Ринго Старр - Алан Клейсон

В 1977 году она соединила талант драматической актрисы и личное обаяние, сыграв свою наиболее значительную роль — майора Аню Амазову в фильме «The Spy Who Loved Me» («Шпион, который меня любил»). Сюжет этого фильма, десятого из сериала о Джеймсе Бонде, был переписан, в него добавили еще одного персонажа — русскую шпионку и любовницу Джеймса Мура.

Свою ленивую сексуальность Барбара оправдала, снявшись в следующей картине, «Force Ten from Navarone» («Десять баллов с острова Наварон», своего рода сиквеле «Guns of Navarone» («Пушки острова Наварон») Алистера Маклина, в роли бойца югославской повстанческой армии.

Полной противоположностью этой шпионской драме был «Caveman» и роман с Ринго Старром, экс–битлом, который показался довольно странным выбором для ее семьи — настолько сильно он отличался от ее предыдущих избранников. Кроме того, Барбара не была большим знатоком и любителем поп–культуры. Максимум, что она могла себе позволить, — это Рэй Чарльз и Арета Франклин. Что касается Ринго и «The Beatles», «…мне кажется, год назад я бы не назвала и пяти их песен. Я никогда серьезно не увлекалась музыкой, хотя теперь я в ней по уши. Я просто–таки окружена ею — ведь Ричард записывает новый альбом». Новая песня Старки, «Can't Fight Lightning», была посвящена Барбаре. На записи, которая до сих пор так и не вышла, она и Франческа играли на маракасах.

15. «Я знаю, что эта проблема была со мной долгие годы»

Тогда как Пол Маккартни удостоился сорока одной строчки в журнале «Who Is Who», Ринго Старр довольствовался скромным упоминанием между Кей Старр и «Steppenwolf» в «What Happened to…», публикации, названной «великой книгой поп- и рок–ностальгии»; пока Пол готовил благодарственную речь для церемонии вручения очередной статуэтки Ivor Novella, сорокалетний Ринго почти перестал заниматься творчеством: «К 1980 году я больше не мог писать песен. Я чаще натягивал «бабочку» и шлялся по вечеринкам. Если вы послушаете мои записи, вы поймете, что раз от раза они становились все хуже». «McCartney II» и сингл с альбома, «Coming Up», заняли первые места практически везде, Ленноны уже собирались выпускать новый альбом — «Double Fantasy» и поделиться с миром мудростью, которую они накопили за последние пять лет отшельничества.

Когда его спрашивали о том, есть ли у него какое–нибудь послание восьмидесятым, Ринго отвечал со свойственным для всех панк–рокеров нигилизмом:

— Послание? Я вам что, почтовое отделение?

Его Фан–клуб больше не рекламировался в Record Collector, но, будучи таким же Мистером Шоу–бизнес, как и Маккартни, именно он чаще всего появлялся в роли ведущего на разного рода церемониях, принимал награды от имени группы и выступал в ток–шоу со своими старыми добрыми россказнями.

«Никто никогда не спрашивает о Рори Сторме или «The Eddie Clayton Skiffle Group», — жаловался Ринго. — Это ведь тоже были хорошие группы».

Как и другим представителям поколения шестидесятых, ему приходилось отвечать на поверхностные вопросы вроде того, кого из современных исполнителей он слышал в последнее время. Затем следовали неизменные аплодисменты и все внимание, как всегда, переключалось на Ринго Старра.

В отличие от Пола, «…я не хочу собирать группу и вкалывать каждый вечер. Не хочу, чтобы все это превратилось в рутину». Вместо этого он отдыхал больше, чем герцогиня Йоркская. Что являлось для него хорошим способом убежать от того, что окружало его в этом мире. Если он останавливался в Париже, ни один официант не вскидывал удивленно брови, когда он заказывал к сосискам и жареной картошке бутылку божоле в ресторанах на Монпарнасе, где могли позволить себе провести ужин только такие знаменитости, как Бардо, Дали, Феллини, Уорхол, Хемингуэй и Джеки Кеннеди.

Бора–Бора, остров в архипелаге Таити, был таким далеким тропическим райским уголком, что доплыть до него можно было только на лодке. Да, именно там его матрас мог лежать по соседству с матрасом, скажем, Чарльтона Хестона или Рэкел Уэлч.

Казалось, Старр посвятил свою жизнь погоне за удовольствиями, большинство из которых напрямую зависело от того, насколько часто он появлялся на публике.

«Большую часть моей жизни, — заявлял он, — я делаю что–либо только потому, что я этого хочу; может, это не совсем правильно, зато сам я получаю от этого удовольствие».

Двадцатилетний юбилей «Love Me Do», например, стал поводом для того, чтобы Ринго вместе со своей домашней группой и Барбарой, скакавшей на авансцене, исполнил на австралийском ток–шоу Майкла Паркинсона попурри из «Honey Don't» и «Blue Suede Shoes».

He было похоже на то, что Ринго нуждается в деньгах, однако он первым из битлов стал брать плату за участие в рекламе на телевидении — например, он снялся в семи японских рекламных роликах. Также он появлялся в различных телескетчах, сочинил четыре рекламных ролика и, вальяжно развалившись на диване, рассуждал о каких–нибудь новомодных слаксах и футболках. «Длинная иена» на какое–то время завлекла и эстета Дэвида Боуи в восточную рекламную деятельность, но он отказался от этой затеи почти сразу же, лишь записав саундтрек для рекламы одной из марок рисового вина.

Хотя Боуи не был сэром Генри Ирвингом (но вполне мог ощущать себя кем–то подобным), он более трезво оценивал свои способности драматического актера, нежели Старр. Еще до того, как Ринго посетил свои любимые европейские столицы, он беседовал с писателем Хэролдом Роббинсом в амстердамском Amstrel Hotel, а затем в Вене с Робертом Элтхэмом, продюсером фильма «Nashville» 1975 года, о его участии в новой картине. Столь же безосновательными оказались слухи о том, что Старр сыграл роль чокнутого психиатра в незаконченной комедии — что ж, хотя его успехи в кино были более значительными, нежели успехи на музыкальном поприще, «я твердо решил выпускать по одному рок–н-роллъному альбому в месяц. Раз я когда–то был рокером, то остался им на всю жизнь».

Если Ринго считал «Bad Boy» 1978 года таковым альбомом, то он серьезно отстал от графика. 15 сентября 1980 года он провел День благодарения в нью–йоркском «Plaza» вместе с Джоном Ленноном, который подкидывал ему разнообразные идеи для песен, которые должны были войти в предполагаемый новый альбом Старра — «он знает меня лучше, чем кто–либо другой, лучше, чем те двое; он действительно много помогает мне — играет, поет и делает все, что может». Мэй Пэнг как–то с грустью признала, что самоназванный патриарх «The Beatles», Джон Леннон, считал Ринго «почти своим кровным братом. Это трудно передать словами, но он по–настоящему любил их всех — Джорджа, Ринго… и Пола».