Царица Пальмиры - Бертрис Смолл

— Приветствуем тебя, Зенобия! Приветствуем тебя, царица Пальмиры!

Легкая улыбка тронула губы Зенобии, я она сказала:

— Добрый день, командир Урбицин.

— Ваше величество!

И командир отдал ей честь.

Царица уселась в ожидавшие ее роскошные носилки из серебра, украшенные рельефными изображениями. Подушки в носилках были обтянуты пурпурным бархатом. Четверо черных, как уголь, рабов в набедренных повязках из серебряной парчи тут же подняли носилки и тронулись в путь по коридору. Впереди, позади и по обе стороны от носилок маршировали охранники царицы.

Путешествие до зала совета было недолгим. Широкие двустворчатые двери зала были широко распахнуты, ожидавшие трубачи подняли трубы, и с величайшей церемонностью царская охрана вошла в зал вместе с носилками. Носилки поднесли к месту во главе стола, за которым уже ждали император и юный царь, а также совет в полном составе. Сойдя с носилок с помощью командира Урбицина, Зенобия поймала взгляд Лонгина и заметила в нем скрытое веселье. Когда она села напротив римского императора, царские охранники снова закричали: «Приветствуем тебя, Зенобия! Приветствуем тебя, царица Пальмиры!» Потом они расположились вдоль стен зала, оказавшись лицом к лицу с людьми из личного легиона Аврелиана, которые стояли вдоль других стен.

— Совет призывается к порядку! — сказала Зенобия и взглянула на императора.

Клянусь богами, в восхищении подумал Аврелиан, она еще осмеливается бросать мне вызов, и даже сейчас, в час ее поражения! Он уже почти сожалел о тех решениях, которые принял относительно города. Почти.

Император встал и обвел взглядом поднятые в ожидании лица сидевших за столом людей, прежде чем посмотрел в лицо Зенобии. Потом он произнес:

— Царица Пальмиры, вы изгоняетесь из этого города-государства, который вы восстановили против римлян, ваших господ.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Ни на одном из лиц не отражалось ни малейшего волнения. Все случилось так, как они ожидали. Зенобия убедила их, что этого следует ожидать. Все хотели услышать о судьбе династии Оденат «.

— Вабаллат, царь Пальмиры! Римский закон требует смерти царя-вассала, восставшего против Рима. Но вы были еще ребенком, когда вступили в права наследства. За вас правила ваша мать. Поэтому по справедливости — а вопреки той вере, в которой вас воспитали, мы, римляне, справедливы — я не могу считать вас ответственным за это восстание. Поэтому я жалую вам жизнь, но вы вместе с вашей женой и всей своей семьей будете сосланы а город Кирену.

— Нет! — воскликнула прерывающимся голосом Зенобия.

— На какое время? — спросил Ваба.

— На всю жизнь, — последовал ответ.

— Нет! — послышался тихий отчаянный крик.

— Успокойтесь! — сказал Аврелиан почти с нежностью. — Я еще не закончил.

Она изумительна, подумал он. Она заботится только о жизни своего сына. Если бы она могла передать ему эту преданность!

— В случае восстания в Пальмире должны применяться римские законы, — продолжал император. — Ваш царь был еще ребенком, вашей регентшей была женщина, которой руководили вы, члены совета десяти. Я пощадил их обоих — вашего царя-мальчика и царицу-регентшу. Но вас я не пощажу. Я должен признать, что это совет повинен во всех действиях Зенобии Пальмирской. Вы — мужчины. Вы могли предотвратить все то, что произошло между Римом и Пальмирой, но вы не сделали этого.

Вы отдали женщине всю власть, и ее эмоциональность и необузданность, ее неистовая гордость, честолюбие привели вас к смерти. В соответствии с этим я должен наложить наказание на всех вас. Вы приговариваетесь к смерти от имени сената Рима и народов, которые он представляет. Я не допущу, чтобы совет десяти был сформирован снова. Отныне Рим будет править Пальмирой с помощью военного губернатора. У вас есть шесть часов, чтобы привести свои дела в порядок. Вас казнят как раз перед закатом. Будьте уверены, что вашим семьям не причинят вреда, а ваше имущество не будет конфисковано.

В Зале не раздавалось ни звука. Члены совета десяти не могли поверить своим ушам. Зенобия сидела, широко раскрыв глаза. Вцепившись в край стола, она поднялась, опираясь руками.

— Смилуйся, цезарь! — проскрипела она, потому что горло ее сжалось. — Убей меня! Накажи меня в назидание другим, но, заклинаю тебя именем всех богов, пощади этих добрых людей!

Ее голос стал громче.

— Мои дни сочтены. Я охотно умру ради Пальмиры. Но несправедливо казнить членов совета. Они не должны нести ответственность за мои действия! Только я одна виновата во всем! Я буду рада, вернее, счастлива принять всю ответственность.

— Женщина не могла совершить все то, что совершили вы, Зенобия, без сотрудничества с советом. Я допускаю, что мальчик был слишком юн, чтобы править. Но если бы совет не участвовал в ваших отчаянных поступках, вы не могли бы подойти так близко к, успеху этого глупого восстания. Мой приговор справедлив.

— Я убью тебя! — отчетливо произнесла она, и солдаты из императорского легиона положили руки на мечи. — Когда-нибудь я найду способ отплатить тебе за эту ужасающую римскую несправедливость. Ты возложил вину на убийство десятерых хороших людей на мою совесть, и я никогда не прощу тебе этого!

— Совет распущен! — холодно произнес Аврелиан, и солдаты его легиона быстро окружили несчастных членов совета десяти.

— Каждый из вас, — продолжал император, — может в сопровождении конвоя вернуться к себе домой. Перед закатом вас приведут обратно во дворец.

И он повернулся на каблуках, чтобы выйти из комнаты.

— Подождите!

Голос Зенобии вновь прозвучал и разнесся по всему залу совета. Аврелиан обернулся.

— Дайте мне Позволение, цезарь, попрощаться с верными друзьями!

Она говорила осторожно, бесстрастным голосом. Он коротко кивнул.

— Без конвоя! — умоляла она. Он снова кивнул.

— Благодарю вас! — просто сказала она. Когда зал опустел и в нем остались только Зенобия, Вабаллат и совет десяти, она заговорила:

— Когда я останусь с ним наедине, я попытаюсь добиться, чтобы он пересмотрел свое решение. Но он суровый человек. Я не знаю, какую сделку могла бы предложить ему теперь. У меня ничего не осталось.

Заговорил Марий Гракх.

— Он хочет стереть с лица земли и из памяти людской славные дни Пальмиры. Он полагает, что когда это будет сделано, людьми станет легче управлять, и, по правде говоря, это действительно так. Как бы ни были они преданы династии Одената, Рим не покарал их за эту войну. Я подозреваю, что Рим и не станет проводить карательные операции. Царская семья уедет, совета не станет, останется лишь одна власть — Рим. Верноподданные Чувства народа не будут разрываться между двумя властями, и город останется таким, каким его хочет видеть Рим: трудолюбивым и спокойным. Я восхищаюсь императором, даже несмотря на то, что он приговорил меня к смерти, — он умен и безжалостен. Не горюйте, ваше величество. Мы, члены совета десяти, в большинстве своем старые люди, и боги знают, что мы прожили хорошую жизнь. Мы гордимся тем, что умрем за Пальмиру!