Неман! Неман! Я — Дунай! - Василий Агафонов

Здесь же, в Старой Руссе, я узнал еще одну радостную весть: пробился из окружения со своей группой лейтенант Гаспарьян.

В памятный день 22 июня командир кабельно-телефонной роты лейтенант Гаспарьян выехал с отделением связистов в Алитус, чтобы установить проводную связь с 5-й танковой дивизией. У самого города связисты обнаружили разрушенную авиацией противника постоянную линию и занялись ее восстановлением. Гаспарьян вовремя заметил, что из Алитуса выскочили немцы, и подал команду «К бою!». Прикрываясь огнем, группа отошла в лес, к машине.

Проехав несколько километров по шоссе, вновь чуть не напоролись на немцев. Гаспарьян решил двигаться проселочными дорогами. На пути оказалась река Вилия. Проскочить можно было только через мост, а по нему уже двигались немецкие части.

Начало смеркаться. По дороге все шли и шли войска. И тогда Гаспарьян пошел на отчаянный шаг: выждав, когда между двумя колоннами образовался небольшой промежуток, он приказал водителю выехать на шоссе. Теперь впереди и сзади были немцы, но поднятая машинами пыль и уже наступившие сумерки позволили благополучно миновать мост. Проехав несколько сот метров в немецкой колонне, машина снова свернула на проселок и скрылась в лесу. Кончилось горючее. Машину пришлось сжечь. В Каунас связисты уже не попали и стали пробиваться на восток.

Возвращение группы лейтенанта Гаспарьяна всех приободрило, вселило надежду, что еще вернутся многие из тех, кого считали погибшими. И даже потом, когда речь заходила о пропавших без вести, кто-нибудь обязательно напоминал: «А возьмите Гаспарьяна — с 22 июня блуждал по тылам противника и все-таки в конце концов пробился к своим…» И теплилась спасительная надежда…

6 или 7 июля мы были в Новгороде. Едва успел доложить о себе начальнику связи фронта полковнику Курочкину, как меня вызвали в оперативное управление. Там подробно рассказал о состоянии войск 11-й армии и о намеченном отходе армии в направлении Порхов, Дно, Старая Русса.

Наше появление в штабе фронта встретили с радостью.

«11-я армия жива, и не только жива, но дерется с противником!» — сообщали друг другу командиры. Кто-то даже зло пошутил: «Вот хорошо, что 11-я терялась, а то бы сейчас и не радовались…»

В управлении связи фронта я получил все необходимые данные для организации радио — и проводной связи, и мы выехали в Порхов. Пока добирались, обстановка резко изменилась — бои уже шли недалеко от Порхова. Город был эвакуирован, руководство всей гражданской связью возглавил начальник военно-оперативного узла (ВОУ).

Штаба армии в Порхове не было. Армейские связисты вскоре сообщили из Дно, что штаб отходит туда. Начальник ВОУ информировал меня, что узел связи в Порхове заминирован и при подходе немцев будет взорван.

К прибытию штаба армии в Дно впервые после Каунаса была установлена телеграфная связь по Бодо и радиосвязь со штабом фронта.

В конце июля армейский батальон переформировали в 33-й отдельный полк связи. Из его состава была создана 824-я отдельная телеграфно-строительная рота. Армейские части пополнились 38-й и 11-й отдельными кабельно-шестовыми ротами и 914-й отдельной телеграфно-строительной ротой. Новые роты были только наполовину укомплектованы штатным имуществом.

Крайне тяжелым оставалось положение в соединениях и частях. Достаточно сказать, что к 1 августа 415-й отдельный батальон связи 22-го стрелкового корпуса имел только одну радиостанцию. Зарядных агрегатов и телеграфных аппаратов СТ-35 не было вовсе. Такое положение приводило к тому, что подразделения связи зачастую использовались как стрелковые.

И все же наличие новых частей и подразделений в какой-то мере улучшило наше положение.

Я уже говорил, что в Полоцке генерал Шлемин получил от Ставки первую за время боевых действий задачу: армии — отойти на позиции укрепрайона, штабу армии — в Порхов и принимать там отходящие из Прибалтики войска. Войскам армии не удалось сдержать наступающего противника, а вскоре пришлось оставить и Порхов. Но все же ход войны постепенно менялся. Так, в Порхове генералу Шлемину удалось сформировать из разрозненных подразделений новую дивизию, которую возглавил полковник Карпетян. Штаб армии восстановил связь с фронтом, с дивизиями.

И вот в результате трезвой оценки обстановки армия нанесла противнику первый, неожиданный контрудар под Сольцами.

