Девушка Бандераса - Ирина Андросова

— Что за сволочь поставила свой драндулет на мое место? — вывел меня из задумчивости зычный голос на улице. — Ведь специально же ящик положил, чтобы место не занимали, так нет, непонятно им, видите ли…

Сопоставив драндулет с ящиком, который так старательно объезжала, я поняла, что гневная речь обращена лично ко мне. И тут же поспешила на улицу. Бордовый, под цвет своей «девятки», сержант рвал и метал, с ненавистью пиная мою «Ауди» по заднему колесу. Я виновато приблизилась к рассерженному участковому и стала извиняться и оправдываться, ссылаясь на свою недогадливость. Перепелкин разъяренно отбросил ящик в сторону, угодив на середину двора, и гневным жестом велел мне поскорее выметаться с его законного места.

— Ведь застолбил же место, специально для дураков ящик положил, а они все равно идиотами прикидываются… — бормотал он, загоняя своего стального коня в закуток у забора.

Мне ставить машину было решительно негде, и я отогнала ее к магазину. А потом, купив минералки и пачку сигарет, неторопливо направилась к отделению милиции. Подумаешь, генерал какой выискался! Я его целый час жду, время свое драгоценное трачу, и ничего, а он из-за какого-то парковочного места такую бучу затеял! Вот пусть теперь сам сидит и ждет, пока я прогулочным шагом добреду до его кабинета.

— Побыстрее нельзя? — раздраженно поинтересовался участковый, лишь только я возникла на пороге. — Проходите, присаживайтесь…

Я покорно опустилась на стул и стала ждать каверзных вопросов. И они не замедлили последовать. Сержант полез в сейф, который открыл хитрым ключом с большой связки, достал оттуда красную пластиковую папку с надписью от руки: «Остапчук Валентин Кузьмич. Сигналы», раскрыл ее, покопался немного, вчитался и усталым голосом комиссара Катани спросил:

— Когда последний раз посещали свой дачный участок?

Как бы я ни ответила на этот вопрос, по-любому выходило, что на даче я появлялась в последний раз в момент убийства Людмилы Володиной. А больше туда ни разу не наведывалась. И он это отлично знал из «сигналов» Кузьмича. Потому и спрашивал.

— Четыре года назад, — как можно невозмутимее ответила я.

Я сказала это так, как будто это вполне в порядке вещей — иметь дачу и бывать на ней раз в пятилетку… Во всяком случае, мне очень хотелось, чтобы слова мои прозвучали именно так.

— Это как раз в тот год, когда закололи вашу соседку? — уточнил дотошный милиционер.

С фактами не поспоришь, и я вынуждена была согласиться.

— А не кажется ли вам, что тут прослеживается определенная закономерность? — прищурился сержант. — Как только вы, Рина Сергеевна, появляетесь в Заволжске, ваши соседи мрут от удара шампура в спину, как быки на корриде…

— Вы знаете, меня это тоже удивило, — доверительно подавшись вперед, шепотом сообщила я. — Но я хочу сразу заявить, что к этим убийствам не имею никакого отношения!

Участковый с сомнением посмотрел на меня и снова уткнулся в папку, а я вытянула шею, напрягла близорукие глаза и попробовала тоже заглянуть в бумаги. «Участковому инспектору сержанту Перепелкину. Копия: в прокуратуру России. Вторая копия: в международный суд по правам человека, третья — в ФСБ». Такая «шапка» начинала донос Кузьмича, из которого сержант Перепелкин в настоящий момент и черпал обличающие меня сведения. Дальше было так: «Настоящим письмом уведомляю, что гражданка Невская Рина Сергеевна по вполне понятным причинам избегает появляться на даче, принадлежащей ее мужу, Невскому Вадиму Анатольевичу. Следует отметить, что пренебрегать летним отдыхом на принадлежащих их семье шести сотках вышеуказанная гражданка стала сразу же после убийства гражданки Володиной Людмилы Семеновны, имевшей участок по соседству с Невскими. На лицо очевидная взаимосвязь между этими фактами. Требую разобраться в деле и наказать виновницу смерти Володиной гражданку Невскую, а мужа убитой, безвинно осужденного гражданина Володина Сергея Витальевича, освободить из-под стражи». Число, подпись.

