Барабаны осени. О, дерзкий новый мир! - Диана Гэблдон

— Ох, нет. То есть я хочу сказать — да, конечно. Нет, в самом деле. У могавков и у тускара вообще такого не водится, у них женщина сама выбирает, с кем ей лечь в постель, даже та, которая замужем. Нет у них такой штуки, как насилие. Нет, что вы. Нет, сэр; ее никто не обидит, это я вам обещаю.

— Ну, ладно, рад это слышать, — Джейми слегка откинулся назад, расслабившись, и бросил мне взгляд, говоривший: «Ну-думаю-теперь-ты-довольна». Я изобразила застенчивую улыбку.

Ян, хотя ему еще и шестнадцати не исполнилось, был весьма наблюдательным парнишкой, и конечно же, не мог упустить весь этот немой диалог. Он многозначительно кашлянул на шотландский манер.

— Дядя, мистер Майерс был так любезен, что пригласил меня поехать с ним и мисс Полли, посмотреть на индейскую деревню. Так что я сам увижу и присмотрю, как ее там встретят и хорошо ли устроят.

— Ты… — начал было Джейми, но тут же умолк. И послал племяннику через костер долгий, пристальный взгляд. Я просто видела, как бешено крутились мысли в его голове.

Ян не спрашивал разрешения ехать; он сообщал, что собирается это сделать. Если бы Джейми запретил ему, он должен был бы привести убедительные основания для такого запрета… а он едва ли решился бы сказать, что это слишком опасно, ведь это означало бы разом и то, что он готов отправить в опасный путь беззащитную рабыню, и то, что он не слишком доверяет Майерсу и его дружбе с местными индейцами. Джейми попался в ловушку, и попался крепко.

Он с шумом, резко выдохнул через нос. Ян ухмыльнулся.

Я обернулась и тоже посмотрела через костер — туда, где сидела рабыня. Полина не изменила позу ни на йоту. Ее глаза все так же неподвижно смотрели на Майерса, но на губах появилась чуть заметная манящая улыбка. Потом одна рука медленно поднялась и коснулась массивной груди, почти машинально.

Майерс таращился на чернокожую, и в его глазах горел огонь, как у гончей, преследующей оленя.

А зачем, собственно, в это вмешиваться, подумала я позже, прислушиваясь к шорохам и тихим стонам, доносившимся со стороны одеял Майерса, А если бы я сама знала, что моя жизнь зависит от какого-нибудь мужчины? Разве я не сделала бы все, что в моих силах, чтобы заставить его защищать меня от любой из неведомых опасностей, которые могут встретиться на пути?

Где-то неподалеку, в зарослях кустарника, раздался треск ветвей и шорох листьев. Я замерла Джейми тоже. Потом он осторожно, но быстро извлек свою руку из-под моей рубашки, потянулся к кинжалу — и тут же расслабился, поскольку до его ноздрей донесся слишком знакомый и утешающий запах скунса.

Рука Джейми тут же вернулась на прежнее место, сжала мою грудь — и Джейми уснул, и его теплое дыхание касалось моей шеи.

Да, тут не виделось особой разницы. Разве мое будущее было более определенным, чем будущее Полины? И разве вся моя жизнь не зависела от того человека, которого привязывало ко мне (ну, по крайней мере, отчасти) желание обладать моим телом?

Легкий ветерок пронесся над деревьями, и я натянула одеяло повыше, на плечи. Костер догорел, лишь янтарные угольки мерцали в темноте, и было довольно прохладно, как всегда бывает ночью в горах. Луна скрылась, но все вокруг было отчетливо видно; огромные звезды висели, казалось, прямо над вершинами, бросая свои тонкие лучи на каменистые пики.

Нет, разница тут все-таки была. Каким бы неясным ни было мое будущее, я хотела разделить его с моим мужчиной, и нас с ним связывали узы куда более крепкие, нежели узы плоти. И еще одно отличие имелось, большое, просто огромное: я сама выбрала свою судьбу.

Глава 15

Благородные дикари

Мы расстались с остальными на следующее утро, и Джейми с Майерсом договорились о новой встрече примерно через десять дней и назначили место свидания. Оглядываясь вокруг, видя бесконечные пространства лесов и горных склонов, я просто представить не могла, как тут можно быть уверенным, что снова сумеешь выйти на то же самое место; мне приходилось просто довериться чувству направления, присущему Джейми.

Они повернули на север, мы — на юго-запад, направившись вдоль берега того самого ручья, на берегу которого провели предыдущую ночь.

Поначалу, когда мы остались только вдвоем, меня почти пугала невероятная тишина и одиночество. Но через небольшое время я вполне освоилась с этим и даже слегка расслабилась, начав проявлять интерес к окружающему. В конце концов, эти края могли стать нашими навсегда.

Эта мысль испугала меня; конечно, вокруг лежали земли невероятной красоты и богатства, но при этом настолько дикие и неприступные, что, казалось, люди никогда не смогут здесь жить. Однако я не стала высказывать эту идею вслух; я просто ехала следом за Джейми, а он заставлял свою лошадь идти все глубже и глубже в горы, и только ближе к концу дня остановился, чтобы устроить небольшой привал и наловить рыбы на ужин.

Дневной свет, с трудом пробивавшийся сквозь густую листву деревьев, медленно угасал. Толстые стволы, поросшие мхом, окутались тенями, но между ветвей еще кое-где золотились последние отблески солнца; листья шуршали и шелестели, отзываясь на поднявшийся ветерок.

Крошечный огонек внезапно вспыхнул в траве в нескольких футах от меня, холодный и яркий. Потом я увидела еще один, и еще, и вот уже весь лес наполнился ими, — они лениво передвигались с места на место, мигали, угасали, загорались снова… холодные искры, дрейфующие в сгущающейся тьме.

— А знаешь, я ни разу не видела жуков-светляков, пока не переехала в Бостон, — сказала я, радуясь этому зрелищу, любуясь сияющими изумрудами и топазами, запутавшимися в траве. — В Шотландии ведь нет светлячков, правда?

Джейми покачал головой и растянулся на траве, подложив одну руку под голову.

— Очень маленькие штучки, — заметил он и глубоко, удовлетворенно вздохнул. — Это мое любимое время дня, мне кажется. Когда я жил в пещере, после Калодена, я обычно выходил наружу ближе к вечеру и сидел на камне, ожидая наступления темноты.

Глаза Джейми были полузакрыты, он из-под опущенных век наблюдал за светлячками. Тени поднимались все выше по мере того, как ночь вырастала над землей, пытаясь дотянуться до неба. Еще мгновение назад последние лучи солнца золотили листву дуба, делая ее пятнистой, как шкура молодого оленя, — и вот уже свет исчез, растаял… и Джейми лежал в траве, окруженный зелеными звездами, и его крепкое тело стало казаться невещественным, лишенным подлинной плоти…

— Ну, сейчас вся эта мелочь налетит — мошки, комары… вся кусачая дрянь, что вечно висит облаками над водой. Увидишь, как потом за ними примчатся летучие мыши, вот уж полакомятся… И лососи поднимутся на вечернюю кормежку, и по воде побегут круги…