На рубеже двух столетий. (Воспоминания 1881-1914) - Александр Александрович Кизеветтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В мае 1910 г. Столыпин внес в Думу законопроект о земских учреждениях в шести губерниях западного края. Согласно этому проекту, там для выборов в земство устанавливались национальные курии с целью сильно ограничить участие в местном самоуправлении польского элемента. Октябристы поддерживали этот проект Столыпина, но 16 человек октябристской фракции, в числе которых находились Хомяков, Мейендорф, Беннигсен, голосовали против перехода к постатейному чтению законопроекта и один из них — Клименко — заявил с трибуны, что проект прямо противоречит программе Союза 17-го октября, где говорится о широком развитии местного самоуправления "без различия вероисповедания и национальностей". "Три года, — воскликнул он, — все приходится поступаться своими принципами! В будущем я буду руководиться только своею совестью".
Законопроект большинством Думы был принят, но ему еще предстояло в дальнейшем послужить поводом для любопытных политических осложнений.
С осени 1910 г. стало ощутительно заметно какое-то оживление в общественных настроениях. Оно выразилось, между прочим, в двух грандиозных манифестациях. В начале октября скоропостижно скончался председатель первой Государственной думы Муромцев. 7 октября состоялись в Москве его похороны. Москва всколыхнулась. М.М. Ковалевский говорил, что с грандиозностью этих похорон могли сравниться разве только похороны Тьера в Париже. Панихиды на дому были так многолюдны, что нечего было и думать впустить в квартиру всех приходящих, и каждая панихида повторялась затем под открытым небом, на обширном дворе дома. Лес венков и громадная толпа окружили дом перед выносом тела, и, когда мы шли в похоронной процессии к университетской церкви, толпа все росла. Дошли до Театральной площади и увидели, что она запружена новой громадной толпой. После отпевания процессия двинулась к Донскому монастырю, где совершалось погребение. Уже сгустились вечерние тени, когда у могилы начались речи. При свете факелов говорились эти речи, перед толпой, наполнившей обширную еще пустую тогда поляну вновь разбитого кладбища. Говорили Мануйлов, как ректор университета, Кокошкин, Родичев, Милюков, я, Щепкин — как товарищи Муромцева по партии, говорили представители учащейся молодежи и адвокатуры. Полицеймейстер ужасно волновался и нервничал, прерывал речи и нарушал торжественную чинность общего настроения. Распоряжался похоронами А.Р. Ледннцкий, и много забот выпало в этот день на его долю.
15 октября фракция народной свободы предложила Думе почтить память председателя первой Думы вставанием. Все фракции готовы были принять это предложение. Но правые запротестовали. Председательствовал в этом заседании товарищ председателя кн. Волконский, принадлежавший к правому крылу. Вообще он отправлял свои обязанности вполне беспристрастно, но тут отказался предложить Думе почтить память Муромцева, ссылаясь на возникшее разногласие.
В ноябре того же года скончался Лев Толстой. В день его похорон масса народа устремилась в Ясную Поляну. Вокзал и поезда были переполнены. Общество любителей словесности в этот день устроило публичное заседание о Толстом, на котором говорили я, Сакулнн и Айхенвальд. Председатель Общества Грузинский уехал на похороны в Ясную Поляну, и мне в качестве товарища председателя пришлось распоряжаться заседанием. И весь день до самого начала заседания звонок не умолкал в моей квартире; все спешили обеспечить себе билет для входа в здание.
Смерть Толстого вызвала ряд демонстраций с лозунгом "Отменить смертную казнь!". Недавняя статья Толстого "Не могу молчать" — пламенный протест против казней — была у всех в памяти. Студенчество пришло в движение, стали устраиваться сходки, в обществе собирались подписи под декларацией против казней, в Думе левое крыло внесло предложение о постановке на очередь давно внесенного законопроекта об отмене смертной казни, но Дума отложила это предложение 161 голосом против 131.
Начало 1911 г. принесло новые поводы для общественного возбуждения. Назначенный вместо Шварца министром народного просвещения Кассо начал самым грубым образом нарушать утвержденные законом права университетских советов. Совет Московского университета протестовал против этих мероприятий. Кассо ответил на это увольнением ректора Мануйлова, его помощника Мензбира и проректора Минакова. Тогда большая группа профессоров и доцентов демонстратив но покинула университет ввиду того, что уволенные члены президиума Совета лишь выполняли постановления Совета и, следовательно, все профессора были связаны с ними полной солидарностью и нравственно были обязаны их поддержать. Тогда и я покинул университет и вернулся в него вместе с товарищами уже при Временном правительстве, когда министром нар. просвещения стал Мануилов. Много шума вызвала тогда вся эта история. И надо сказать, что Кассо своей противозаконной расправой с университетской автономней (кто-то остроумно сравнил его натиск на университеты с автомобилем, вторгшимся в лавку фарфоровых изделий) много поспособствовал расшатанности правительственного престижа.
В Думе тоже произошли события, взволновавшие общество. Государственный совет 4 марта отверг национальные курии для земства в западных губерниях. Тогда Столыпин исходотайствовал у государя роспуск Государственного совета и Государственной думы на три дня только для того, чтобы в это трехдневное междудумье провести закон о земстве в западном крае по 87 ст.! Это было такое извращение смысла 87 ст., которое являлось издевательством над законодательными учреждениями. Теперь даже многие сторонники закона о земстве в зап. крае были возмущены. 15 марта в Думе происходили горячие прения но этому вопросу. Только Шульгин и Марков 2-й пытались оправдывать меру Столыпина. Больше защитников не было. Октябрист Шндловский назвал действия правительства вызовом. Октябрист Хомяков сказал, что председатель Совета министров подал пример нарушения Основных законов. Дума приняла все четыре запроса, предложенные по этому делу разными фракциями. Даже запрос, предложенный социал-демократами, встретил поддержку со стороны большинства третьей Думы н был принят, и уже одно это обстоятельство красноречиво свидетельствовало о степени общего возбуждения. Тогда Гучков сложил с себя обязанности председателя Думы, и на его место был избран Родзянко.
Полевение Думы выразилось после того, между прочим, и в том, что Дума в конце этой сессии рассмотрела и приняла законопроект о расширении бюджетных прав Думы, давным- давно внесенный фракцией к.д., но отложенный в долгий ящик.
Осенью 1911 г. началась последняя, пятая сессия третьей Думы. Она начиналась при еще более сгущенной напряженности общего положения. 1 сентября был убит в Киеве Столыпин. Убийца Богров был связан с "охранным отделением". Таинственность убийства волновала умы. Дума приняла все три запроса об этом событии, в том числе и запрос, внесенный крайними левыми фракциями. Новый министр вн. дел Макаров дал по этим запросам очень бледные и малосодержательные объяснения, никого не удовлетворившие. Вскоре за тем разыгралось событие, давшее новый сильный толчок общественному возбуждению. То был расстрел рабочих на Ленских приисках. Обстоятельства этого дела