Я сидела, раскрыв рот, и отказывалась верить своим глазам. Вот ведь Кузьмич, можно сказать, подкузьмил, навел тень на плетень… Выстроил какие-то идиотские взаимосвязи там, где их нет и быть не может. А теперь, когда и он пал жертвой шампура, меня обязательно заподозрят в этих двух убийствах… Хотя поди угадай, что там еще таится в этих его «сообщениях»! Может, покойник не меня одну подозревал в убийстве Люськи. Дорого бы я дала, чтобы хоть одним глазком глянуть на остальные его каракули… Господи, ну что тебе стоит! Пусть Перепелкин хоть папку, что ли, уронит, а я кинусь подбирать рассыпавшиеся по полу листочки, а заодно и суну в них нос…

Я не раз убеждалась, что горячие просьбы, посланные небесам от всего сердца, как правило, доходят до адресата. Вот и моя нескладная молитва была услышана. За окном раздался грохот и лязг, и во двор Отдела внутренних дел въехал «КамАЗ», груженный обрезной доской. Поискал, куда бы приткнуться, не нашел, сдал задом и остановился в непосредственной близости от вишневой красавицы — «девятки» участкового. Поглощенный записями Остапчука, сержант Перепелкин не видел этой угрожающей картины. Я же смотрела в окно со все возрастающим интересом. Вот водитель «КамАЗа» открыл окно, выставил локоть и стал ждать.

— А что вы делали в момент смерти потерпевшей Володиной? — не отрываясь от доноса, вкрадчиво спросил милиционер и замер, дожидаясь ответа.

Ждал и водитель «КамАЗа». Теперь он высунул голову из кабины и курил в небо, то и дело нетерпеливо поглядывая на двери ОВД.

— За столом сидела, — тихо произнесла я, неотрывно следя за страданиями шофера.

Вот он щелчком отбросил окурок, в последний раз взглянул на часы, решительно тряхнул головой и стал дергать какие-то рычаги в кабине. Кузов его большегруза плавно поплыл вверх, откинулся назад, и оттуда с диким грохотом посыпался «стройматериал», как абстрактно называл вот эти вот самые Галкины доски местный участковый. Обрезная доска вываливалась из кузова, по пути задевая вишневые бока сержантской машины и оставляя на них глубокие царапины. Сержант дернулся, почуяв неладное, резко обернулся к окну и на секунду замер с открытым ртом и недоверчиво выпученными глазами. Но это только на секунду, потому что уже в следующее мгновение Перепелкин ягуарьим скоком несся к оградке.

Он добежал до груды досок и поник головой, скорбно оглядывая урон, нанесенный строительным материалом капоту и бокам его некогда сияющей машины. Водитель «КамАЗа» неторопливо выруливал с территории Отдела, когда ему наперерез метнулась разъяренная фигура. Это жаждал справедливого возмездия за поруганную «девятку» сержант Перепелкин. У меня в голове пронеслась жуткая мысль: «А вот если бы душевный человек проявил чуткость и великодушно разрешил мне оставить на его парковочном месте «Ауди»?» Но я тут же отогнала нахлынувшее на меня ужасное видение прочь и снова глянула в окно.

В этот самый момент сержант Перепелкин, ухватив шофера за грудки, вытаскивал его из кабины. Шофер упирался, но медленно сдавал позиции. Можно было, конечно, досмотреть бой быков до конца, но я, пользуясь случаем, предпочла заглянуть в донос покойного Остапчука. Тем более что через приоткрытое окно мне все происходящее на улице было отлично слышно.

— Ты что, Леха, офанарел? — ревел обездоленный участковый. — Куда доски высыпал, козел?

— Так ты ж сам сказал везти на стройку века… — удивленно отвечал прокуренный басок.

— Домой ко мне везти надо было, там у меня стройка века! — надрывался лишенец.

— Так бы сразу и говорил… А то заладил «вещественное доказательство, вещественное доказательство»! — протянул все тот же басок. — Вот я и подумал, что раз доказательство, то к ментуре и надо везти. Тем более что здесь тоже ремонт идет… Смотрю, тебя все нет, а время-то уже поджимает, мне еще в совхоз ехать, вот я и ссыпал доказательство у забора, где место было…

— Кретин, вот кретин! — стонал участковый, но мне до него уже не было дела. Я схватила красную папку и стала жадно вчитываться в пасквили Валентина Кузьмича, которые тот без устали строчил на соседей.

Первой мне под руку попалась бумага про Виолетту Петровну. Помимо участкового Перепелкина с инсинуациями вздорного старика также имели возможность ознакомиться представители ФСБ, куда была направлена копия доноса. Со слов доносчика, Виолетта представала идейным вдохновителем черносотенцев и по совместительству главой баркашевцев. Вместе с Иваном Аркадьевичем, который тоже входил в эти националистические организации, она за столом под сливой каждый день методично разрабатывала планы охоты на идейных противников. Приводились даже отдельные выдержки из их бесед. «В.П.: «Сейчас охота не та стала… Жидковатая какая-то охота-то…» И.А.: «И не говорите, уважаемая В.П.! Раньше-то буквально с ног валила, такая, помню, была сокрушительная штукенция! А сейчас? Никакого тебе удовольствия…» В.П.: «Я вот думаю, надо будет на что-нибудь посущественнее переходить…» Из этого содержательного отрывка разговора доносчик делал вывод, что затевается новая волна резни иноверцев, и, возможно, в скором времени по России прокатятся еврейские погромы…