитров силится передать людской язык. И почти воочию внимал превратившимся в кошмар взрыкивающим вздохам. Но теперь я уже ясно сознавал, что дышу я сам. И всегда дышал сам! Просто воспринимал себя извне и потому не узнавал. Боялся узнать…

- Пойду, - я неловко хлопнул однокурсника по плечу и поднялся. - Прогуляюсь на воздухе,

- Сходи, - он кротко кивнул. - Прогуляйся.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Быть или казаться - вот в чем вопрос!

X. Катотэ

Я был здесь чужим, и пчелы проявляли явную нервозность, рассерженно кружа перед лицом, прицеливаясь к глазам, к носу. Запах мой, безусловно, раздражал этот летучий народец. Спасибо, что пока не жалили.

Вспомнилось, как в первый наш приезд к Виссариону Ганс предложил организовать такую же пасеку у Марьи на даче. Привлекал начальника охраны, понятно, не мед, а оригинальная система защиты от непрошеных гостей. При первом же приближении к дому чужаков несложные механизмы, по замыслу Ганса, сбрасывали бы крышки ульев на землю, выпуская наружу крылатого демона. Дешево и сердито! Ни тебе запрещенной стрельбы, ни тебе нарушения уголовного кодекса! Пчелы, слава Богу, уголовным кодексом не запрещены, и проживают в нашей стране вполне легально. Ну, а нам оставалось бы только глазеть в окна и вовсю веселиться. Кто знает, возможно, когда-нибудь Ганс и осуществил бы эту затею, но, увы, не пришлось…

Должно быть, за прошедшие сутки я успел основательно попривыкнуть к лесной разноголосице. Именно поэтому инородные шорохи слух вычленил моментально, послав в мозг отчетливый сигнал тревоги. Раньше, чем я что-либо успел сообразить, мышцы мои сработали, заставив пригнуться и броситься в сторону. Рука рефлекторно сунулась под мышку, и лишь секундой позже я вспомнил, что оружия при мне нет. Посторонние шорохи тем временем значительно приблизились. Чуть приподняв голову, я выглянул из-за улья. Чутье действительно не подвело. Крадучись, от лесной опушки двигалась ватажка оборванцев. Пятеро или шестеро вооружены были луками, у остальных в руках красовались массивные палицы и тесаки. Уже отрадно! По крайней мере, не какой-нибудь бронированный спецназ с модернизированными «Кипарисами».

Я ощутил странное подергивание в ногах. Нет, не бежать им хотелось - моим новым ноженькам, - совсем даже наоборот! Точно у кошки, возжаждавшей поиграть с мышью, когти выперло ещё на добрый сантиметр, нестерпимый зуд подталкивал вперед, и краешком сознания я отчего-то понимал, что эта кучка людей мне совершенно не опасна. Уже и не Павел Игнатьевич прятался за пчелиным крошечным домиком, - стоял и выжидал подходящего момента пугающий воображение зверь. Он был уже мною, но я ещё не был им. Такая вот забавная дилемма!

Дождавшись, когда расстояние между прикрывающим меня ульем и выбравшимися из чащобы разбойничками сократилось до десятка шагов, я ринулся им навстречу. И даже не ринулся, - прыгнул. Пожалуй, сам прыжок поразил меня даже больше, чем испуг отразившийся на обратившихся в мою сторону лицах. Я взмыл над землей, верно, на добрую сажень! И приземлился в самой гуще наступающих, когтями зацепив чьи-то плечи, сходу опрокинув на землю одного из бродяжек.

Какими же низкорослыми они все оказались! Плюгавенькие, слабосильные человечки! Я ворочался среди них разбушевавшимся великаном, работая кулаками и локтями, хватая за что только удавалось, раскручивая тела в воздухе, хрупкими стручками ломая о древесные стволы. Трещали кости, и хрипло ругались ватажники. Впопыхах кое-кто пытался ещё натягивать тетиву, но палки и стрелы не причиняли мне никакого вреда, хотя отдельные удары я все же чувствовал. Таких, впрочем, было мало. Стрелы ломались о мою шкуру, палочные оплеухи только добавляли куража. Кто-то огрел меня кистенем, и, лихо перехватив цепь, я рывком выдернул опасную игрушку из чужих пальцев. Теперь дело пошло быстрее. Свинцовый шар со свистом закрутился над лохматыми головенками, выискивая цели. Одного попадания было достаточно, чтобы человек валился замертво. Азарт все более разбирал меня, и, осознав, что сражение проиграно, ватажники стали отступать в сторону леса. А вскоре они уже бежали. Только можно ли было убежать от того всесильного Ящера! Мощными кенгури-ными прыжками я без усилий нагонял их, сбивал на землю и рвал когтями. Они уже не пытались защищаться - удирали, не оглядываясь, во все лопатки. До лесных зарослей живыми добралась едва ли треть. Дальнейшее преследование не имело смысла.