Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - Томас Шёберг

После года борьбы с неожиданно настигшим ее раком желудка Ингрид Бергман скончалась 20 мая 1995 года, в возрасте всего лишь шестидесяти пяти лет. Сперва ее похоронили на кладбище Рослагс-Бру в Норртелье, но после смерти Ингмара Бергмана останки перенесли на Форё, чтобы супруги воссоединились.

Мария фон Розен перевезла урну с прахом матери на ветреный остров к северу от Готланда. Для поездки она позаимствовала у Яна-Карла фон Розена его “вольво-740”, который фон Розен с женой прозвали Старым Негром. Трагикомическая ирония обстоятельств побудила Марианну фон Розен сказать мужу: “Мария везет останки Ингрид на твоей машине к могиле Ингмара!”

Через несколько месяцев после кончины жены режиссер составил завещание, где распорядился, что “все имущество в равных долях и с полным правом владения отойдет моим детям”. Годом позже он, судя по всему, вспомнил важную деталь. Ведь в его случае несколько расплывчатая формулировка “моим детям” наверняка бы вызвала замешательство, а разные трактовки числа наследников могли бы иметь разрушительные последствия при описи имущества после его смерти.

Таково одно из объяснений внесенной режиссером поправки. Второе сводится к тому, что ультиматум Яна-Карла фон Розена по поводу наследства для Марии в конечном итоге привел к должному результату.

Как бы то ни было, Бергман своим характерным почерком, слегка дрожащими крупными буквами приписал засвидетельствованное уточнение:

ДОПОЛНЕНИЕ К ЗАВЕЩАНИЮ

МАРИЯ ФОН РОЗЕН, МОЯ И ИНГРИДИНА

ДОЧЬ, РАЗУМЕЕТСЯ, РАЗДЕЛИТ МОЕ

ИМУЩЕСТВО С ОСТАЛЬНЫМИ ВОСЕМЬЮ

ДЕТЬМИ (И НЕ ПРИМЕТ НАСЛЕДСТВА

ОТ СВОЕГО ЮРИДИЧЕСКОГО ОТЦА ЯНА-

КАРЛА ФОН РОЗЕНА). ТО ЕСТЬ РЕЧЬ ИДЕТ

НЕ О ВОСЬМЕРЫХ, А О ДЕВЯТЕРЫХ ДЕТЯХ.

ПОСКОЛЬКУ Я ОБЕЩАЛ МАРИИ КУПИТЬ

ДЛЯ НЕЕ ВЕТХЁВДУ ЗА 450 000 КРОН,

ОЗНАЧЕННАЯ СУММА ВЫЧИТАЕТСЯ ИЗ ЕЕ

НАСЛЕДСТВА.

ПИШУ ВСЕ ЭТО В ЗДРАВОМ УМЕ И ТВЕРДОЙ

ПАМЯТИ.

Эпилог. “Ибо Твое есть Царство и сила и слава”

Двадцатого декабря 1986 года в Драматическом театре состоялась премьера шекспировского “Гамлета” в постановке Ингмара Бергмана. В главной роли выступил Петер Стормаре, Офелию играла Пернилла Аугуст.

“Один из лучших моих спектаклей, один из самых весомых, сильных, ярких, сердитых, какие я ставил”, – сказал режиссер.

Его оценку разделяли не все. Напротив, на культурных страницах газет разгорелись жаркие споры. Все началось с рецензии Туве Эллефсен, критика из “Дагенс нюхетер”. По ее мнению, бергмановская версия “Гамлета” в лучшем случае сыровата, изобилует утрированными и прямо-таки нелепыми элементами. “Если Бергман хотел досадить мне, то он преуспел! Спонсированный УИРС[42] примитивный реализм в квадрате” и “Нет, это не Шекспир, достойный Бергмана. Или не Бергман, достойный Шекспира” – вот так писала она, нарушая тем самым неписаные правила этикета: не разносить бергмановский спектакль, в особенности поставленный на национальной сцене.

