ВАЛИС. Трилогия - Филип Дик

— У них здесь только пиво и вино, — ответила я.

— Мне надо позвонить, — сказал епископ. Он промакнул подбородок салфеткой, поднялся и огляделся. — Здесь есть телефон?

— Телефон есть на шевроновской заправке, — съехидничал Джефф. — Но если ты вернешься, то разнесешь еще один насос.

— Просто не понимаю, как это произошло, — начал объясняться епископ. — Я ничего не почувствовал и не увидел. Я узнал лишь только когда… Альберс? Я записал его имя. Когда он предстал в истерике. Быть может, это–то и было манифестацией Святого Духа. Надеюсь, моя страховка не истекла. Всегда неплохо иметь автомобильную страховку.

— Говорил он отнюдь не на валлонском языке, — пошутила я.

— Это да, — откликнулся Тим. — Но он не был и вразумительным. Так что это могла быть глоссолалия, насколько я понимаю. Может, это свидетельство, что Святой Дух пребывает здесь. — Он снова уселся. — Мы чего–то ждем? — спросил он меня. — Ты все смотришь на часы. У меня только час, затем мне нужно опять в город. Препятствие, чинимое этой догмой, заключается в том, что она умаляет в человеке творческий дух. Альфред Норт Уайтхед одарил нас идеей Бога в процессе развития, а он является — или являлся — видным ученым. Теология процесса. Все это отсылает к Якобу Бёме и его «нет–да» божеству, его диалектическому божеству, предвосхитившему Гегеля. Бёме основывался на Августине. «Sic et non»,[41] вы слышали об этом. В латыни нет точного слова для «да». «Sic» как будто ближе всего, но в общем оно более правильно переводится как «так», «поэтому» или «в связи с этим». «Quod si hoc nunc sic incipiam? Nihil est. Quod si sic? Tantumdem egero. Et sic…»[42] — Он остановился, нахмурившись. — «Nihil est». В разделительном языке — лучший пример которого английский — это буквально означает «ничто есть». Конечно же, у Теренция имеется в виду «нет», с подразумеваемыми опущенными словами. И все же выражение из двух слов «nihil est» обладает огромным воздействием. Поразительная способность латыни — сжимать значения в весьма немногие возможные слова. Это плюс точность, безусловно, два ее самых замечательных качества. В английском, впрочем, много больший словарный состав.

— Па, — прервал его Джефф, — мы ждем подругу Эйнджел. Я говорил тебе о ней на днях.

— Non video, — ответил епископ. — Я говорю, что не вижу ее — «ее» должно подразумеваться. Смотрите–ка, тот человек хочет нас сфотографировать.

К нашему столику подошел Фред Хилл с зеркальным фотоаппаратом со вспышкой.

— Ваша светлость, вы не возражаете, если я вас сфотографирую?

— Давайте я сниму вас вместе, — сказала я, вставая, и посоветовала Хиллу: — Повесите фотографию на стену.

— Я не против, — отозвался Тим.

Кирстен Лундборг все–таки успела на обед. Она выглядела несчастной и усталой и долго не могла найти в меню чего–либо на свой вкус. Она заказала лишь бокал белого вина, ничего не ела, говорила очень мало, но курила одну сигарету за другой. На ее лице стали заметны морщины от переутомления. Тогда мы не знали, что у нее был легкий хронический перитонит, который мог привести — что и случилось очень скоро — к очень тяжелым последствиям. Едва ли она обращала на нас какое–либо внимание. Я полагала, что она впала в одну из своих периодических депрессий. В тот день я действительно не знала, что она была больна физически.

— Ты заказала бы хоть тост и яйцо всмятку, — проявил участие Джефф.

— Нет, — покачала головой Кирстен. — Мое тело пытается умереть, — добавила она немного погодя. Она не пожелала вдаваться в подробности.

Нам стало неловко. Я подумала, что она над этим и убивается. А может, и нет. Епископ Арчер смотрел на нее внимательно и с явным сочувствием. Мне стало интересно, не собирается ли он предложить ей возложение рук. Они делают это у себя в епископальной церкви. Скорость выздоровления вследствие этого не засвидетельствована ни в каких известных мне источниках, что, пожалуй, и к лучшему.

В основном она говорила о своем сыне Билле, которого из–за проблем с психикой не взяли в армию. Это, казалось, одновременно и радовало, и раздражало ее.

— Я удивлен, что у вас такой взрослый сын, уже подлежащий призыву, — заметил епископ.

С минуту Кирстен молчала. Ее черты, искаженные мукой, немного разгладились. Я ясно видела, что замечание Тима ее развеселило.

В этот период своей жизни она выглядела весьма привлекательно, но нескончаемые тяготы налагали свой отпечаток как на ее облик, так и на то эмоциональное впечатление, что она производила. Хотя я и восторгалась ею, я равным образом знала, что Кирстен никогда не упустит возможности выдать какое–нибудь жесткое замечание — недостаток, который она, по сути, отточила до таланта. Ее идея, судя по всему, заключалась в том, что при достаточной ловкости людей можно обижать, и они это снесут, топорность же и грубость просто так с рук не сойдут. Это основано на искусстве владения словом. О вас судят, как о выступлениях конкурсантов, по уместности слов.

— Билл в этом возрасте только физически, — наконец ответила Кирстен. Но теперь она выглядела много бодрее. — Как там недавно сказал комик в программе Джонни Карсона? «Моя жена не пойдет к пластическому хирургу, она хочет настоящее». Я была в парикмахерской, поэтому и опоздала. Однажды, как раз когда мне нужно было лететь во Францию, мне сделали такую прическу, что — она улыбнулась — я выглядела как клоун. Все то время, что я была в Париже, я носила «бабушку»[43] и всем говорила, что направляюсь в Нотр–Дам.

— Что такое «бабушка»? — спросил Джефф.

— Русская крестьянка, — ответил епископ Арчер.

Внимательно посмотрев на него, Кирстен сказала:

— Да, это так. Должно быть, я упомянула не то слово.

— Вы упомянули то слово, — успокоил епископ. — Название отреза материи, которым повязывают голову, происходит…

— О боже, — выдохнул Джефф.

Кирстен улыбнулась и пригубила вина.

— Я так понимаю, вы член ФЭД, — продолжил епископ.

— Я и есть ФЭД. — ответила Кирстен.

— Она — одна из его основательниц, — пояснила я.

— Знаете, у меня весьма строгий взгляд на аборты, — уведомил епископ.

— Знаете, — парировала Кирстен, — у меня тоже. В чем заключается ваш?

— Мы убеждены, что нерожденные обладают правами, которыми их наделил не человек, но Всемогущий Бог, — произнес епископ. — Право отбирать человеческую жизнь отвергается еще со времен десяти заповедей.

— Вот об этом я и спрошу вас. Как вы думаете, у человека остаются права, когда он или она умер?

— Простите? — не понял епископ.

— Ну, вы предоставляете им права до того, как они родились. Почему бы им не предоставлять те же права после того, как они умерли?

— На самом деле права после смерти у них все–таки есть, — заметил Джефф. — Без распоряжения суда вы не сможете воспользоваться трупом или органами, изъятыми у него для…

— Я пытаюсь доесть эту оскаровскую телятину, — прервала я, предвидя бесконечный спор впереди, который мог бы закончиться отказом епископа Арчера бесплатно выступить для ФЭД. — Можем мы поговорить о чем–нибудь другом?

Ничуть не смутившись, Джефф продолжил:

— Я знаю парня, который работает в конторе коронера. Он рассказывал мне, что однажды они ворвались в отделение интенсивной терапии в… забыл, какой больницы. Короче, женщина только что умерла, а они зашли и вырезали у нее глаза для трансплантации еще до того, как приборы прекратили регистрировать признаки жизни. Он сказал, что подобное происходит постоянно.

Какое–то время мы сидели, молча — Кирстен потягивала вино, остальные ели. Епископ Арчер, однако, продолжал смотреть на Кирстен с сочувствием и беспокойством. Позже, не тогда, мне пришло в голову, что он почувствовал, что в скрытой форме она физически больна, почувствовал то, что мы все упустили. Возможно, это было результатом его пасторской заботы, но я замечала подобное за ним неоднократно: он улавливал чью–то нужду, когда никто больше — порой даже сам нуждающийся — не осознавал ее или же, если и осознавал, не удосуживался остановиться и проявить заботу.

— Я испытываю большой интерес к ФЭД, — мягко сказал он.

— Как и большинство людей, — ответила Кирстен, но теперь она казалась неподдельно довольной. — Епископальная церковь допускает рукоположение женщин?

— В священники? — уточнил епископ. — Этого еще нет, но грядет.

— То есть, как я понимаю, лично вы это одобряете.

— Безусловно, — кивнул он. — Я весьма активно интересуюсь осовремениванием норм для дьяконов мужского и женского пола… Что касается меня, в своей епархии я не позволю употреблять слово «дьяконисса». Я настаиваю, чтобы как дьяконы–мужчины, так и дьяконы–женщины назывались «дьяконами». Нормализация образовательных и воспитательных основ для дьяконов обоего пола позже сделает возможным рукополагать дьяконов–женщин в священники. Это представляется мне неизбежным, и я активно над этим работаю.