Большие надежды (без указания переводчика) - Чарльз Диккенс

— Скажетъ человѣкъ, прибавилъ я, видя, что Джо ждетъ моего отвѣта.

— Скажетъ человѣкъ, повторилъ Джо: — хорошо ли онъ дѣлалъ бы, поступая такъ?

— Милый Джо, онъ всегда хорошо поступалъ и поступаетъ; онъ всегда правъ.

— Ну, старый дружище, такъ не отступайся же отъ своихъ словъ. Если онъ всегда хорошо поступаетъ, всегда правъ (хотя по большей части бываетъ противное), то онъ и правъ, говоря: «Если ты скрывалъ что-нибудь отъ Джо Гарджери, еще бывъ ребенкомъ, то ты дѣлалъ это только потому, что зналъ, что онъ не всегда воленъ былъ дѣлать, что хотѣлъ, не всегда могъ избавить тебя отъ хлопушки». — Такъ не думай больше о подобныхъ вещахъ, и не будемъ толковать о ненужныхъ предметахъ. Бидди долго билась со мною (я, вѣдь, порядочный дуракъ), пока она не вбила мнѣ въ голову, какъ мнѣ понимать это и поступать сообразно. Теперь, объяснивъ, какъ я это понимаю, вотъ что я скажу тебѣ, старый дружище. Не говори лишняго, а лучше поѣшь да и засни хорошенько.

Меня поразила деликатность Джо, доброта и тактъ Бидди, которая, какъ настоящая женщина, видѣла меня насквозь; но для меня оставалось тайною, извѣстно ли Джо, что всѣ мои надежды разсѣялись, подобно нашимъ туманамъ, и я остался почти нищимъ. Я также никакъ не могъ понять, отчего по мѣрѣ того, какъ я выздоравливалъ, Джо становился принужденнѣе, холоднѣе со мною. Во время моей болѣзни, когда онъ одинъ за мною ухаживалъ, онъ обращался со мною какъ бывало въ старину, и называлъ меня теперь столь дорогими мнѣ именами: «Пипъ, старый дружище!» Я также обходился съ нимъ, попрежнему, внутренно благодаря его за такое счастіе; но постепенно, почти-незамѣтно, обращеніе Джо стало измѣняться; сначала я этому очень удивлялся, но вскорѣ догадался, что причиною и виною тому я самъ.

«Ахъ! Развѣ я не далъ Джо повода сомнѣваться въ моей привязанности и думать, что когда выздоровлю и опять буду счастливъ, то оттолкну его такъ же холодно, какъ и прежде? Развѣ Джо не имѣлъ достаточныхъ причинъ предполагать, что чѣмъ я буду сильнѣе, тѣмъ болѣе буду отъ него удаляться, и потому лучше ему удалиться заблаговременно?»

Вполнѣ же я убѣдился въ его перемѣнѣ только въ третью или четвертую нашу прогулку, когда я, облокотясь на Джо, гулялъ по Темпльскому Саду. Вставъ со скамейки, на которой мы немного отдохнули, я сказалъ:

— Смотри, Джо, какъ я твердо хожу. Я пойду одинъ домой, и безъ твоей помощи.

— Не повреди себѣ, отвѣчалъ Джо: — а впрочемъ, я очень радъ посмотрѣть, какъ вы одни пойдете, сэръ.

Эти послѣднія слова непріятно на меня подѣйствовали, но я, вѣдь, не могъ же протестовать противъ нихъ. Я прошелъ только до воротъ сада и, притворись слабымъ, попросилъ Джо дать мнѣ руку. Онъ далъ мнѣ ее, но былъ что-то особенно задумчивъ.

Я также задумался; голова моя была занята одною мыслью, какъ бы остановить начинавшуюся перемѣну въ обращеніи Джо. Я не скрываю, что стыдился признаться ему въ своемъ несчастномъ положеніе, но надѣюсь, что причина этого стыда была благородная. Я зналъ, что онъ захочетъ помочь мнѣ своимъ маленькимъ капитальцемъ, отложеннымъ на черный день; но я не могъ и не долженъ былъ позволить ему употребить на меня свои деньги.

Весь этотъ вечеръ мы провели молча, обдумывая свои планы. Но прежде, чѣмъ лечь спать, я уже рѣшилъ, что подожду два дня, и (теперь была суббота) начну новую жизнь съ понедѣльника. Въ понедѣльникъ утромъ я откровенно поговорю съ Джо, передамъ ему всѣ свои планы, объясню, зачѣмъ я не ѣду къ Герберту, и послѣ этого разговора жизнь моя перемѣнится навѣки. Рѣшившись на это, я повеселѣлъ, Джо также оставилъ свои думы, точно и онъ рѣшился на что-то.

Воскресенье мы провели очень-тихо и счастливо; мы отправились за городъ и наслаждались прогулкою по полямъ.

— Я очень благодаренъ Провидѣнію, Джо, за свою болѣзнь, сказалъ я.

— Милый Пипъ, старый дружище, вы почти ужь совсѣмъ оправились, сэръ.

— Мнѣ эта болѣзнь всегда будетъ памятна, Джо.

— И мнѣ такъ же, сэръ.

— Мы пожили опять вмѣстѣ, Джо, и я этихъ дней никогда не забуду. Конечно, были годы, которые я на-время забылъ; но этихъ дней я никогда не забуду.

— Пипъ, сказалъ Джо, какъ-бы смущенный: — мы теперь были очень счастливы. А что было прежде, то прошло…

Когда я легъ вечеромъ въ постель, Джо, по обыкновенію, пришелъ со мною проститься. Онъ спросилъ меня, такъ же ли я хорошо чувствую себя теперь, какъ утромъ?

— Да, милый Джо, такъ же хорошо.

— И ты чувствуешь себя сильнѣе-и-сильнѣе, старый дружище?

— Да, милый Джо.

Джо потрепалъ меня по плечу и проговорилъ нѣсколько-глухимъ голосомъ:

— Доброй ночи!

Проснувшись на другое утро здоровѣе и сильнѣе, чѣмъ когда-либо, я рѣшился непремѣнно открыться во всемъ Джо передъ завтракомъ.

Я одѣлся поспѣшно и хотѣлъ сдѣлать ему пріятный сюрпризъ, явившись такъ рано къ нему въ комнату; но его тамъ не было, и не только онъ исчезъ, но и его чемоданъ. Я поспѣшилъ въ столовую и на столѣ нашелъ письмо слѣдующаго содержанія:

«Я уѣхалъ, не желая быть вамъ въ тягость; вы теперь здоровы, милый Пипъ, и проживете гораздо-лучше безъ

„Джо“.

„PS. Мы, вѣдь, всегда останемся друзьями“.

Въ это письмо вложена была росписка въ полученіи моего долга, за который меня хотѣли посадить въ тюрьму. До этой минуты я полагалъ, что кредиторы оставили меня въ покоѣ, дожидаясь моего выздоровленія. Я и не воображалъ-себѣ, чтобъ Джо заплатилъ мои долги, однако, росписка была на его имя.

«Что же мнѣ теперь оставалось дѣлать? Послѣдовать за нимъ на старую, добрую кузницу; открыться ему во всемъ и привести въ исполненіе свои планы?»

