Бремя удачи - Оксана Демченко

Я почти не слушала. Вышагивала, задрав нос и гордясь своими мамами, и радость все прыгала солнечными зайчиками в душе, и я старалась запомнить день до самой последней мелочи, впитать, вдохнуть, заглянуть в синеву его неба, ощутить запах прелой, чуть горчившей осени. Счастье мимолетно и куда менее склонно складывать крылья и задерживаться в гостях, чем даже удача. Счастье – большое, настоящее – оно тем и отличается – мгновенностью. Потом бывают и покой, и домашний уют, и привычка к хорошему, и просто обыденность, и даже ссоры и разлад. Нельзя всякий день испытывать счастье, сердце лопнет. Оно у меня сегодня как раз на пределе. Даже болит.

Улетали мы через день. Утром, спокойным и умеренно серым, еще не решившим: хмуриться дождем или улыбнуться еще одним солнечным днем… Карл фон Гесс с выражением заправского нечистого щурился и перебирал документы, сидя у окна.

– Мой архив, – шептал он, гладя контракты. – Иоганн меня проклянет, когда узнает. Мое отделение паровых машин… Мои милые, мои драгоценные теоретики магии…

Отец перебирал бумаги снова, рассматривал подписи и вздыхал, справляясь с собой и складывая добычу в портфель. Чтобы через минуту начать все сначала. Я точно знаю: он сманил Кюне, уговорил на переезд какого-то потрясающего котловика, из-за которого они с ректором Иоганном сцепились в ночь перед нашим отлетом. Дело дошло до применения магии, и семиметровая яма могла стать забытым малосущественным эпизодом на фоне стычки двух магов указанного уровня… Но вмешалась моя мама Лена, отругала обоих, обозвала вимпирями и взяла на себя роль судьи в споре по каждому из подло украденных – так кричал герр Нардлих – отцом специалистов. В итоге обошлось миром. То есть все сочли себя выигравшими. От нас в зиму уедут семеро преподавателей, это вполне удачное число. Поль особенно гордился тем, что ему предложили читать самостоятельный курс по применению стихии воды во врачевании, и отделение в больнице ему дают, и еще много чего – растет человек. Еще мы отдаем на время, как ни упирался Потапыч, инженера Верского, пусть вместе с арьянцами доработает свою роторную паровую систему. Лучше вместе, а то опять поссоримся.

Я тоже сидела у окна. Просматривала сделанные для нас посольским переводчиком выборки из газет и хмыкала, ощущая, что мстительность мне не чужда. Временами. Читаю и подленько радуюсь.

Деловые новости вдохновляют.

«Вчера получено подтверждение относительно спорных и опровергнутых представителем завода «Штольтц и Боэр» новостей об отзыве правительственного заказа на поставку брони. Как заявил пожелавший остаться неизвестным источник из окружения канцлера Пруста, «ни один внешний враг не в состоянии обосновать столь чудовищных расходов на оборону».

Или вот – светские сплетни, не хуже…

«Густав Штольтц снова, во второй раз за минувшие два дня, попал в аварию. Отделался легким ушибом, однако был признан виновником происшествия и теперь вынужден оплатить восстановление конки. Пассажиры намерены подать коллективный иск. Как признает адвокат герра Штольтца, мировая обойдется его клиенту недешево».

Общественная жизнь не отстает.

«Забастовка на заводе по производству оборудования для шинной промышленности не прекращается. Представители партии социалистов отказались дать оценку тому нелепому факту, что их отделение инициировало конфликт, нацеленный против владельца предприятия, герра Штольтца, одного из активных членов указанной партии».

Я бы посочувствовала ему, это ведь только начало. Меня неполезно отталкивать. Удача кое в чем опаснее судьбы, не зря сочетание слов «злой рок» относится к удаче, а не к судьбе или предназначению. Кое-кому следовало знать границы самоуверенности. Хотя разве у данного качества есть они, границы?

