Босиком - Элин Хильдербранд

— И я не думаю, что я один такой, — сказал Зак. — По-моему, она стала проституткой или кем-то вроде этого.

Остальную часть вечера они провели в неловком молчании, которое лишь изредка прерывалось комментариями по поводу игры (девятый шар, боковая луза) и сопровождалось игрой оркестра, доносившейся с дальнего конца бара. Если именно это Джош пропускал все лето, то он был рад, что он это пропустил.

Джош почувствовал облегчение, когда зазвонил его телефон. Он посмотрел на дисплей: звонили из дома номер одиннадцать по Шелл-стрит. На часах была почти половина одиннадцатого. Они как раз вернулись домой и понесли уставших мальчишек в кровать. И они звонили ему, потому что… Наверно, это была Вики, звонила, чтобы урезать его завтрашний рабочий день. Или Мелани. Она соскучилась по нему на пикнике, она вспоминала прошлый пикник, когда они… И не встретится ли он с ней сейчас, сегодня ночью, в последний раз? Разве от этого может быть какой-то вред? Еще и какой, как от любого пристрастия. Человеку нельзя возвращаться к искушению, нужно отрезать пути к отступлению раз и навсегда, без всяких церемоний. Неужели Мелани об этом не догадывалась? Неужели она этого не понимала? Она замужем! Джош смотрел на Зака, который когда-то был его лучшим другом. Зак склонился над столом, прицеливаясь, сощурил один глаз и двигал кием вперед-назад, целясь в шар. Джош мог легко шокировать Зака, рассказав ему историю о Мелани. Это было бы хорошим ответом на новости о Диди (проститутка?), но Зак недостоин того, чтобы доверять ему такую информацию.

Позже, гораздо позже, завезя Зака домой (они пожали друг другу руки, и Зак с оптимизмом примирительным тоном сказал: «Рад был тебя повидать, дружище. Здорово было выбраться вместе». Этим он напомнил Джошу, почему они, собственно говоря, раньше были друзьями), Джош прослушал голосовое сообщение.

«Джош, это Тед Стоу. Послушай, у нас тут кое-что случилось. Вики в больнице, с ней произошло что-то непонятное, ей делают анализы, мы не знаем, что вообще, черт подери, происходит, но ее родители приезжают завтра утром, и они позаботятся о детях. Поэтому в понедельник тебе на работу можно не приходить. У Вики, наверно, есть твой адрес, я выпишу тебе чек за эту неделю плюс бонус. Вики говорила, что ты здорово со всем справлялся, и я очень тебе благодарен, дружище. Ты и не представляешь, как важно для нас было иметь рядом твердое плечо, человека, на которого можно положиться. Я знаю, что это было непросто, и, дружище, дети… они очень тебя любят, и Вики тебя любит, и с ней все будет хорошо. Мы просто должны в это верить. В любом случае, еще раз спасибо за помощь. Удачи в колледже. Не могу поверить в то, что я оставляю такое длинное сообщение. Ненавижу говорить с машинами».

Щелчок. Джош еще раз прослушал сообщение, когда ехал домой. Это было прощание, прощание на неделю раньше, что, теоретически, было прекрасно, и Джош был уверен, что заплатят ему щедро, но это прощание все омрачило. Оно шло от Теда, не от того человека. От Теда, который считал, что Джошу в качестве «точки» нужен только чек. А как же насчет того, чтобы попрощаться с детьми? Как же насчет того, чтобы узнать, все ли в порядке с Вики? Кое-что? Что это значит? Кое-что, достаточно серьезное для того, чтобы она осталась на ночь в больнице? Настолько серьезное, что уже утром приезжают ее родители? Джош был одновременно взбешен и сбит с толку. Этому способствовали текила и пиво, выпитое в баре. Это был еще один вопрос без ответа — являлся он частью семьи, проживавшей в доме номер одиннадцать по Шелл-стрит, или нет? Неужели от него можно было просто избавиться с помощью телефонного сообщения? Очевидно, да. Спасибо еще раз, удачи, до свидания. Джошу захотелось перезвонить и рассказать Теду Стоу о том, какое большое значение он, Джош, имел для женщин и детей этого дома. Он любил этих детей и заботился о них лучше, чем кто-либо другой. Он завоевал их доверие; они его понимали. Он стал их другом. Он помог Мелани выбраться из трясины ненависти к самой себе и страданий; он дал ей уверенность. Благодаря ему она теперь чувствовала себя красивой и сексуальной. Он делился с Вики сокровенным, он относился к ней не как к больной, а как к нормальному человеку. Он заставлял ее улыбаться, даже когда она была на пороге смерти. Он рассказал ей о своей матери. И Джош собирался помочь Бренде, он собирался узнать у Чеса Горды, как можно продать сценарий. Он все это сделал — а Тед просто вычеркнул его, освободился от него с помощью телефонного сообщения. Как будто Джош был водопроводчиком, истребителем грызунов, кем-то, кого можно уволить. «Я выпишу тебе чек».

Будь осторожен. Не только из-за Мелани, но из-за всей семьи. Джош полюбил эту семью, а семья разбила ему сердце.

На следующее утро, без четверти семь, Бренда услышала, как кто-то катит чемодан на колесах по подъездной дорожке, а затем скрип старой двери. Но нет, подумала она. Было слишком рано. Даже люди, которые ходили утром в церковь, еще не успели проснуться.

Через несколько секунд в дверь ее спальни постучали. Бренда открыла глаза и увидела… голову Эллен Линдон, которая выглядывала из-за двери. Ее мама. Бренда села на кровати.

— Мам! — воскликнула она.

Комната мгновенно наполнилась аурой Эллен Линдон. Ее светлые с проседью волосы были аккуратно подстрижены, солнцезащитные очки подняты вверх; от нее исходил привычный запах «Коко Шанель» и ванили, на губах была бледно-розовая помада. На левом колене Эллен была синяя неопреновая скоба, а привычные холщовые туфли мама Бренды и Вики сменила на теннисные. Но розовая кожа сияла свежестью, и на ее узких шортах до колен были вышиты черепахи. Ну кто еще мог выглядеть столь же прекрасно так рано утром?

«Моя мама, — подумала Бренда. — Красивая она ложится в постель, красивая просыпается утром».

Эллен, прихрамывая, подошла к кровати, обхватила руками лицо Бренды и поцеловала ее в губы. Бренда почувствовала вкус губной помады.

— О дорогая, — сказала Эллен, — я так по тебе соскучилась!

— Не могу поверить в то, что ты здесь, — сказала Бренда. — Так рано.

— Мы прилетели первым самолетом. До полуночи мы ехали на машине и остановились в Провиденсе. И ты же знаешь своего отца: в пять тридцать он уже на ногах. — Эллен Линдон села на кровать, сняла теннисные туфли и сказала: — Спасайся кто может. Я залезаю.

Ну, это был, конечно же, не совсем тот человек, которого Бренда хотела видеть утром в своей постели, но это было своего рода бальзамом — даже в тридцать лет — оказаться в объятиях матери. Почувствовать, как она потреплет твои волосы, и услышать, как она скажет: