Нефертити - Мишель Моран

— Ваше величество, — перебил его отец. — Прошу, подумайте, мудро ли оставаться в этом дворце? По крайней мере, хеттов нужно изолировать от всех. Всех, явившихся с севера, нужно отослать…

— Никто никого никуда не будет отсылать! — рявкнул фараон. — Дурбар еще не окончен!

Теперь даже музыканты остановились. Эхнатон повернулся к ним и велел:

— Продолжайте играть!

Они тут же затянули какую-то мелодию, а Панахеси быстро подошел к помосту. Я даже не заметила, откуда он взялся.

— Мы можем провести в храме особое жертвоприношение, — предложил он.

Эхнатон, пренебрежительно отвернувшись от отца, улыбнулся Панахеси:

— Прекрасно. И Атон защитит город.

— Но заприте городские ворота! — взмолился отец. — Пускай никто не входит и не выходит!

— Да, ворота нужно запереть, — согласилась Нефертити.

— Чтобы наши гости подумали, что здесь чума?

— Они и так вскоре узнают об этом, — негромко произнес отец. — Зараза уже появилась в квартале пекарей.

На миг все в ужасе смолкли, а затем сановники заговорили все разом. Придворные прихлынули к помосту, желая знать, что делать и куда идти. Эхнатон поднялся с трона, а отец собрал нашу семью — Тийю, мою мать и Нефертити.

— Разойдитесь по своим покоям, — велел отец придворным. — Сидите там и не выходите.

— Здесь фараон я, и никто не пойдет в свои покои!

Но Нефертити воспротивилась:

— Делайте, как сказал визирь!

Вся наша семья ринулась прочь, и даже шаги Тийи были поспешны. Мы свернули в коридор, ведущий к царским покоям, но тут Эхнатон отказался идти дальше.

— Нам следует подготовиться к сегодняшнему вечеру!

Нефертити впала в бешенство, и я поняла, что ее трясет от страха.

— Тут чума на дворе, а ты хочешь готовиться к пиру?! Мы же не знаем, кто уже болен! Это может быть вся Амарна!

— И что, мы позволим нашим врагам увидеть нас слабыми? — возмутился в ответ Эхнатон. — Чтобы они увидели, как неприятности испортили нам празднество?

Нефертити не ответила.

— Тогда я сам приготовлюсь к празднеству, и никто не сможет забыть, для чего они собрались здесь. Ради славы Атона. Вот что войдет в историю!

Нефертити посмотрела вслед мужу, кинувшемуся в Большой зал, а мне вспомнилось, как много лет назад мы плыли на лодке и как отец сказал: «Он ненадежен». Сестра посмотрела на собственные резные изображения и изображения ее семьи, и глаза ее наполнились слезами.

— А ведь это должен был быть великолепный праздник…

— Ты пригласила хеттов, хотя знала, что у них зараза, — напомнила ей я.

— А что мне было делать? — огрызнулась Нефертити. — Разве его остановишь?

— Ты тоже этого хотела.

Нефертити покачала головой. Это в равной мере можно было понимать и как «да», и как «нет».

— Люди будут винить нас, — сказала она, когда мы дошли до ее покоев. — Они будут винить нашу преданность Атону.

Нефертити закрыла глаза, уже понимая, что за трагедия разворачивается сейчас на улицах Амарны и по всему царству.

— А вдруг чума доберется до дворца? — спросила она. — Вдруг она уничтожит все, что мы создали?

Я подумала об Ипу: она как-то упомянула, что ее отец использовал мяту, чтобы отгонять крыс от погреба, и что ни один из его работников не умер от чумы.

— Используй мяту, — сказала я ей. — Мяту и руту. Повесь ее себе на шею и на все двери.

— Тебе следовало бы уехать, Мутноджмет. Ты беременна. — Нефертити захлебнулась слезами. — А ты так хотела ребенка!

— Мы еще точно не знаем, чума ли это, — с надеждой произнесла я.

Отец, прежде чем войти в царские покои, бросил на меня долгий взгляд:

— Это чума.

И все же пир состоялся. В тот вечер вокруг было множество арфистов и лотосовых свечей, и блики пламени играли на серебряных и золотых украшениях сотни танцовщиц. Гости держались напряженно, но никто не посмел заикаться о чуме, уже ширящейся за стенами Большого зала Амарны. В ночном воздухе витал запах цветущих апельсиновых деревьев, а во внутреннем дворе смеялись гости, нервно и пронзительно. Нахтмин принес мне блюдо с отборными кусочками мяса, и мы поели, а в это время Анубис уже бродил по улицам. Женщины флиртовали, мужчины играли в сенет, а слуги раз за разом наполняли чаши красным вином. К концу празднества страх смерти почти покинул даже меня. И лишь на следующее утро, когда несколько сотен гостей учуяли в воздухе приторную сладость, всякий понял, что творится в городе.

Вернувшийся посланец сообщил об увиденном всему Залу приемов.

Пока мы пировали, тысяча бедняков уже гнила в своих постелях.

— Запереть дворец! — крикнул Эхнатон, и стражники-нубийцы кинулись выполнять его приказ, отрезая дворец фараона от города.

— А как быть со слугами, которых отправили с поручениями? — спросил отец.

— Раз они сейчас не во дворце, то умрут на улицах.

Нахтмин повернулся ко мне:

— Это наш последний шанс, Мутноджмет. Сейчас мы еще можем вернуться в Фивы. Мы можем бежать.

Я ухватилась за край стула.

— И бросить мою семью?

— Они сами решили остаться.

Он пристально взглянул мне в глаза, и мне вспомнился тот вечер у реки.

Подошедший отец положил руки мне на плечи.

— Ты беременна. Тебе нужно думать о ребенке.

Стук молотков вдали стих. Окна закрыли ставнями, двери заколотили досками. Если болезнь проберется во дворец, то разойдется по всем комнатам. Я положила руку на живот, словно могла этим защитить ребенка от надвигающегося ужаса. Я посмотрела на отца:

— А как же ты?

— Эхнатон не уедет, — сдержанно произнес отец. — Мы останемся с Нефертити.

— А мать?

Мать взяла отца за руку.

— Мы останемся вместе. Вряд ли чума проникнет во дворец.

Но, судя по глазам, она не очень-то верила в то, что говорит. Никто не знал, отчего чума приходит в тот или иной дом, к тому или иному человеку.

Я посмотрела на Нахтмина. Он уже понял, какое решение я приняла — то же самое, что и всегда. Он понимающе кивнул и взял меня за руку.

— Это может случиться и в Фивах.

Мы тихо собрались в Зале приемов. Иноземных дипломатов, от Родоса до Миттани, выставили на улицу, и меж массивных колонн сейчас собралось всего три сотни человек. Кийя со своими дамами торчала в углу, а Панахеси тем временем что-то нашептывал фараону. Почти все стояли недвижно. Никто не разговаривал. Мы выглядели словно пленники, ожидающие казни.

Я посмотрела на плачущих слуг. Писец, которого я много раз видела в Пер-Меджате, был без жены. Где она находилась в тот момент, когда фараон решил без всякого предупреждения запереть дворец? Возможно, отправилась в храм с благодарением или домой, навестить пожилую мать. Теперь они будут ожидать прихода чумы в разлуке и надеяться, что Анубис пощадит их обоих. Либо что они воссоединятся в загробном царстве. Я сжала руку Нахтмина, и он, взглянув мне в лицо, вернул пожатие.