Флот в Белой борьбе. Том 9 - Сергей Владимирович Волков

выдержал ряд боев с турками при обороне Батума в первый период войны. В счастливое время я был полон энтузиазма и горделивых мечтаний. Победа и слава казались мне близкими и несомненными. И вот теперь этот мой вельбот в затерянных южнорусских степях. Я хорошо узнал его – мой, мой капитанский вельбот. Он был сильно попорчен и мало походил на ту щегольскую шлюпку, какой он был на корабле Его Императорского Величества «Березань». Мне очень хотелось вывезти его отсюда и пользоваться им потом на Каспии, но после нескольких попыток я с грустью увидел, что мое желание неосуществимо, он был слишком длинен и не помещался на наших грузовиках, да, кроме того, он причинил бы людям немало бесполезных хлопот. Пришлось его бросить.

Пасху мы провели на станции Червленая. Дальше нам не пришлось двигаться прямо на Петровск. До нас дошли известия, что горцы перервали сообщение, и начальник флотилии решил свернуть в сторону и выйти к Каспийскому морю где-нибудь севернее устьев Терека. Таким путем мы увидели наконец город Кизляр, отделенный от нас вздувшимся от весеннего разлива Тереком. Железнодорожный мост через него был, как и полагается, разрушен, и мы, выгрузившись из поезда, остановились в недоумении, каким образом переправить через реку все наше добро и двинуться дальше.

Хорошо, что погода стояла все время ясная и довольно теплая. Здесь мне пришлось взяться за дело, к которому я в жизни не был вовсе приготовлен. Большую половину нашего имущества можно было с грехом пополам перетащить на другой берег по доскам, кое-как настланным на остатки моста, но наши грузовики по ним протащить было невозможно, и приходилось налаживать переправу.

К моему счастью, я нашел неподалеку от нашей стоянки старый, склепанный из листового железа паром. В нем было несколько отверстий от ружейных пуль, которые мы наскоро заткнули. Самое трудное было подать леер с одного берега на другой. Но богатырь и атлет-гардемарин Загорский, несмотря на холодную воду и быстрое течение, отлично справился с этой задачей, перебравшись через реку вплавь с концом в зубах. Затем оставалось насыпать на обоих берегах небольшие гати для подхода грузовиков вплотную к парому. Работа велась весело и дружно, почти безо всяких инструментов, и через несколько часов, при радостных восклицаниях, мы все со всеми вещами оказались на другом берегу. В дальнейшем было решено, что я с несколькими вооруженными людьми отправлюсь на двух грузовиках вперед, для определения пути и места ночлега, а остальной эшелон будет двигаться с начальником флотилии походным порядком. Для перевозки семей, провизии и имущества было нанято в Кизляре несколько повозок, запряженных волами.

Воображение относило это странное шествие флота на волах к далеким временам великого Петра, когда, вероятно, таким же образом передвигались войска молодого Царя по бесконечным степям Южной Руси к берегам Азовского моря для его первых блистательных побед, потрясших турецкое могущество. Обстановка та же, но сколько порыва и надежд тогда и какая злоба и бессилие теперь.

Наши грузовики не без труда выбрались на торную дорогу и быстро двинулись вперед. Вскоре мы потеряли Кизляр из виду. Весь эшелон наш вышел на несколько дней позже нас. Наш путь лежал на большую станицу Терского казачьего войска Александрийскую, она же Копай. По дороге мы встречали изредка цветущие казачьи хутора. Население встречало нас робко, но не враждебно. Мы входили в местности, лишь косвенно и незначительно затронутые революционной бурей, где люди мало разбирались во всем происходившем. Мы видели захолустный, самобытно развивавшийся, патриархальный уклад казачьей жизни, которого в те времена почти не коснулась безжалостная и преступная рука интернационала. В местах наших кратковременных остановок мы наскоро закусывали, осведомлялись о дальнейшем пути, а я оставлял краткие записки с руководящими указаниями для начальника флотилии, прося наших временных хозяев передавать их по назначению, когда подойдет эшелон. Я очень торопился вперед, ибо мне представлялась в недалеком будущем кипучая патриотическая работа на родной стихии. К вечеру мы подошли к нашей цели – станице Александрийской. Мы разыскали станичного атамана, который немедленно распорядился разместить нас всех по хатам. Зажиточность и довольство казачьего населения нас поражали. Мне было отведено помещение у приветливой пожилой казачки. В ее домике, состоявшем из нескольких комнат, было чисто и уютно. В спальной один угол был сплошь заставлен образами старинного письма, перед которыми горела лампада. Тут же были помещены изображения Государя Николая II в нескольких видах.

Мы привели себя в порядок после пыльной дороги. Я вынул свой дорожный мешок и попросил горячей воды для бритья; атаман неотступно следил за мной и немедленно исполнял все мои просьбы.

Вид безопасной бритвы и мои приемы бритья его поразили чрезвычайно. Он попросил разрешения испробовать эту бритву на себе, и тут же снес свою прекрасную русую бороду. Мы разговорились, и я спросил его, насколько здесь безопасно и нет ли поблизости грабительских шаек. Атаман вполне успокоил меня в этом отношении, но предупредил, что сами казаки станицы, которым по случаю пасхальных праздников полагалось пьянствовать, сейчас не очень спокойны – «лучше с ними особенно не связываться: в душу каждому не влезешь, а времена лихие и настоящей власти как будто нет». Все это было очень верно, и я принял на ночь некоторые меры предосторожности. Однако ночь прошла совершенно спокойно, и мы отлично отдохнули. На следующее утро, распростившись с атаманом и оставшись друг другом вполне довольными, мы тронулись дальше, получив на дорогу напутственные указания и казака-проводника. Предложенная мною за ночлег плата была решительно отвергнута.

Станица Александрийская лежит как бы на границе плодородной Терско-Кубанской степи. Дальше почва получает постоянный уклон в сторону Каспийской котловины и становится все более бесплодной, голой и солончаковой, являя несомненные признаки когда-то высохшего морского дна. Известно, что уровень Каспия на 42 с лишним фута ниже уровня океана. Почва становилась все более вязкой, и наши грузовики подвигались с трудом, оставляя за собой глубокие борозды. Местность имела унылый и мертвый вид; изредка попадались калмыцкие становища со стадами баранов или табунами превосходных лошадей. Всюду мы встречали самое трогательное гостеприимство, особенно когда люди узнавали, что мы боремся с большевиками и не являемся врагами Царя. Несколько раз мы видели далеко в стороне за горизонтом густой дым и зарево пожара; раза два почудилась отдаленная стрельба, но наш поход совершался беспрепятственно, и монотонность его ничем не нарушалась. К вечеру следующего дня, пересекши несколько раз высохшее русло старого Терека, ныне пробившего себе новое несколько южнее, мы увидели впереди себя столь желанную голубую полоску большой водной поверхности. В воздухе запахло соленой