Флот в Белой борьбе. Том 9 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За время до подхода нашего эшелона я могу отметить лишь одно происшествие. К берегу подошел средних размеров пароход безо всякого флага. Вскоре от него отвалила шлюпка, как оказалось, с несколькими пассажирами, в числе коих было несколько офицеров бывшего бичераховского отряда. Я попробовал порасспросить одного из них, но он отвечал очень неохотно, а на мое предложение примкнуть к нам, вернуться в Петровск и продолжать борьбу с большевиками ответил уклончиво. Вскоре он поспешил скрыться, и я больше его не видел, пароход же, несмотря на наши знаки с берега, быстро снялся с якоря и ушел в море. В те времена я был еще так наивен или, если угодно, чист душой, что полагал возможным всем русским противникам большевиков объединиться в один мощный кулак под единым начальством и таким путем дружными усилиями добиться их уничтожения. Теперь я знаю, как я ошибался.
Через несколько дней, когда подошел весь наш эшелон, навстречу которому я выслал проводника – того же бесценного Терентьева, мы начали обдумывать способы дальнейшего движения на Петровск. Постоянный вид дымов английской эскадры, составленной из русских судов и плававшей в русских водах, нас раздражал. Мы были отрезаны и от Петровска, и от Екатеринодара. Я предвидел, что рано или поздно у нас выйдет запас провизии и отпущенные нам скромные капиталы, да, наконец, надо было использовать наступающее летнее время и душа рвалась к деятельности.
В конце концов я убедил начальника флотилии командировать меня на английскую эскадру с поручением вступить с начальником ее в переговоры и или добиться согласия на перевозку всех нас в Петровск, или, во всяком случае, выяснить положение. На этом в конце концов и порешили. Я взял с собой мичманов Цветкова и Лаского479, получил письменное удостоверение о своей личности и занимаемой должности и нанял уже знакомый нам парусный баркас с его мрачным владельцем, который должен был доставить нас на остров Чечень, откуда я надеялся добраться как-нибудь до флагманского корабля англичан.
* * *
Я считаю, что с этого момента начался боевой период моей работы в Каспии. Первый и едва ли не самый тяжелый бой, правда словесный, имевший скорее характер единоборства, мне пришлось выдержать, ведя беседу с командором Норрисом.
Во время нашего плавания наступило полное безветрие; единственный наш парус печально болтался, и в конце концов мы общими силами его убрали. Дальнейшее движение совершалось при помощи единственной пары весел. Мы подошли к острову уже к вечеру. Солнце стояло низко. Нам удалось найти пристанище, напоминавшее гостиницу. Здесь мы закусили, привели себя в порядок, а я, чтобы сгладить неприглядность своего заслуженного синего кителя, надел свои взятые с собой боевые ордена и шарф.
В таком виде мы подошли к берегу, в нескольких кабельтовых от которого была якорная стоянка англичан. Вскоре мы увидели направлявшуюся к берегу с одного из кораблей гребную шлюпку. Она подошла к берегу недалеко от того места, где мы стояли, и на нее стали грузить провизию. Мы подошли и кое-как объяснили наше желание видеть начальника эскадры. Когда нас поняли, мы были приняты беспрекословно. Через несколько минут мы оказались на палубе бывшего парохода общества «Кавказ и Меркурий», носившего несколько необычайное название «Президент Крюгер». Солнце уже зашло, и на судах зажглись огни. Мы были встречены по уставу, и, думается, вид моего форменного кителя и орденов был отчасти причиной того, что я был встречен чрезвычайно корректно. Узнав, что я русский морской офицер, ко мне сейчас же вызвали переводчика. Передо мной предстал изящно одетый в английскую походную форму наш русский морской офицер старший лейтенант Литвинов480.
Как я узнал, многие наши офицеры, спасаясь от зверств большевиков, скитаясь по Кавказу и чувствуя себя обреченными на голодную смерть, нашли свое спасение и обрели сносное положение и заработок, поступив на военную службу к англичанам. Винить этих людей, конечно, нельзя: ведь англичане числились еще нашими союзниками, и лишенные возможности присоединиться к Добровольческой армии, эти нередко прекрасно образованные и достойные офицеры считали, что продолжают русскую борьбу, служа в рядах союзных армий. Таким же образом некоторые попали и к англичанам, появившимся в Закаспийском районе. Я встретил там впоследствии еще одного молодого офицера, Юрочку Сукина481, служившего одно время под моим начальством на дивизионе миноносцев, которым я командовал перед самой революцией.
Я объяснил Литвинову, кто я и зачем прибыл, и показал ему мои «верительные грамоты». С его стороны я встретил самое предупредительное отношение, и в течение всего времени, что я имел дела с англичанами, я имел в нем надежного и верного союзника. По-английски он говорил безукоризненно. Он проводил меня в кают-компанию, а сам пошел докладывать обо мне начальнику эскадры. Несколько английских офицеров очень любезно поднялись мне навстречу; любопытство их, видимо, разбирало, и они пробовали со мной заговорить, но я не говорил по-английски, а они, как истинные англичане, тем более не знали других языков.
Через несколько времени, в сопровождении своего флаг-капитана, капитана 1-го ранга Grief, и Литвинова, появился командор Норрис. Это был невысокого роста, плотный и коренастый, с красным, апоплексического вида лицом человек. Правую руку он носил на перевязи и, извинившись, подал мне левую. Через Литвинова он сказал мне несколько любезных слов и знаком пригласил всех сесть. В центре оказались друг против друга командор и я. Рядом с ним сел Литвинов, за ним флаг-капитан и командир корабля. За мной скромно сели оба мои спутника – Цветков и Ааский, далее кругом разместились остальные английские офицеры.
Я чувствовал некоторую напряженность минуты. Англичане как-то насторожились. Я сознавал, что несу в эту минуту большую ответственность за честь своего царского мундира и за первый, быть может решающий, успех наших действий на Каспии. Это сознание меня тяготило, ибо на дипломатическом поприще я никогда не подвизался и красноречием не блистал. Будучи всегда скромным рядовым офицером, я никогда не предполагал, что мне придется вступать в состязание с такими испытанными политиками, какими во все времена являлись англичане. Кроме того, на основании моих личных наблюдений и всего того, что я по отрывочным сведениям в армии о них знал, я не мог быть по отношению к ним особенно доброжелательно настроенным. Я сознавал, что мне нельзя было никак выступать в роли какого-то просителя, ибо
