Искры на воде (сборник) - Вячеслав Павлович Архипов

— Маркеша, едва дождалась, сейчас я поесть соберу. — Она засуетилась у печки.

— Разбирай подарки. — Сын сложил свёртки и кульки на лавку, часть из них убрал в сторону.

Мать поняла и заулыбалась. Она помнила обещание сына жениться, ей очень хотелось, чтобы сын за ум взялся. А там, глядишь, и внуки пойдут, радость-то какая.

— Чего нового на деревне слышно?

— Вроде ничего, только народу стало много, хозяева боятся дома бросать без присмотра. Слава богу, воровства пока не было, но лиха беда начало.

Старушка стала разбирать свёртки. Подарки в доме — дело нечастое, непривычное, событие особое, ему радуется каждый сельчанин.

— Зачем тратился? У меня есть ещё неношенные шали и платки.

— Вот и носи, чего по сундукам прятать да моль раскармливать?

— А куда я одевать буду? Вот жениться будешь, и надену. — Мать осторожно проверяла настроение сына, не раздумал ли он.

— На свадьбу ещё купим, в церкву одень. Или уже не ходишь?

— Как у тебя такие слова то находятся? Разве можно в церковь не ходить?

— Так много кто не ходит.

— Потому и живут так — ни себе, ни людям. Без Бога жить, сынок, нельзя, с грехом долго не проживёшь, а где грехи отмолить можно? Только в церкви. И ты сходил бы, причастился.

— Зайду как-нибудь. Про Настасью ничего не слышала?

— Не слыхала, недавно видела её, ничего, приветливая.

— Ладно, мать, я пойду, ты не жди, спать ложись, завтра поговорим. На-ка вот, прибери куда, скоро пригодятся. — Он протянул ей деньги.

— На себе не экономь, хватит денег, а не хватит, ещё заработаем.

— Да сколько мне там надо? — Слёзы навернулись у матери на глазах.

Как только ни называли Маркела в селе: и драчун, и разбойник, а матери уважение оказывает. На старости лет любое доброе слово душу греет, как здесь не радоваться?

— Ничего, маманя, всё будет хорошо. — Сын обнял мать и выскользнул за дверь.

У дома Малышевых он вдруг опять заволновался так, что сразу не мог зайти. Постоял, отдышался, а уж потом решительно направился к калитке. Он вошёл в дом и поздоровался:

— Доброго здоровья, хозяева!

В ответ — молчание. Маркел увидел, что у окна сидит Настасья и смотрит на него удивлёнными глазами. Больше дома никого не оказалось.

Настя знала, что парни приехали с приисков, и загадала, вот если придёт домой, значит, любит, а если не придёт, тогда и разговор с ним будет короткий.

— Пришёл? — спросила она и медленно встала из-за стола.

— Пришёл. — Маркел опять растерялся, не понимая такое её поведение.

Настя видела состояние парня и специально вела себя так, чтобы больше смутить гостя. Ей было интересно, что же такого в ней, что первый парень на деревне, как телок на верёвочке, стоит и мнётся.

— Вот, подарки. — Он протянул ей свёртки.

— Она молча взяла подарки, положила их на стол, взяла парня за руку и подвела его к зеркалу в простенке между окнами.

— Смотри, — сказала она и весело расхохоталась.

Жалкое зрелище рассмешило его самого, и он тоже улыбнулся.

— Раз пришёл, говори, зачем? — Настя встала прямо перед ним и посмотрела в глаза.

Маркел растерялся ещё сильнее и выдавил через силу:

— Выходи за меня.

— Чего? Я не поняла, что ты сказал?

— Настя, я и так дурак дураком сижу, не рви душу.

— За дурака замуж?

— Так ты пойдёшь?

— Да, — просто ответила она.

Маркел подхватил девушку на руки и стал кружить её по комнате.

— Вот так чтобы всю жизнь.

— Как скажешь.

— Ну, хоть пообещал, и то хорошо.

Через некоторое время они, взявшись за руки, шли на посиделки, где вовсю заливалась гармонь.

А через месяц тройки лошадей, украшенные лентами и бубенцами, носились по селу, распугивая неосторожных прохожих и спящих около домов собак. А ещё через месяц неожиданно с разницей в две недели случились новые две свадьбы. Поженились Еремей Трухин с Натальей Листьевой и Кирьян с Дарьей Петрушовой. Наталья была первой певуньей на селе, сочиняла частушки моментально, да такие, которые доводили до смеха всех. Дарья же наоборот — тихоня. Сидела в уголочке да посматривала, как веселились другие. Зато о ней говорили по всей деревне, что она завидная рукодельница, любое дело в её руках прямо горело. У неё и мать такая же и младшие сёстры. Судачили бабы на завалинках, что достанется кому-то такое сокровище, повезёт мужику. И вот повезло Кирьяну. Сам Кирьян тоже не из последних на селе: и статью, и ростом вышел, вот только не очень боевой, не такой, как его друг Маркел, но в работе с ним не всякий мог потягаться.

Свадьбы порадовали деревню, долго ещё ходили похмеляться гости от одного двора к другому.

Когда парни после расчёта поспешили по домам, Илья Саввич оставил Евсея в своей конторе для разговора. За лето была сделана пристройка к магазину, где разместил свой кабинет Хрустов. Здесь было просторно, стояла новая мебель, а не просто лавки по углам, здесь уже можно было принимать людей и разговаривать о деле.

— Ну, рассказывай, как всё прошло? — сказал Илья Саввич, усаживаясь за стол.

— Всё было обычно: работали на старом участке, немного поднялись по ручью, метров на двести, да и то уже к концу. Там поменьше золота, но можно мыть.

— Старик показал другое место?

— Да, я ему сразу открылся, и ружьё отдал, и тогда он пообещал. По его виду было понятно потом, что пожалел старик о своём решении, но место показал.

— Почему пожалел, насколько я знаю, они золото не берут.

— Не за золото испугался старик, а за то, что в скором времени народу там будет, как в Конторке в последнее время.

— Ничего не поделаешь. Народ прёт валом, кое-кто мимоходом идёт дальше, кое-кто здесь остаётся. Оказывается, что люди на поселение сюда прибыли с деньгами — держава платит, лишь бы заполнить сибирские земли. А то что получается: железная дорога есть, только людей вокруг нет, а просторы необъятные осваивать надо. Место хоть хорошее показал старик?

— Это лучшее, что я видел, попадаются и самородки, Родион нашёл с пяток, как кедровые орехи, попробовали промыть пару лотков — много песка. Место хорошее. Я не стал никому говорить, нечего с толку людей сбивать.

— Правильно. Теперь у меня к