Сны чужие - Денис Луженский

Олег не хотел бы жить, зная, что обязан этой жизнью гибели того, кто стал ему ближе родного брата. Но и умирать он не хотел… умирать, после всего, что довелось пережить, было не так страшно, как обидно.

- Я обречен быть один, - сказал он тем двоим, что смотрели на него сейчас. - Мое дело безнадежно, я даже не знаю что именно собираюсь сделать…

Он искал в их глазах сомнение, но Антри глядел на него с тем тревожным беспокойством, с каким смотрят на приболевшего друга, а Вирэль откровенно демонстрировала скуку и, похоже, просто ждала когда Олег угомонится и замолчит.

- Вы слышите?! - он снова повысил голос, пытаясь достучаться до их рассудка. - Я даже не знаю куда еду сейчас! Не знаю где буду завтра и буду ли завтра вообще!… Идиоты чертовы!…

Вэр скорчила снисходительную гримасу.

- Последних твоих слов я не поняла, но что-то мне подсказывает, что ты не "спасибо" нам сказал. Впрочем, не особо-то и хотелось от тебя благодарности выслушивать. Коли выговорился, так лучше вовсе помолчи, отдохни сам и нам отдохнуть дай.

- Эй… - заворчал Антри, недовольно косясь на дерзкую, но та лишь отмахнулась:

- Ой, только ты не лезь со своими нравоучениями, Рыжий! Коли не устал, так лучше еще дров принеси, а то этих веточек не хватит даже один сапог высушить, а у нас их на троих - шесть штук, не считая прочей одежи.

Антри укоризненно покачал головой, бросил виноватый взгляд на Олега и… потопал в лес. Вирэль, "закруглив" разговор подобным образом, принялась развешивать на ветвях ближайшего к костру куста мокрую куртку. Олег был, мягко говоря, ошарашен. Сговорились они, что ли?! Да когда же могли-то, ведь все время на виду были!

- Дурачье, - пробормотал он, чувствуя, как жгучее раздражение уходит куда-то, истаивает брошенным на еще не остывшие угли кусочком льда. Кулаки его сами собой разжались, он вздохнул и поежился. Напряжение схлынуло и внезапно накатила усталость, заныло непривычное к долгой тряске в седле тело, в промокшей одежде стало зябко и неуютно.

- Черт бы побрал вас обоих, - пробормотал Олег вслух, но так тихо, что никто кроме него услышать это при всем желании уже не мог. - Однако, надо бы и отдохнуть. Завтра решу что мне с вами, дураками, делать.

Сегодня он снова ждал тот сон. Самое время было ему вернуться и превратить ночь в день, а мечту - в чудовищный кошмар, реальный до желудочных спазм.

Небо, покрывшееся паутиной трещин… черная рябь на Солнце… дрожь земли под ногами… Он всякий раз задавал себе вопрос: "Что я вижу в этом сне? Неужели это - мое будущее?! Будущее моего мира, исход моей мечты?"

Угрюмые мысли Олег упорно гнал прочь от себя. Его обострившееся но предела внутреннее чутье не позволяло ему заглядывать так далеко в будущее и так глубоко в самого себя. Он не мог быть уверен в том, что повторяющийся с завидной регулярностью ночной кошмар является чем-то большим, чем просто дурной сон. От этого, однако, легче не становилось.

Укладываясь возле потрескивающего костра и натягивая на голову плащ, уже начавший покрываться из-за ночной росы мелкими капельками влаги, Олег был готов к тому, что через мгновение "проснется" от дверного звонка в своей собственной квартире, а за порогом его будет ждать Таня…

До чего же обидно умирать, когда счастье - вот оно! Только руку протяни…

- Умирать вообще очень обидно.

Голос, возникший на границе сознания, не был иллюзией. Он показался ему очень знакомым, но явно не имел никакого отношения ни к дверным звонкам, ни к Тане. Олег встрепенулся и отбросил плащ, упруго вскакивая на ноги.

Похоже, он все же успел "выключиться" из реальности, и далеко не на пару минут: костер давно погас, даже остывающие угли уже не светились во мраке. Между ветвей вместо дыма струились невесомые седые пряди предрассветного тумана. Тишина покрывала все вокруг тяжелым шерстяным одеялом. Она была столь полной и плотной, что казалось - вздохни сейчас еле слышно и этот вздох мощным гулом прокатится над дремлющими кустами, расколет разлившееся в воздухе безмолвие, развеет в клочья пугливый туман…

Костер не горел, но обе Сестры висели высоко в ночном небе и света вполне хватало, чтобы рассмотреть того, кто стоял между деревьев по пояс в тумане. В следующий миг Олег узнал его и не удивился, лишь хмыкнул себе под нос и пробурчал вслух:

- Я все-таки сплю. Забавно.

В нескольких шагах перед ним стоял… он сам… вернее, не он, а тот, в чьем теле ему приходилось осознавать себя вот уже несколько месяцев. Эки-Ра во всей своей красе, отделенный от человека хирургическим скальпелем сна. Неудивительно, что голос показался Олегу таким знакомым, ведь это был его голос.

- Где же еще с тобой было встретиться нынче, как не во сне. Ведь только здесь теперь и получится нам друг другу в глаза посмотреть. А для разговора нашего видеть глаза другого вовсе не бесполезно.

Олег посмотрел на свои руки и снова не удивился, даже не вздрогнул, увидев гладкую кожу, лишенную короткой голубовато-серой поросли. Ну, да, конечно - почему бы ему не быть снова в своем прежнем, человеческом теле, раз уж он находится во сне и раз уж Эки-Ра стоит сейчас перед ним. Вот только к чему, собственно, он стоит сейчас перед ним? Зачем?

- Затем, что пришло время нам встретиться и поговорить, - барск повел плечами, напряг и расслабил мышцы, взгляд его стал напряженным. Олег понял, что тот придирчиво прислушивается к ощущениям, точно примеряет свою старую куртку, которую долго носил кто-то другой - вроде бы знакомая вещь, и про каждую дырочку на ней тебе давно уже все известно, и каждую потертость найдешь с закрытыми глазами, а только непривычно что-то, странно… то ли сам вырос, то ли куртка после стирки села, да и дырочки появились совсем уж свежие, и потертости…

- И все же, это мое, - заметил твердо барск.

- И мое, - откликнулся угрюмо человек.

Они замерли друг напротив друга, разглядывая, изучая, всматриваясь в знакомые и одновременно чужие черты. Хмуро смотрели, исподлобья, с досадой, как смотрят на давнего товарища, вдруг ставшего помехой на пути к жизненно важной цели.

- Я владел им двадцать лет, - произнес, наконец, Эки-Ра, - я родился и вырос в нем. Я… умер в нем. Неужели ты считаешь, что имеешь на него больше прав, чем я?

- Я потерял свое собственное тело, - сказал Олег, - я потерял свою собственную жизнь. Единственное, что осталось у меня своего - моя память. И все это я сделал, чтобы помочь тебе. Я и сейчас хочу помочь тебе… Не могу просто так уйти… Я… хочу жить…

Барск молчал долго. Он колебался. И человек молчал, ожидая его решение-приговор.