Танго на цыпочках - Демина Карина

А все-таки странный дом. Такому, как Олег, в нем было бы тесно и скучно, однако, поди ж ты, все сохранилось в том виде, в котором было сто, а, может, и двести лет назад.

Встретили незваного гостя вежливо и, проводив в гостиную, предложили выпить. Младший брат Олега – вот о нем-то Аполлону Бенедиктовичу было известно крайне мало – выглядел крайне изможденным. Бледная кожа, испарина на лбу, темные круги под глазами говорили о нервном расстройстве, причиной которого, надо полагать, послужило скорбное происшествие на охоте. С вопросами Аполлон Бенедиктович не спешил: пускай молодой человек, привыкнув к присутствию следователя, успокоится, возьмет себя в руки, а там и расспросить можно. От нервных свидетелей толку мало. А этот еще пьян к тому же. Николай начал рассказ сам, не дожидаясь вопросов.

– Волки-то давно шалили, то овцу зарежут, то корову, а, как до людей дело дошло, Олег и не выдержал… – Николай дрожащей рукой поднял бокал, Аполлон Бенедиктович поморщился, пьяниц он не любил, а по лицу молодого человека было видно, что пил он давно, наверное, с того самого дня. Безусловно, гибель брата – уважительная причина для горя, но мужчине надлежит скрывать свои чувства, тем более наследнику древнего и славного рода.

– Я предлагал организовать облаву! Собрать людей, но Олег, он никогда никого не слушал! Он бредил этой легендой! Мечтал лично прикончить Вайдиного оборотня… – Николай всхлипнул.

– Что произошло?

– Мы с ним… Я не мог отпустить его одного, вы понимаете?

– Понимаю.

– Засаду мы устроили возле поляны, там, где убили девушку, я с одной стороны, он с другой. Олег считал, что оборотень вернется. Пролежали всю ночь, а под утро я задремал… А дальше… Дальше… Он закричал, и все… Я выстрелил. В воздух. Чтобы отпугнуть тварь. И побежал к брату.

– Он был уже мертв?

– Нет. Горло разорвано… Кровь… Олег пытался руками зажать… А кровь вытекала сквозь пальцы… И я ничего не смог сделать! Ничего! – Уронив голову на руки, Николай заплакал. Аполлон Бенедиктович тактично отвернулся, дожидаясь, пока свидетель успокоится.

– Я не виноват, не виноват! Это оборотень!

– Вы его видели?

– Перестаньте его мучить! – В комнату влетела девушка. – Сколько можно, он уже тысячу раз рассказывал!

У барышни были каштановые волосы, огромные серые глаза и упрямый подбородок.

– Прошу прощения, пани…

– Наталия. А вы кто такой?

– Палевич Аполлон Бенедиктович, следователь, направлен из Менска, чтобы вести расследование смерти Олега Камушевского.

– Вести расследование? – Паненка рассмеялась, – Вы хотите вести расследование и устроить суд. Над кем? Над оборотнем? Замечательно! Делайте, что угодно, только оставьте нас в покое, не видите, моему брату плохо!

– Он мужчина!

– Я не мужчина. Мне неприятны все эти разговоры! – Серые глаза затуманились, но пани Наталия, в отличие от своего брата, умела держать чувства на привязи, и слезы исчезли так же быстро, как и появились. – Олега невозможно вернуть…

– Натали, а когда мы уедем отсюда? – Встрепенулся Николай.

– Скоро, – пани Наталия ласково погладила брата по голове. – Похороним Олега и уедем. Далеко-далеко, там он нас не найдет. Вы узнали, что хотели?

– Не совсем.

– У дорогого Николя нервный срыв. Пожалуйста! – В ее глазах читалась такая мольба, что Аполлон Бенедиктович смутился. Понятно, что допросить Николая Камушевского не получится, да и вряд ли он сумеет сказать что-либо внятное, а вот с самой пани Наталией не мешало бы побеседовать. Уж она-то, в отличие от "дорогого Николя", и трезва и относительно спокойна.

– У вас есть вопросы ко мне? – Догадалась она.

– Если позволите.

Николай Камушевский смотрел на сестру с обожанием в пьяных глазах. Понятно, кто в доме главный.

– Не думаю, что мое дозволение сыграет хоть какую-то роль, однако… Завтра жду вас к обеду. Постараюсь, чтобы Николя пришел в себя. И с Элизой, думаю, вам будет интересно побеседовать.