В “Экспрессене” Бьёрн Нильссон и Агнета Плейель поставили рецензию Эллефсен под сомнение, на что она ответила статьей под заголовком “Можно ли быть рецензентом?”. Тут в спор вмешалась Мадлен Гриве, главный редактор журнала “90-е”. В двух выразительных статьях в “Афтонбладет” она обрушилась на “комнатных собачек” режиссера и на “подхалимаж” вокруг Ингмара Бергмана, который с ее точки зрения виноват как минимум в четырех мертвых и скучных постановках на королевской сцене – “Фрёкен Жюли”, “Игре снов”, “Короле Лире” и “Гамлете”. Рецензенты, по мнению Гриве, оказались досадно льстивы, и она расширила дискуссию, затронув все, связанное с персоной Ингмара Бергмана.

Оба критика Бергмана в свою очередь стали объектами массированной враждебной кампании. Однажды ночью Туве Эллефсен позвонил Петер Стормаре, о котором она писала, что в роли Гамлета он рисовался заносчивостью и иронией, но в конечном счете производил лишь “утомительное, однообразное, а местами вопиюще мелодраматичное” впечатление. Такое безнаказанно не пишут. В довершение всего Стормаре выглядел на сцене как сам Бергман, в шапке с кисточкой и кожаной куртке, да еще и заимствовал у режиссера язык тела, и звонил он в ярости: “Если попробуешь подойти ко мне ближе чем на десять метров, я с тобой разделаюсь”.

Эллефсен пришлось услышать столько ругани по поводу своей рецензии, что в результате она и ее муж Пер Люсандер потеряли кое-кого из близких друзей. Эллефсен допускала, что актер, быть может исполняющий главную роль своей жизни, но получающий на нее плохие рецензии, отбивается любыми способами, и не стала заявлять в полицию, что Стормаре грозил ее убить. Однако она попросила свое начальство связаться с Драматическим театром и сообщить, что один из актеров театра угрожал рецензентке. Ее муж Пер рассказал об инциденте тогдашнему руководителю театра Ларсу Лёфгрену, но извинений не последовало, и дело сдали в архив. Лёфгрен полагал, что как руководитель Драматического он не имеет касательства к действиям своих актеров за пределами театра, от актера можно ожидать реакции на плохие и субъективные рецензии, критик попросту должен с этим мириться, Эллефсен следовало бы обратиться в полицию, если она считала, что ей угрожают, но, с другой стороны, беспокоиться совершенно не о чем, поскольку Стормаре самый мирный человек на свете.

Позднее Ингмар Бергман пригласил супругов Эллефсен и Люсандера на Форё, что они восприняли как своего рода примирительный жест. Но приглашение режиссера отклонили. Пер Люсандер понимал, что если они примут приглашение, то окажутся пойманными в его сети, совершенно беззащитные на острове посреди моря.

“Афтонбладет” незамедлительно откликнулась на статьи Мадлен Гриве, поместив выступления нескольких известных бергмановских актеров в защиту режиссера: “Это беспардонные нападки. Стыдно пытаться делать за счет Ингмара Бергмана собственную карьеру. А именно так она и поступает, девица, написавшая статью” (Биби Андерссон), и “Сценарий для мусорной корзины. Это написано человеком, который смотрит на работу Драматического театра так же, как черт на Библию” (Ярл Кулле).

Руководитель Драматического Ларс Лёфгрен считал, что Гриве не мешает выучить “правила игры” и что она прямо-таки враждебна театру, не менее критична была и начальница информационного бюро и маркетолог Берит Гулльберг. Даже “Экспрессен” включился в этот хор и выделил своему корреспонденту по культуре Бьёрну Нильссону целую полосу, чтобы поиздеваться над упрямицей. Он отмел ее критику как “обывательский плевок”.