Поселок на краю Галактики - Аркадий Стругацкий

Дремотное состояние, как зевота, легко передается от человека к человеку. Наверное, от кота к человеку тоже, хотя и в меньшей степени; но, согласитесь, это были коты не вполне коты, хотя и не совсем чтобы люди, несмотря на правильную человеческую речь, не всегда, впрочем… Нет, тут недолго и запутаться, поэтому поставим лучше точку и вернемся к задремывающему Юрию Васильевичу.

А Юрий Васильевич действительно засыпал вслед за котами. Уже темнело, и день был нелегким. Пополнение коллекции требует усилий, а потом еще это странное приключение… Каченовский почувствовал внезапную тяжелую усталость. Он поднялся со стула, сдернул покрывало с тахты, разделся и лег. Перед тем как потушить свет, он взглянул на Рыжего в Полосатого и, боясь потревожить их сон, сказал шепотом:

— Спокойной ночи!

— Приятных сновидений, — шепотом откликнулся Рыжий. А Полосатый буркнул, не раскрывая глаз;

— Угу. Юрий Васильевич уснул мгновенно.

Когда он проснулся, котов в квартире не было. Об их вчерашнем визите напоминала только немытая посуда в кухонной раковине. Как они перенесли ее туда, осталось для Юрия Васильевича загадкой. На ее разгадывание времени уже не оставалось, потому что часы показывали четверть девятого и нужно было спешить на работу.

В привычной суете проектного института, в котором Каченовский возглавлял важный, но не самый важный отдел, говорящие коты с их таинственными плацкартами отступили сначала на второй, а потом и на третий план и к концу рабочего дня почти забылись. Юрий Васильевич изучал чертежи, согласовывал документы, ходил с докладом к начальству, давал указания своим немногочисленным подчиненным — словом, делал то, что всегда. У него нашлась даже минута, чтобы вынуть из особого отделения портмоне заветный пятак, разглядеть его у окна со всех сторон и еще раз прикинуть в голове многоходовую меновую комбинацию.

Возвращаясь домой, Юрий Васильевич сошел с автобуса на одну остановку раньше, чтобы зайти в большой гастроном на углу и купить чего-нибудь на ужин. Так он делал едва ли не каждый вечер; прогулка от магазина до дома нисколько не обременяла его, тем более что покупал он немного: хлеб, молоко, разную мелочь к чаю. На сей раз, едва войдя в магазин, Юрий Васильевич вспомнил свой вчерашний поход за хеком, стал соображать, много ли хека осталось и не надо ли купить еще, и вечерняя беседа с котами, о которой он никому не посмел рассказать, вновь стала его тревожить.

Юрий Васильевич давно уже замечал, что с нервами у него не все в порядке. Так, разглядывая свою коллекцию, он время от времени разговаривал сам с собой, а ночью ему снились иногда странные сны, в которых его отдел превращался в пиратскую шайку, плывущую в южные моря на поиски цехинов и дукатов, необходимых для пополнения коллекции воинственного капитана.

Раньше все это не особенно тревожило Каченовского, но теперь он решил посоветоваться о странных видениях минувшего вечера с врачом. Все же, прежде чем покинуть магазин, Юрий Васильевич купил вдвое больше обычного молочных продуктов, а также небольшой кусок филе какой-то рыбы с экзотическим названием — должно быть, из тех самых южных морей. С этим необременительным грузом в пластиковой сумке Каченовский направился в районную поликлинику, где служил невропатологом его старинный приятель и одноклассник.

Зима давно кончилась, а вместе с нею кончилась эпидемия гриппа, однако весна как-то запаздывала, и все ждали прихода еще какого-то, совсем нового и еще более злобного, вируса. В регистратуре была толчея, в коридорах сидели и стояли граждане с носовыми платками в руках, а одноклассник встретил Юрия Васильевича в марлевой повязке, потому что невропатологов тоже бросили на грипп.

Одноклассник поначалу обрадовался Юрию Васильевичу, попросил сестру извиниться перед пациентами и стянул повязку с лица. Но после приветствий, когда Каченовский стал жаловаться на странные симптомы, приятель заметно поскучнел. Юрий Васильевич заметил это и стал прощаться, испытывая острую неловкость от того, что оторвал от важного дела занятого человека, а приятель просил его не торопиться, но в то же время как-то незаметно подталкивал к двери. Каченовский так и не успел сказать ему толком о беседе с котами.

— Не пей лишнего, — сказал ему приятель у самых дверей. — Зарядка по утрам — обязательно, минимум два часа в день на свежем воздухе, и все будет в порядке. Хочешь, я таблетки выпишу?

От таблеток Юрий Васильевич отказался и вышел в коридор.

— Так гуляй побольше! — крикнул вдогонку приятель. — А лучше всего возьми отпуск и махни на юг. Следующий!

Когда Юрий Васильевич вернулся домой, Рыжий и Полосатый были в квартире. Они сидели за его письменным столом и внимательно изучали какие-то бумаги. Там, где вчера был сервирован скромный ужин, стоял расписной поднос, но без чашек и тарелок. На нем аккуратно были выложены какие-то темно-серые овальные предметы с мягкой замшевой поверхностью. Юрий Васильевич не сразу понял, что это, а как только понял, то выпустил из рук сумку с продуктами.

На любимом жостовском подносе, разрисованном красными и голубыми цветами, аккуратными рядками, как конфеты в коробке, лежали обычные серые мыши.

Из груди Юрия Васильевича вырвался крик. Он с детства не боялся мышеи. Он и сейчас их не боялся. Это был крик возмущения.

Оба кота подошли к нему.

— Кажется, мы злоупотребляем вашим гостеприимством, — начал Рыжий.

— Прощения просим, — подхватил Полосатый. — Вы не волнуйтесь, наши клиенты все живые, мы их только слегка приструнили, чтоб они в панику не вдарились.

— Они иммобилизованные, — пояснил Рыжий.

— Ага, не двигаются, — подтвердил Полосатый. — Если они бегать будут, то как же мы их в подпространство зафутболим?

— Тонко подмечено! — восхитился Рыжий. — В условиях дискретного массопереноса…

Контакты с собратьями по разуму — дело непростое, особенно с непривычки. Но нахальство надо пресекать, от кого бы оно ни исходило. Поэтому Юрий Васильевич позволил себе перебить собеседника.

— Мне нет дела до массопереноса, — зашипел он, невольно впадая в кошачью тональность. — Мне нет дела до ваших занятий. Но я не допущу, чтобы из моей квартиры устраивали живой уголок!

— Прекрасное выражение! — вскричал Рыжий. — Надо запомнить; живой уголок. Не угол, а именно утолок. Как это тонко!

— Что-то я не пойму, — засомневался Полосатый, — о чем вы тут шумите. Если бы мы этих мышей в угол таскали, тогда одно дело, а мы их туточки, посередке…

— Не морочьте мне голову! — взвизгнул Каченовский. — Чтоб мигом этой дряни здесь не было!