Лионесс: Сад принцессы Сульдрун - Джек Вэнс

Однажды вечером два приятеля Альвикса уже получили по оплеухе от безжалостной машины и теперь сидели, потирая синяки. Покачав головой с издевательским сочувствием, лорд Альвикс взял одну из шпаг, лежавших на столе, и накинулся на тренировочную машину с гортанными выкриками, высекая щепки из мишени и отскакивая назад, пригибаясь, уворачиваясь и всячески понося многострадальную карусель: «А, чертова вертушка! Не можешь меня достать, не можешь? Получи по заслугам! И опять, и опять! Ага, ты меня почти поймала! Ну так получай же снова!» Отпрыгнув в очередной раз, Альвикс опрокинул мраморную урну — та свалилась на каменные плиты и разлетелась вдребезги.

«Изобретательный маневр, Альвикс! — одобрила Татцель. — Ты застал противника врасплох, набросившись на него спиной!»

Ее подруги смотрели куда-то в сторону и в небо с улыбочками, заменявшими у ска взрывы смеха.

Обнаружив разбитую урну, сэр Кель, сенешаль замка, известил о происшествии Имбодена, а тот, в свою очередь, дал указания Киприа-ну. Вскоре Эйласу поручили убрать мраморные осколки. Он выкатил в сад небольшую тачку, погрузил в нее крупные куски мрамора и стал подметать обломки помельче с помощью метлы и совка.

Альвикс, тем временем, решил напасть на «карусель тумаков» энергичнее, чем когда-либо. Отскакивая, он наткнулся на тачку и упал среди осколков и мраморной крошки. Эйлас стоял на коленях, собирая остатки этой пыли. Взбешенный лорд Альвикс вскочил и с размаха пнул Эйласа в зад.

На какое-то мгновение Эйлас оцепенел, но накопившаяся ярость возобладала. Выпрямившись, он отшвырнул Альвикса в сторону фехтовальной карусели, не замедлившей нанести тому удар в висок кожаным мешком на конце деревянного бруса.

Пошатнувшись, Альвикс шагнул вперед и со свистом рассек шпагой воздух: «Мерзавец!» Лорд сделал выпад. Эйласу пришлось отбежать и схватить со стола другую шпагу. Отразив второй выпад Альвикса, он набросился на обидчика с таким бешенством, что тому пришлось отступать по всему саду. Возникла беспрецедентная ситуация: ничтожный скалинг вступил в поединок с лучшим бойцом из присутствующих ска — и явно преобладал в поединке! Противники двигались то в одну, то в другую сторону. Альвикс пытался нападать, но приемы наглеца в железном ошейнике постоянно заставляли его занимать оборонительную позицию. Альвикс сделал отчаянный выпад и просчитался — Эйлас выбил шпагу у него из руки и прижал острие оружия к горлу побагровевшего ска, заставляя его опасно отклониться назад над балюстрадой.

«В бою я зарезал бы тебя, как овцу, — сдавленным от гнева голосом произнес Эйлас. — Скажи спасибо, что я даже размяться не успел!»

Резко опустив шпагу, Эйлас положил ее на стол. Он обвел глазами сад и встретился взглядом с леди Татцель. На мгновение ему показалось, что между ними возникло какое-то взаимопонимание. Эйлас отвернулся и, установив в прежнем положении опрокинутую тачку, принялся снова укладывать в нее обломки мрамора.

Альвикс угрюмо наблюдал за ним издали. Приняв решение, он подозвал рукой стражника-ска: «Отведи эту скотину за конюшню и перережь ему глотку!»

С балкона, откуда открывался вид на сад и на прибрежные луга Малькиша, послышался спокойный голос герцога Лухалькса: «Этот приказ, лорд Альвикс, не делает тебе чести. Он запятнает репутацию нашей семьи и противоречит традициям нашей расы. Рекомендую тебе его отменить».

Альвикс поднял голову, уставившись на отца. Медленно повернувшись, он принужденно выдавил: «Стража, приказ отменяется».

Поклонившись сестре, ее подругам и другим гостям, завороженно сидевшим вокруг, лорд Альвикс промаршировал прочь. Эйлас вернулся к своему занятию и кончил собирать осколки, пока леди Татцель и ее подруги вполголоса обсуждали поведение раба, искоса наблюдая за ним. Эйлас не обращал на них внимания. Опорожнив содержимое совка в тачку, он укатил ее из сада.

Киприан отреагировал на сообщение о скандале только печальной гримасой, но явно испугался и за ужином демонстративно молчал, стараясь держаться подальше от Эйласа.

Ейн тихо сказал Эйласу: «Правда, что ты проткнул Альвикса шпагой?»

«Ни в коем случае! Я фехтовал с ним буквально несколько секунд и прикоснулся к нему острием, вот и все. Велика беда!»

«Это тебе так кажется. Для Альвикса это позор, он с тобой расплатится».

«Каким образом?»

Ейн рассмеялся: «Он что-нибудь придумает!»

Глава 23

Большой центральный зал замка Санк простирался от парадной гостиной на западном конце до комнаты отдыха для приезжих дам на восточном. По всей длине зала узкие высокие проходы в противоположной главному входу стене вели в различные помещения поменьше, в том числе в Хранилище, где находилась коллекция редкостей, почетных наград династии, боевых трофеев и ростров вражеских кораблей, захваченных в море — священные для ска предметы почитания. На полках лежали рукописные книги в кожаных переплетах и свитки берестяных грамот. На одной обширной стене висели портреты предков, выжженные раскаленной докрасна иглой на панелях из отбеленной березы и покрытые лаком. Эта техника изображения не менялась веками — черты лица вождя ска чуть ли не ледникового периода оставались такими же четкими, как портрет герцога Лухалькса, законченный пять лет тому назад.

В боковых нишах у входа Хранилище сторожили два сфинкса, высеченных из черного диорита — так называемые «тронны», древние фетиши династии Лухалькса. Еженедельно Эйлас должен был мыть этих идолов раствором сока молочая в теплой воде.

За два часа до полудня Эйлас начисто вымыл обоих сфинксов и теперь протирал их насухо мягкой тканью. Из центрального зала в Хранилище спешила леди Татцель, стройная и гибкая, в длинном темно-зеленом платье. Черные волосы слегка покачивались по сторонам ее сосредоточенного лица. Она не заметила Эйласа, оставив после себя едва уловимый цветочный аромат, напоминавший о влажных травах первобытной Норвегии.

Через несколько минут Татцель уже возвращалась. Проходя мимо Эйласа, она задержалась, вернулась на несколько шагов, остановилась и внимательно рассмотрела его с головы до ног.

Эйлас поднял голову, взглянул на нее, нахмурился и вернулся к работе.

Удовлетворив любопытство, Татцель повернулась, чтобы уйти, но сперва проговорила — самым бесцветным тоном: «У тебя светло-коричневые волосы, как у кельта. Но черты лица тоньше».

Эйлас снова поднял глаза: «Я тройс».

Татцель не торопилась уходить: «Тройс, кельт — кто бы ты ни был, больше не позволяй себе дикие выходки. Упрямых рабов холостят».