Только никому не говори. Сборник - Инна Булгакова

— Мне не совсем понятна роль Майи Васильевны.

— Ну, после разговоров с Юлей кое-что прояснилось, хотя отнюдь не до конца. Ключевое слово — «самогонка». Тетя Май увидела меня с милиционером, и я сходу предложил обыскать дом.

— Но как же никто не заметил, что она гонит самогон? Я чаще всего дома…

— Думаю, операция проводилась в августе, когда никого здесь не было, кроме нее и Анатоля. Он, конечно, в курсе и держит связь с клиентами. Но — под неусыпным наблюдением. А чтоб самому время от времени попользоваться, подобрал ключ.

— Но почему потом Майя Васильевна не объяснилась с вами?

— Надо знать теткины претензии на светскость и интеллигентность. Вдова великого ученого, дом-музей и тому подобное. Во всяком случае, самогон из чулана исчез: ночью я видел бутылки, сегодня их там нет. Но, может быть, причина ее молчания и глубже — зачем она срочно позвала меня сюда? Ее нечто мучает, я ощущаю в ней тревогу, страх… мне самому почему-то страшно смотреть на нее. Что-то в ее облике мне не нравится… но не всегда, моментами.

— Неужели вы подозреваете Майю Васильевну?

— Не верится. И явилась она вроде позже меня.

— Как странно, Саня: женщину задушили в доме, полном людей — и никто не слышал.

— «Она пришла умереть», — повторил Саня удивительную фразу философа. — Впрочем, все можно объяснить трезво. Любовники, извините, занимались любовью, наверняка с музыкой. Анатоль, я заметил, засыпает после одной рюмки, правда, скоро и просыпается. Прошел к себе, глотнул, задремал, очнулся, вспомнил, что чулан не заперт (руки были заняты), запер и смылся на свадьбу.

— Вот именно — на свадьбу. Зачем же глотать какую-то дрянь?

— Пьющие часто непредсказуемы. Он и сейчас-то не в себе, какой-то распаленный. А говорил о ней с такой нежностью.

— Но как она попала в дом? Ведь Юля слышала только ваши звонки.

— Может, в прошлом году вместе с нею исчезли и ключи от дома. Надо спросить тетю Май.

— Нет. Их Вика получил, я помню. Вообще помню разговоры про эту женщину. И вы думаете, убийца ее перенес в нашу комнату?

— Не знаю. Ключи вашего мужа… какое-то нехорошее совпадение.

— Но когда мы вернулись из ресторана, у нас все было обычно… то есть ничего не тронуто, не сдвинуто… Господи, как страшно. Зачем? Зачем она сюда пришла?

— Любовь, вы слишком многого от меня хотите. Могу только повторить: мое ощущение — подготовленное убийство. Как я вдруг определил: заговор зла.

— Мне кажется, для подготовленного убийства удавка — средство ненадежное.

— Тонко подмечено.

— А из чего была удавка? Из какого материала, вы заметили?

С огромным внутренним усилием он представил то лицо, шею. черную полоску… что-то закопошилось в подсознании, какая-то деталь. Внезапно стало не по себе, и постучали в дверь.

— Да! — отозвался Саня нервно.

— К вам можно? — на пороге стоял мужчина, высокий, широкоплечий, темноволосый, в затрапезных джинсах и свитере. «Очень интересный» — вспомнились слова тетки. Что ж. правда.

— Пожалуйста, проходите. Вы ведь Владимир Николаевич?

— Да попроще, покороче, свои люди.

— Мне о вас тетя Май говорила.

— И я наслышан. — Владимир прошел, сел на диван рядом с женой. Красивая пара, ничего не скажешь. Жаль, я не договорился, чтобы она никому ничего… тьфу ты, как будто она станет что-нибудь скрывать от мужа! Однако Любовь заговорила, ясно и ласково улыбаясь:

— Познакомились с наследником. Обсуждаем виды на будущее: дом-музей.

— Эти затеи стоят немало денег, — сказал Владимир. — Вот я был в Байрейте у Вагнера. Там средства…

— Ну, сравнил! Совсем ты уж бизнесменом стал.

— Какой я бизнесмен! Своего компаньона побаиваюсь: слишком широко веду дела, шпыняет, нерентабельно.

— Как прошла сегодня встреча?

— Пока туманно.

— Зато вчера у вас был удачный день, как мне говорили, — вставил Саня.

— Если б вы знали, сколько энергии мне это стоило.

— Зато потом — пир.

— Да ничего. Кормежка ничего. Да, Любаш?

— Хорошо было.

— Вам филологи, случаем, не требуются? — поинтересовался Саня шутливо. — А то мы теперь никому не нужны.

— Умные люди всегда нужны. Специалист в рекламную группу, например. Приезжайте, пообщайтесь с Викентием Павловичем. Редкостный деловой нюх.

— Нет, серьезно?

— Абсолютно серьезно. Мы ведь теперь будем с вами жить, можно сказать, в одной семье?