Планы эти были немногосложны. Я просто пойду къ Бидди, открою ей, какъ я раскаяваюсь въ своей неблагодарности, какъ я потерялъ все, на что когда-то надѣялся; напомню ей, какъ она была нѣкогда откровенна со мною. Потомъ я ей скажу: «Бидди, мнѣ кажется, вы когда-то меня любили, и мое бѣдное сердце никогда не было такъ мирно и покойно, какъ въ то время, когда я былъ съ вами. Если вы только можете меня снова полюбить, хоть вполовину столько, какъ прежде; если вы можете взять меня со всѣми моими недостатками и разочарованіями и простить меня, какъ заблуждавшееся дитя, то я надѣюсь, Бидди, я стою васъ теперь болѣе, немного болѣе, чѣмъ прежде. Отъ васъ, Бидди, зависитъ моя будущность: если вы желаете, я останусь работникомъ на кузницѣ у Джо, или займусь чѣмъ другимъ по сосѣдству, или, наконецъ, мы поѣдемъ далеко, далеко на Востокъ, гдѣ мнѣ предлагаютъ мѣсто, которое я не могъ принять, не зная вашего отвѣта. Итакъ, милая Бидди, если вы рѣшитесь быть спутницею моей жизни, то, конечно, вы сдѣлаете ее лучшей, а меня самого сдѣлаете человѣкомъ. Я, съ своей стороны, употреблю всѣ старанія, чтобъ ваша жизнь была счастлива».

Вотъ въ чемъ состояли мои планы. Черезъ три дня, когда я уже совершенно-хорошо себя чувствовалъ, я отправился на старую кузницу, чтобъ привести ихъ въ исполненіе. Какъ я успѣлъ въ этомъ — вотъ все, что мнѣ остается разсказать.

LVIII

Вѣсть о томъ, что мои блестящія надежды рушились, достигла моей родины до моего пріѣзда. Въ Синемъ Вепрѣ все уже было извѣстно и я замѣтилъ значительную перемѣну въ обращеніи прислуги со мною. Пока считали меня будущимъ богачемъ, очень старались заискивать мое расположеніе, теперь, узнавъ, что я лишился состоянія, совершенно охладѣли ко мнѣ. Я пріѣхалъ туда вечеромъ, очень уставши отъ поѣздки, которую я прежде дѣлалъ шутя. Хозяинъ Вепря объявилъ мнѣ при входѣ, что не можетъ мнѣ дать прежнюю мою спальню, которая уже занята кѣмъ-то (вѣроятно имѣвшимъ большія надежды), и потому отвелъ мнѣ скверную каморку, надъ каретнымъ сараемъ, за голубятникомъ. Впрочемъ, я здѣсь такъ же хорошо спалъ, какъ и въ лучшей комнатѣ Вепря, и сны снились мнѣ не хуже прежнихъ.

Рано утромъ, пока приготовляли мнѣ завтракъ, я отправился погулять, чтобъ взглянуть на Сатис-Гаусъ.

На воротахъ, и на окнахъ виднѣлись объявленія о продажѣ, на слѣдующей недѣлѣ, съ аукціоннаго торга, мебели и разной домашней утвари. Домъ же продавали, какъ старый строительный матеріалъ, на сломъ. Надъ пивоварней красовалась большими бѣлыми буквами надпись «1-й участокъ», а надъ домомъ, столько лѣтъ закрытымъ, «2-й участокъ». Были еще надписи и на другихъ постройкахъ, а завядшія вьющіяся растенія, сорванныя со стѣнъ, чтобы яснѣе выказать надписи, теперь валялись въ пыли. При входѣ въ ворота, я оглянулся съ непріятнымъ чувствомъ незнакомца, неимѣющаго ничего общаго съ окружающими его предметами, и замѣтилъ аукціонернаго писца, расхаживавшаго по бочкамъ и считавшаго ихъ для джентельмена, который, держа въ рукахъ перо, составлялъ опись; вмѣсто письменнаго стола ему служили кресла на колесахъ, которыя я такъ часто каталъ, напѣвая «дядя Клемъ».

Вернувшись къ завтраку въ столовую Синяго Вепря, я засталъ тамъ мистера Пёмбельчука, разговарившаго съ хозяиномъ. Не исправившись, повидимому, и послѣ недавняго печальнаго приключенія, онъ дожидался меня и, при моемъ входѣ, обратился ко мнѣ со слѣдующими словами: