Царица Пальмиры - Бертрис Смолл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со стороны остальных членов совета послышался шум голосов, выражающих согласие. Зенобии нечего было сказать им. Они отважно смотрели в лицо неизбежности. Она сказала:
— Я попытаюсь! Я должна попытаться! Все мы знаем, что вы не могли остановить меня, даже если бы пожелали сделать это. И Аврелиан тоже знает! Это несправедливо!
Кассий Лонгин усмехнулся.
— Вы правы, ваше величество, — сказал он с блеском в глазах. — Хотя даже сейчас, признаваясь в этом, мы смущаемся, но мы не могли бы остановить вас. Но, как бы там ни было, императору нужна кровавая жертва. И этой жертвой станем мы. Пусть так и будет. Не унижайтесь перед Аврелианом еще раз. Сейчас, может быть, вы не осознаете этого, но ваша участь гораздо тяжелее нашей. Нас он может убить только один раз, но вы, ваше величество, должны будете жить, чтобы принять участие в триумфе императора, а потом, впоследствии — кто знает? Вы — это Пальмира! Вы продемонстрируете чуждому миру римлян пальмирское мужество и верность. Если вы выполните эту миссию, наша смерть не будет напрасной.
У Зенобии слезы хлынули из глаз, и не стыдясь она плакала навзрыд. У нее больше не осталось доводов.
— А теперь я попрощаюсь с вами, — тихо сказала она, пытаясь собрать всю свою выдержку.
Члены совета по очереди подходили к ней и подавали ей руки, а потом переходили к своему юному царю, чтобы попрощаться с ним. Зенобия произносила только их имена, как она могла выразить словами те чувства, которые переполняли ее — горечь, боль, отчаяние…
— Антоний Порций! Я боюсь за Флавию. Что будет с ней, когда она узнает о вашей участи?
— Моя дочь сильнее, чем кажется на вид, моя царица. Главная моя забота — это Юлия и наш сын Гай.
— Я сделаю все, что смогу, старый друг. Может быть, они пожелают отправиться в Кирену вместе с Вабой и Флавией. Мое будущее так неопределенно!
Антоний Порций презрительно усмехнулся.
— Кирена! Подмышка империи! — презрительно сказал он. — Богом забытый город на море, с трех сторон окруженный пустыней. Пустыня и ничего больше на сотни миль! Аврелиан удачно выбрал место ссылки для Вабы. Да помогут им боги! Через год они затоскуют там до смерти.
Зенобия рассмеялась, даже перед лицом такой трагедии, и звуки ее смеха приободрили всех, кто находился в зале. Она и Антоний Порций, бывший римский губернатор, который многие годы был верным слугой Пальмиры, обнялись, а потом он отошел от нее и заговорил тихим, настойчивым голосом с Вабой.
Теперь перед Зенобией стоял Кассий Лонгин, и долгое время они смотрели Друг на друга.
— А тебя, — сказала Зенобия, — тебя мне будет не хватать больше, чем остальных, даже больше, чем моих детей. Ты мой друг.
Быстрые слезы хлынули из ее серебристых глаз, и она поправилась:
— Мой лучший друг!
Лонгин улыбнулся ей удивительно нежной улыбкой и взял ее за руку.
— Вы думаете, что ваша жизнь кончена, — тихо сказал он, — но, дорогое величество, она еще только началась. Пальмира — лишь начало. Мне шестьдесят лет, ваше величество, и если я и сожалею о чем-нибудь, так это о том, что не был с вами с самого начала. Вашу жизнь пощадили — на то была воля богов, так же как и на то, чтобы мы умерли. Помните о нас, ваше величество, но не горюйте!
Он привлек ее к себе и с нежностью поцеловал в лоб.
— Вы тоже мой самый лучший Друг, — сказал он и отошел от нее, чтобы поговорить с Вабой.
Зенобия стояла спокойно, и по ее прекрасному лицу потоком струились слезы. Наконец, зал опустел, к ней подошел Ваба и обнял ее, утешая.
— Не думаю, что смогу перенести это, — сказала Зенобия. — Не могу поверить, что Аврелиан намерен довести это кровопролитие до конца. Ведь это так несправедливо!
— А когда римляне были справедливыми? — с горечью произнес он в ответ. — Все так, как сказал Лонгин. Их честь может удовлетвориться только кровавой жертвой.
— Ох, Ваба, — шепотом сказала Зенобия. — Я в ответе за то. В том, что члены совета десяти должны умереть, моя вина. Если бы я не провозгласила тебя августом, а себя — царицей Востока, Аврелиан не обрушился бы на нас.
— За то короткое время, что я знал императора, мама, я пришел к выводу, что он никогда ничего не делает под влиянием порыва. Каждый его поступок тщательно обдуман заранее. Я считаю, что в своем стремлении вновь объединить Римскую империю он хотел снова получить полную власть над Пальмирой. Он не допустил бы, чтобы Пальмирой правил ее собственный царь. Он все равно нашел бы какой-нибудь предлог, хотя бы и не слишком убедительный, чтобы завоевать нас. Ты не можешь, не должна возлагать на себя ответственность за участь членов совета!
Его слова звучали утешительно, но Зенобию они не убедили. В конце концов разве она, да и все члены совета не сказали, что она — это Пальмира? Разве все они не были исключительно на ее ответственности как царицы, правившей за своего сына? И она не оправдала их доверие.
Ваба сопровождал ее носилки до ее апартаментов и затем покинул ее. Зенобия медленно вошла в свои комнаты, глубоко погруженная в размышления. Внезапно она почувствовала себя очень усталой и решила отдохнуть до заката. Ей необходимо присутствовать на казни членов совета. Ведь они всегда поддерживали ее, и она должна оказать им эту последнюю любезность, как бы больно это ни было для нее.
— Почему ты не надела платье огненного цвета, как я хотел? Голос Аврелиана ворвался в ее размышления.
— Красный цвет — цвет радости, — вяло ответила она. — Я подумала, что в такой день мне не следует радоваться. Вот почему я предпочла быть тем, кто я есть — царицей Пальмиры. Тирский пурпур15 — царский цвет.
— Ты уже не царица Пальмиры, богиня. Она обернулась и посмотрела прямо на него, а лотом произнесла тихим голосом:
— Я навсегда останусь царицей Пальмиры, Аврелиан. Твои слова, эдикты твоего сената — все это не может ничего изменить. Быть может, я никогда больше не увижу свою родину, но навсегда останусь царицей Пальмиры!
Глядя на нее, он впервые в своей жизни понял, что означает слово» царственный «. Он знал, у него никогда не будет такой осанки, такой горделивости. Она почти унизила его, и он разозлился. Почему эта прекрасная мятежница заставляет чувствовать себя виноватым, хотя он выполняет свой долг?
— Можно мне отправиться вместе с Вабой и Флавией? — спросила она. — Могу я взять с собой остальных моих детей?
— Ты поедешь со мной в Рим! — ответил он голосом, не допускавшим возражений. — У тебя два сына, но я видел только одного. А где же второй?
— Не знаю, где находится мой сын Деметрий, цезарь. Может быть, он у своего дедушки.
— А может быть, он крадется по городу, словно шакал, вместе с группой своих друзей, разгневанных молодых патрициев, и сеет смуту, — сказал император, и его глаза сузились.