Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом - Андрей Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
15
Подробнее на данную тему см. исследование историка и философа Юрия Соловьева «Могила Рюрика и возвращение Государя». Б/м, 2004.
16
Федор Артурович Келлер — один из немногих старших офицеров Императорской армии, сохранивших верность присяге. Родился 12 октября 1857 года, происходил из семьи обрусевших шведов. Принимал участие в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. в качестве вольноопределяющего 1-го лейб-драгунского Московского полка. В 1905 г. принимал участие в подавлении революционной смуты в Украине и Царстве Польском. Пережил несколько покушений. С 1907 г. флигель-адъютант императора Николая II, генерал-майор свиты Его Императорского Величества. С начала Первой мировой войны — начальник 10-й кавалерийской дивизии, командир 3-го кавалерийского корпуса. После февральских событий 1917 г. — в отставке. Проживал в Харькове. В ноябре 1918 года принял предложение возглавить формировавшиеся в Пскове части Отдельного Псковского добровольческого корпуса — «Северную армию», которая, в отличие от других частей белой армии, должна была выступать под лозунгом восстановления монархии. Граф Ф. А. Келлер заявил, что через два месяца поднимет «Императорский штандарт над священным Кремлем». Патриарх Тихон направил Ф. А. Келлеру вместе с епископом Камчатским Нестором шейную икону Божией Матери «Державная» и просфору. Следуя во Псков, задержался в Киеве, где по просьбе своего знакомого по службе в Императорской Гвардии гетмана П. П. Скоропадского возглавил вооруженные силы Украинской державы и попытался организовать сопротивление наступающим петлюровским частям. Однако под напором превосходящих сил украинских «сичевиков» офицерские дружины были рассеяны, петлюровцы вошли в Киев. В ночь с 20 на 21 декабря (ст. ст.) 1918 г. граф Келлер был арестован вместе с двумя адъютантами: полковником Пантелеевым и штабс-ротмистром Ивановым. По дороге в Лукьяновскую тюрьму Ф. А. Келлер и его офицеры были расстреляны в центре Киева у памятника Богдану Хмельницкому. Формирование единственной в Белом движении монархической армии не состоялось.
17
Известно, что маршал Жуков избивал своих подчиненных, причем не только офицеров, но и генералов (см. Суворов В. «Тень Победы». М., 2003), не встречая даже и намека на сопротивление. В Советской армии диалог, подобный тому, что состоялся у Унгерна с Парыгиным, был в принципе невозможен, а младший офицер, схватившийся за револьвер при угрозе избиения со стороны какого-нибудь «красного маршала», был бы немедленно расстрелян. Понятие «офицерская честь» (в том смысле, как понимали его в Русской Императорской армии) для Советской армии являлось пустым звуком.
18
В угоду сепаратистским настроениям, воцарившимся после февральских событий среди малых народностей, верховным командованием был отдан приказ о выделении из воинских частей солдат-инородцев для создания из них национальных воинских формирований. «После такого приказа, — вспоминал позже Г. М. Семенов, — мы рисковали не найти ни одного русского человека во всей нашей армии, ибо все стали находить в своей крови принадлежность к какой-либо народности, населявшей великую Россию, и на этом основании требовать отправки… в соответствующий пункт в тылу для зачисления в свою национальную часть».
19
Напомним, что в известном «Марше Корниловского полка» были следующие строки: «Мы былого не жалеем, Царь нам не кумир, Мы одну мечту лелеем: Дать России мир». И далее: «За Россию, за свободу, Если в бой зовут, То корниловцы и в воду, И в огонь пойдут».
20
«Политическая программа генерала Корнилова» по своей сути являлась краеугольным документом для всего Белого движения. Это была типичная программа буржуазного либерально-демократического движения. Вся полнота государственной власти передавалась Учредительному собранию, которое провозглашалось как «единственный хозяин земли Русской» и должно было «окончательно сконструировать государственный строй».
21
Армиском — Армейский исполнительный комитет, выборный орган, возникший после Февральской революции 1917 года и состоявший из солдат и офицеров данной армии.
22
Известный лозунг «Земля — крестьянам!» был величайшей ложью большевиков. По подсчетам специалистов, раздача крестьянам помещичьих и государственных земель ни в коей мере не могла разрешить аграрного кризиса, поскольку прирезка составила бы всего по 0,8 гектара на семью. Российский земельный вопрос заключался не в нехватке земли у крестьян, а в устаревших способах землепользования, экстенсивности крестьянского хозяйства. Даже если бы большевики выполнили свои обещания, то наделение крестьян помещичьей землей привело бы не к расцвету сельского хозяйства, а к сохранению малоэффективных способов земледелия и к новому росту трудностей. Всех, кто интересуется данным вопросом, отсылаем к работе российского историка Л. В. Милова «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса». (М., 1998.)
23
В контексте противостояния китайской экспансии необходимо рассматривать и тесное сотрудничество Г. М. Семенова с японскими военными кругами. Япония отнюдь не желала, чтобы Китай, воспользовавшись русской революцией и распадом Российской империи, резко усилил свое влияние в Азии. Кроме того, в японских правительственных кругах было достаточно последовательных и принципиальных противников большевизма, считавших, что японская армия должна поддержать Белое движение хотя бы из чувства самосохранения — дабы не допустить распространения большевизма в Азии, в том числе и на острова Японского архипелага.
24
О манере барона Унгерна смотреть в глаза собеседнику упоминают почти все, кто лично встречался с бароном. «… Глаза этого человека не забыть вовек: они буквально смотрят насквозь, и малейшее увиливание от них в сторону, чувствуется, будет грозить тебе самыми неожиданными последствиями», — вспоминал один из визави барона.
25
Интересно сравнить «приказание», данное священнику бароном Унгерном, со случаем, происшедшим во времена царствования Николая II, который описывает в своей книге «Крестный путь» Ф. Винберг. Богатый гвардейский офицер полюбил девушку-протестантку, оказавшуюся в России одинокой, без знания русского языка. Девушка согласилась выйти за него замуж. Но, не имея согласия родственников на неравный брак и отчасти поддавшись легкомысленным настроениям, царившим в кругах блестящей петербургской молодежи, офицер заказал в одной из церквей заздравный молебен, на который пригласил свою возлюбленную и близких друзей. После окончания молебна все дружно поздравили молодую пару с мнимым венчанием. Офицер же, подав в отставку, отправился с молодой женой в собственное поместье, где, прожив долгую и счастливую жизнь, заимев нескольких детей, скончался. Своей возлюбленной он так и не нашел сил признаться в том, что венчания не было. После его смерти она осталась с детьми на руках и без всяких прав на положенное ей наследство. Вдова обратилась за помощью в высокие инстанции. Дело дошло до государя. Тот, ознакомившись с делом, вызвал министра юстиции и спросил, что можно сделать. «Закон здесь бессилен», — развел руками министр. «Ошибаетесь, — возразил Николай. — Вы не знаете силы Царского Миропомазания». И при изумленном министре начертал на прошении резолюцию: «Вменить молебен в венчание». Разумеется, барон Унгерн, не освященный благодатью Царского Миропомазания, не посягал на исправление церковных таинств. Однако с императором Николаем II его роднит евангельское желание поступать «не по букве, а по духу» закона.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});