— Точнее, в одной коммуналке.

— Ну, такой прекрасный кабинет… — Владимир обвел взглядом стены. — Жаль, почитать нечего. Я человек простой, предпочитаю детективы, а тут…

— Тут весь Божий мир. «Бархатно-черная… да, я узнаю тебя в Серафиме при дивном свиданье, крылья узнаю твои, этот священный узор».

— О! Кто это?

— Ваш тезка: Владимир Набоков.

— Ну как же, он нынче в моде. Любитель бабочек и шахматных комбинаций.

— И птиц. Псевдоним: Сирин — райская птица.

— Райская птица — это красиво.

— Из Библии, откровение Исайи. А стихи вспомнились, когда я рассматривал бабочек Арефьева. Вон, видите, над диваном фолиант?

— Володь, ужинать будешь? — заговорила Люба.

— Голоден, как серый волк. Кстати, этот кабинет, — заметил Владимир, поднимаясь, — ассоциируется у меня с Викой — тем самым компаньоном.

У того же сарая на следующий день. Легкий морозец и туманная влажная дымка одновременно. Деревья голые, но на земле еще снег — не богатым пушистым покровом, а дырявой ветошью. Все родное, пронзительно близкое: и покосившаяся изгородь. и ворона на трубе. Анатоль на этот раз починял лесенку, по которой лазают на чердак. Подливают воду в отопительную систему. И часто подливать? Раз-два в год. Ладно, решил Саня, слазаю.

В философе чувствовалась перемена: вчерашнее равнодушие сменилось враждебной отстраненностью, отвечал отрывисто и угрюмо, ручонки дрожат, ножки подгибаются. Ну, ясно — запой.

— Анатоль. вы профессионал. Скажите: чей самогон крепче — тетушкин или свадебный?

— Оба хороши. — Анатоль выкатил голубые глазки. — А, донесла. Шустрая девочка. Впрочем, обе хороши. Ну, и что надо?

— Бутылки перепрятали, да?

— У тетки своей спрашивайте.

— Так. — Саня размышлял вслух, пытаясь вовлечь Анатоля в беседу. — Значит, она по-прежнему боится обыска. Значит, поверила, что я видел в ее комнате убитую.

Анатоль передернулся, бросил глухо:

— Отстань, парень.

— Послушайте, мы должны найти убийцу! — заговорил Саня горячо. — Может быть, он здесь, близко…

— Ишь чего захотел! — прервал Анатоль по-прежнему глухо. — Тут действуют силы инфернальные.

— Что значит «она пришла умереть»?

— Я про то и говорю.

— Опомнитесь! Выйдите из своих галлюцинаций…

— Не хочу и не буду.

Да что же это с ним такое?

— Расскажите мне о ней, а? Какой она была, что любила, как вы с ней познакомились.

Саня говорил наугад, но, видимо, попал в точку, задел, так сказать, «струну»: Анатоль улыбнулся доброй восторженной улыбкой.

— Май меня не предупредила, что сдала кабинет, я ничего не знал. И однажды увидел женщину, здесь, в саду. Она шла между деревьями, как потом в августе. Но только утром, в сарафане в цветочках и бабочках. И яблони цвели.

Как похоже, думал Саня, но та — в шубке, и первый робкий снег.

— Часто бродила по саду, — продолжал Анатоль, — каждый день, в любую погоду. Кружит, кружит между деревьями. Она была несчастной, отчаявшейся. Ничего не удалось: ни сцена, ни любовь. А демоны отчаяния могут толкнуть на последнее, непоправимое.

— Вы намекаете на самоубийство? Нет, Анатоль, она была убита.

— Кем? У нее не было врагов, не могло быть. В последние недели, уже осенью, она даже как-то оттаяла, повеселела.

— Тем более! Зачем уходить из жизни, если жизнь улыбнулась? Может быть, она полюбила вас?

— На этот счет у меня нет никаких иллюзий, — отвечал Анатоль монотонно. — Если она погибла здесь, в этом саду, то и успокоиться ее душа должна…

— Анатоль, вас опять заносит! — воскликнул Саня, философ не отозвался, глядя в сторону, в древесное сплетенье обнаженных ветвей. — Теперь расскажите правду про позавчерашний день.

— Правду и только правду, — пробормотал Анатоль равнодушно и вдруг заговорил словоохотливо, словно с облегчением отвлекаясь от маниакальной «потусторонней» идеи. — Расскажу что смогу. Когда я курил на крыльце, Любаша прошла, помахав ручкой… прелестная женщина, правда? Умна, скромна. Владимир ее не стоит, хотя они оба из породы хищников…

— Скромных хищников? — перебил Саня резко.

— Это я из зависти, — признался философ. — Зелен, знаете, виноград. Ручкой помахала, и мне пришло в голову, что я приперся на свадьбу без подарка. То есть бутылку «столичной» я принес, но… В общем, я решил подарить невесте испанскую куколку. Ведь у Май их три.