Буря на Эльбе - Мириам Георг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она начала дрожать, когда поняла, что означает перемена мнения Розвиты. Они не вернутся в особняк. Не поедут к морю. Новой жизни для Клары не будет.
Она будет работать здесь, в доме, пока однажды не упадет замертво от тоски или изнурения. От злости и разочарования она стиснула зубы, ей больше всего хотелось закричать или же броситься на пол и заплакать, как маленькому ребенку.
Затем ей вдруг пришла в голову одна мысль. Клара задумалась, наклонила голову и позволила этому плану принять ясные очертания. Если Розвита не желала ее слушать или верить ей… Может, кто-то другой захочет.
Глава 10
– Еще один цветок. – Лили скользила иглой по ткани и отчаянно скучала. – И еще один цветок. И еще один цветок. В конечном итоге у нас будет картина, полная цветов, которые никому не интересны, на которые никто никогда больше не посмотрит и которые стоили мне часов и часов моей жизни, которые я никогда не верну, – напевала она про себя, пока руки механически выполняли движения.
Она сидела одна в гостиной, куда через открытое окно проникал запах теплых камней и травы: в Гамбург пришло лето. Снаружи доносился смех Ханны. Она была в саду с гувернанткой. Лили не разрешили сопровождать ее. Генри считал, что они проводят вместе слишком много времени, поэтому распорядился, чтобы Ханна каждое утро оставалась наедине с гувернанткой на два часа и учила французский. Лили с радостью отметила, что Ханна не проявляет никакого интереса к французскому, сопротивляется навязанным урокам и, по-видимому, саботирует планы Генри. Подняв глаза, Лили увидела, как дочь мчится по лугу в маленьком матросском платье, а за ней бежит запыхавшаяся фройляйн Грюнлих. Лили довольно улыбнулась. «Беги, моя малышка, – подумала она. – Беги как можно быстрее и постарайся, чтобы тебя никогда не поймали так, как поймали меня».
Как и каждый день при виде дочери, Лили молилась о том, чтобы Ханна однажды жила по-другому. Молилась о том, чтобы все изменилось и Ханна смогла делать что пожелает. Смогла быть тем, кем хочет. Любить тех, кого будет любить. Раздался стук, вошла Мэри.
– Миссис фон Каппельн, вам срочное письмо!
Лили удивленно отложила в сторону вышивальный круг. Она сразу же узнала почерк Фридриха и, нахмурившись, разорвала конверт.
«Лили! В редакции возникла путаница. Мне очень жаль, надеюсь, это не доставит больших неудобств! Дай знать, если я могу чем-то помочь. И подумай еще раз о том, чтобы вернуться. Фридрих».
Лили уставилась на письмо. Она не понимала ни слова. Путаница? Что Фридрих имел в виду? В следующую секунду ее осенило.
– О нет! – испуганно выдохнула Лили, вскочила и бросилась вон из комнаты, пусть даже не представляла, что делать. В коридоре она замерла и побежала назад, невольно схватившись за горло, потому что ей вдруг показалось, что она не может дышать. Генри каждое утро читает газету. Лили не может ее спрятать. Она беспокойно зашагала взад и вперед. Может, ей повезло и статья появилась в колонке, которую он пропустил? Но что, если он увидит ее? Что, если уже увидел?
Это продолжалось до вечера. Весь день Лили была напряжена, вздрагивала от каждого шороха, прислушивалась, ожидая, когда Генри вернется из университета. Однако Генри поздоровался с ней как обычно – холодно, но вежливо, и направился прямиком наверх, чтобы переодеться. Ужин был сущей пыткой. Лили пыталась вести непринужденную беседу, но Генри был немногословен, он казался сердитым и раздраженным. У Лили было ощущение, словно по телу ползают мурашки. Неужели он уже знает? Но тогда почему ничего не говорит?
Она уложила Ханну спать и собиралась вернуться вниз, чтобы выпить молока, когда на лестнице появилась Мэри.
– Не могли бы вы, пожалуйста, спуститься в кабинет? Ваш супруг хочет с вами поговорить. – Она нерешительно замерла, не глядя Лили в глаза, и когда Лили проходила мимо, вдруг схватила ее за руку. – Он очень расстроен! – прошептала она с испуганным видом.
Лили сглотнула.
– Спасибо, Мэри, – спокойно ответила она.
Генри стоял у окна. Лили молча подошла к столу. Ее глаза непроизвольно искали стакан или бутылку, но ничего не находили. Генри не обращал на Лили внимания, пока она сама не решилась нарушить молчание.
– Ты хотел поговорить?
Генри медленно повернулся к ней. Выражение его лица было непроницаемым.
– Мне только что позвонил отец. Он интересовался, не моя ли жена позирует в газете с мокрыми волосами перед этими странными новыми купальными кабинами. – Он посмотрел на Лили и едва заметно покачал головой. – Тебе это почти сошло с рук, – тихо произнес он. – Я мог ничего не узнать.
Лили впилась ногтями в ладони.
– Это было всего однажды! – объяснила она, презирая себя за то, как покорно звучит ее голос. – Ты уехал в Берлин, я чуть не сошла с ума здесь одна. Я просто хотела хорошо провести время! Мы купались и пили какао, клянусь, ничего больше!
Генри молча кивнул. Потом открыл верхний ящик стола и достал конверт.
– А это? Это тоже было всего однажды?
Лили с ужасом узнала почерк Кейт на конверте.
– Ты читаешь мои письма? – вспылила она, но при виде лица Генри осеклась.
Генри протянул конверт через стол. Конверт был пухлым, и по почтовому штемпелю Лили поняла, что он, должно быть, пришел несколько недель назад. Дрожащими пальцами она вытащила письмо и сложенную газетную страницу. Она поняла, что это еще до того, как увидела фотографию истощенных мальчиков, сидящих вместе у фонтана и смотрящих в камеру.
Лили шумно сглотнула. Генри пристально посмотрел на нее.
– Как долго это продолжалось? – спросил он, и Лили поняла, что лгать больше нет смысла. – Как долго ты водила меня за нос?
– Я написала статью о беспризорных детях. Это был единственный раз, мистер Хакаби попросил, и я… – Генри хлопнул кулаком по столу, и Лили тихо вскрикнула от неожиданности.
– Что еще всплывет? – спросил он. – Узнаю ли я завтра, что ты снова беременна от другого мужчины? Или что у тебя есть тайная квартира в Гангельвиртеле?
Лили открыла было рот, но Генри ее опередил.
– Ты представляешь опасность для нашего ребенка. Лгунья! Прелюбодейка!
– Я никогда… – воскликнула Лили, но Генри снова ударил кулаком по столу. Она знала, что этот кулак может очень быстро найти другую цель, и замолчала. Однако внезапно гнев захлестнул ее, и как это часто