56-й танковый корпус 4-й танковой группы немцев, наступая на Ленинград, растянулся по дороге вдоль реки Шелонь от города Дно до Новгорода. Наша разведка доносила, что дорога забита колоннами автомашин с войсками и имуществом и что противник не выставил какого-либо серьезного флангового охранения. Танки немцев не смогут эффективно действовать, так как «увязли» в общем потоке движения войск.

Немецкое командование, конечно, не могло предположить, что разрозненные отступающие соединения советских войск смогут нанести организованный контрудар. Противник, безусловно, понимал, что фланги его 56-го танкового корпуса очень уязвимы, но он рвался к Ленинграду и, учитывая общую обстановку на фронтах, решил пойти на риск.

Соединения 11-й армии и вновь сформированная дивизия ударили с трех направлений в незащищенные фланги гитлеровцев и в результате молниеносного удара выхватили на участке в несколько километров целый «кусок» из вражеской колонны. Удар был настолько неожиданным, что немцы не успели даже уничтожить автомашину, предназначенную для химической войны (мы немедленно отправили ее в Москву). Впервые с начала боевых действий нами были захвачены крупные трофеи и большая группа пленных.

Вот что пишет об этой операции нашей армии немецкий генерал Гот в книге «Танковые операции». «В результате отхода 41-го танкового корпуса на запад 56-й танковый корпус, который 15 июля подошел к Сольцам, оказался еще более изолированным. Не имея достаточного флангового прикрытия, обе дивизии подверглись ударам крупных сил противника с юга, северо-востока и севера. Под угрозой окружения они отошли к городу Дно.

В середине июля на всем северном участке Восточного фронта инициатива перешла на сторону противника».

Однако таяли и силы нашей армии. Мы не смогли развить свой успех под Сольцами. Более того, на других участках войска были не в состоянии долго сдерживать превосходящие силы противника и вынуждены были отходить на Старую Руссу. На ее подступах заняла оборону свежая, не обстрелянная еще в боях 254-я стрелковая дивизия, вошедшая в состав нашей армии. Бои становились все ожесточеннее. Противник, не считаясь с потерями, лез вперед. Его авиация и дальнобойные орудия обрушились на Старую Руссу.

С большим трудом удавалось поддерживать связь штаба армии с отходящими войсками. Телеграфной связи со штабом фронта в тот период не было. Телефонная осуществлялась по двухпроводной линии, а с войсками — по однопроводным местным линиям. Обстановка ухудшалась; завязала бои занявшая оборону на подступах к Старой Руссе 254-я стрелковая дивизия.

В это время командующим Северо-Западным фронтом был уже генерал-лейтенант Петр Петрович Собенников. И вот как-то звонит он на узел связи и требует командарма. Генерал Морозов находился в войсках, но нам удалось быстро его разыскать. Телефонистка соединила Собенникова с Морозовым. Слышимость была весьма слабой.

— Есть ли кто из командиров у вас на станции? — . спрашивает командующий фронтом телефонистку.

— Да, есть майор Агафонов.

— Товарищ майор, — говорит мне Собенников, — я совершенно не слышу генерала Морозова. Почему так работает связь?

— Товарищ генерал, прямые переговоры невозможны. От вас до ЦТС линии двухпроводные, а до штабов соединений только однопроводные. Вот и теряется слышимость. Я могу продублировать переговоры.

— Давайте, майор, дублируйте.

Я сел к коммутатору и продублировал приказ командарму. Так состоялось мое первое знакомство с новым командующим фронтом.

В последних числах июля или в самом начале августа штаб армии перешел на восточную окраину Старой Руссы, и в это же время прекратилась телефонная связь с соединениями, которые вели бой за город. Большую находчивость и мужество проявил в те дни взвод старшины Тимашева, которому удалось под артиллерийским огнем противника восстановить разрушенную постоянную линию.

До войны Александр Алексеевич Тимашев был старшиной роты. С виду по-мужицки грубоватый и медлительный, он отличался хладнокровием и необыкновенной расторопностью. Среднего роста, физически очень крепкий, подтянутый и аккуратный, старшина не терпел суеты, но в то же время как-то умудрялся и первым получить нужное имущество, и первым накормить своих подчиненных. Главным же его достоинством было умение красиво работать. Будучи старшиной роты, да и теперь, став командиром взвода, он любил взять в руки топор и помахать им несколько часов кряду, да так, что бывалые строители рты раскрывали от удовольствия. Авторитет Тимашева непререкаем. Мы даже смирились с тем, что старшина обращается к подчиненным на «ты».