– Кто такая Элиза?

– А вы не знаете?

Аполлон Бенедиктович был готов поклясться, что в серых глазах пани Натальи мелькнула откровенная насмешка.

– Это невеста Олега.

Удивительное дело, о том, что у князя Камушевского имелась невеста, Аполлон Бенедиктович слышал впервые.

– Элиза очень переживает, как и все мы. Пойдем, Николя.

Николай покорно поплелся за сестрой, прихватив, правда, с собою бутылку портвейну. Судя по всему, он намерен и дальше предаваться скорби вкупе с пьянством. Слабый человек.

Федор, поджидавший начальство в коляске, несказанно обрадовался, увидев Аполлона Бенедиктовича, и сия искренняя радость смущала гораздо больше лести.

– Трогаться? – Спросил Федор, озираясь по сторонам, видать, повсюду оборотни страшные чудились. Щелкнул хлыст и лошадка, очнувшись от дремы, лениво затрусила вперед, ее оборотни не пугали. Копыта звонко цокали по мощеной дороге, и коляска, подпрыгивая на ухабах, пренеприятнейше скрипела.

– А почему поместье на полуострове?

Федор пожал плечами.

– Так чтобы оборотень не подобрался близко. Раньше-то воды не было, а уж когда Вайда померла, и волки шалить стали, Богуслав приказал вырыть ров, чтоб, значит, отгородится, оборотень-то воды боится, для него любая лужа – море превеликое. А, когда копали, ключи подземные наружу выпустили и затопили вся низину почти: и хаты, и поля, и скотину, и людей, говорят, тож потонуло много. А поместье-то ничего, стоит, только конюшни, псарня да сад, который раньше был, под воду ушел. Вот с тех самых пор и живут не по-людски, почитай на воде самой, как только не страшно им.

Аполлон Бенедиктович мог бы хоть сей момент пари заключить, что сероглазой пани Наталии отнюдь не страшно жить "на воде". И оборотня она не боится. Странно, что такая красавица сидит в глуши и не рвется выезжать. Или брат не дозволял?

– Олег Александрович, они дюже своенравные были, сестру хоть и любили, но берегли, ничего не дозволяя. – Федор, поняв, что санкций со стороны начальства не будет, принялся делиться сплетнями. – Сами и в Менск ездили, и в Варшаву, и в Петербург, а ей – никуда. А, когда пан Охимчик посвататься изволил, то Олег Александрыч его побили сильно, да повелели забыть дорогу к дому. И братцу младшему выговор сделали, за то, что честь семейную не бережет. Ну, конечно, пан Охимчик Камушевским не родня, те – род древний, знатный, а Юзеф дохтур какой-то, ни роду, ни денег, куда ему к паненке свататься-то. Н-но, родимая. – Федор взмахнул хлыстом, и лошадка прибавила ходу.

– Лечит, правда он хорошо, но у нас все больше в Погорье к пану Уховцеву ездят, правда он старый уже и помрет скоро, наверное. Тогда, глядишь, и у пана Охимчика дела на лад пойдут. Да и Олега нету, чтоб свадьбе препятствия чинить. Вот поглядите, совсем скоро Юзеф к паненке в гости наведываться начнет. Николай, он же слабый, не чета Олегу, на сестру молится и, как она захочет, так и будет.

– А повидаться с паном Охимчиком можно?

– Можно, отчего ж нельзя. Оне гостям завсегда рады, хоть час ужо поздний… – Обернувшись, Федор с надеждой поглядел на начальство, авось, передумает, тогда и домой можно будет ехать, у камина погреться, аль в кабаке кружку-другую пропустить для согрева тела да душевной радости. Однако Аполлон Бенедиктович не привык откладывать на завтра сегодняшние дела. Уж коли пану Охимчику была выгодна смерть князя, то следует с этим паном поговорить и немедля. Еще не ведомо, что завтра будет.

Она, наконец, заснула, страшно представить, какие сны ей приснятся. Сама виновата. Меньше надо всякую дурь жрать. Руки у нее чистые, Тимур уже посмотрел, но это ведь ни о чем не говорит. Лара вон в бедро предпочитала колоть, ей так сподручнее было. Неужели и Нику подсадить успела? Или она сама? Как-никак одна кровь.