Обо мне тоже писали, и немало. Хорошего, так я предпочитаю думать. Если разобраться, они меня, птицу удачи, больше не собираются дергать за хвост, и я должна быть довольна. Да, я монстра. Да, какая есть и ничуть не идеальна. Но дома меня терпят, а вы, господа, сами позвали, так зачем теперь жаловаться? Радуетесь, что уезжаю, и правильно делаете…

«Искреннего сочувствия достоин удел правительства Ликры и ее населения, поскольку феномен, именуемый «птица удачи», постоянно присутствует именно на указанной территории, – отметил в четверг советник по внешней политике при канцлере. – Никакие стихийные бедствия не сравнятся с влиянием столь спонтанной и безответственной госпожи, увы, наделенной немалой разрушительной способностью».

Наша газета провела свое расследование и готова в ближайшие две недели предоставить читателям наиподробнейшие сведения о количестве жертв и разрушениях, причиненных стране прямо или косвенно за время пребывания здесь фрау Береники фон Гесс. Наши обозреватели подробно разберут и два «черных вторника» на бирже; и волну забастовок и погромов; и беспричинное, чудовищное по площади и длительности, отключение телеграфной и телефонной связи на линии железной дороги, по которой следовал состав, начиненный этой, с позволения сказать, «удачей». Мы опубликуем рассказы тех, кто стал очевидцем исчезновения с карты города Дорфурта целого квартала. Мы не утаим от вас данные о неправдоподобно высоком росте преступности, о той нелепой волне разрушения семей и беспричинных ссор, какие имеют место. Наконец, мы поделимся сведениями о судьбе кладоискателей, спасение коих из коллекторов под столицей еще продолжается… Воистину, после всего произошедшего следовало бы объявить фрау фон Гесс персоной нон грата. Но, увы, кто рискнет оттолкнуть удачу и всколыхнуть злой рок? Пусть она едет с миром туда, где дикость нравов и привычка к жизни без света, без телеграфа и порядка в целом делают капризы сей госпожи малозаметными…»

Я хмыкнула, гордясь собой. Они приплели все, даже то, к чему я не имею отношения… наверное. Они запомнят меня надолго. Пожалуй, даже выкинут из головы саму мысль о войне с Ликрой, поскольку там есть я и, следовательно, территория непригодна для жизни людей законопослушных, склонных к порядку и размеренности в планах.

По ковровой дорожке мимо нашей комнаты прошла сиделка в опрятном платье и белом переднике. Понесла капли и пилюли или Гюнтеру, или Вилли. Мы же летающий лазарет. Направляемся домой, что само по себе целительно. Хотя… Ностальгия сгинула давно, злорадство тоже улеглось. Я отодвинула листки с новостями, пересела ближе к окну и стала глядеть вниз с долей огорчения. Побывать в новой стране – и так мало увидеть! Четыре больницы – я даровала удачу их пациентам, это традиция. Университет, пыльные кварталы при заводе, замок Шарля – и все? Кто меня сюда пригласит повторно, если я, оказывается, виновна даже в разводах и ссорах совершенно незнакомых мне людей? Для здешнего обывателя я страшнее погромщика, полиция меня тоже остерегается, и вдобавок меня не готовы привечать «хозяева» здешней жизни, птица удачи ведь стала кошмаром биржевых игроков… Правда, Гюнтер, очнувшийся перед самым отлетом, когда его уже доставили на борт и разместили в каюте, пообещал организовать мне настоящую культурную программу при следующем посещении. И визит Голем запланирует сам, как только его окончательно признают ни в чем не виноватым. Пока что арьянцы в замешательстве: они не умеют, как мы, просто махнуть рукой на странности, если сердце так велит. Они будут заминать дело педантично и старательно. Год, наверное, а то и дольше. Хотя Шарль уже подал прошение, и фон Нардлих тоже, и я. И еще все мальчишки Ганса. Так что в результате расследования по делу герра Брима я не сомневаюсь: обойдется. Хотя полиции очень обидно, что ее роль в деле спасения удачи ничтожна… Эта обида хуже всего прочего.