Драматургия Югославии - Мирослав Крлежа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К р и ж о в е ц. Но ведь это его профессия. Дело полиции — установить материальную истину.
Л а у р а. Я ему объяснила, что дело было после семи, что я уже отпустила служащих, что никого, кроме меня и Ленбаха, в салоне не было, но он снова и снова возвращался к моим окровавленным рукам. Идиот! Я же ему сказала, что я вытерла руку куском шелка, что я запачкалась, когда…
К р и ж о в е ц. Да, с точки зрения установления материальной истины — это естественно…
Л а у р а. Да как же это можно, разве это допустимо — мучить даму на глазах уличного сброда! Он обращался со мной так, как будто я убийца. В конце концов я ему ответила: «Господин следователь, если бы я его застрелила, я бы сказала вам: застрелила, и баста! Я очень рада, что он застрелился, но я его не убивала». И он это записал в протокол… (Прерывая свой рассказ.) В чем дело?
К р и ж о в е ц (жестами выражает неодобрение). Да ни в чем! Все-таки не стоило так говорить для протокола.
Л а у р а. Как это — не стоило? «Я очень рада, что он застрелился»! Я хотела, чтобы этот бурбон установил наконец вашу знаменитую истину. Я-то ведь не адвокат! И пока врач не объявил, что на руке Ленбаха имеется ожог от пороха, этот тип меня так оскорблял! Ужасно! Потом доктор сообщил, что края раны запеклись. Кажется, так. Это бывает?
К р и ж о в е ц (с оттенком профессионального превосходства). Да-да! При выстрелах с очень близкого расстояния дуло может обжечь рану!
Л а у р а. Ну, так этого оказалось достаточно, чтобы господин следователь установил свою «материальную истину», и он отпустил меня. А на улице меня ожидала толпа… Никогда не думала, что люди могут быть такими зверями. Какие ужасные вопли, какие лица! Как они меня только не называли! Они специально ждали перед участком, чтобы плюнуть в меня! Все это было ужасно. (Пауза.) А тебя все не было. И дозвониться я тебе не могла. Я девять раз посылала Марию узнать, не вернулся ли ты. Всю ночь одна! А тебя нигде нет.
К р и ж о в е ц (нервно). Но ведь мы уже установили, что это произошло в результате стечения ряда обстоятельств!
Л а у р а. Ты так определенно заявил, что будешь ужинать в «Гранд-отеле», а между тем швейцар «Гранд-отеля» заявил, что он тебя вообще не видел.
К р и ж о в е ц. Не могу же я диктовать своим клиентам, где устраивать ужин! Мы сидели в «Гранде», но генеральный директор Гофман приехал за нами на своей машине и увез нас всех на свою виллу. Без двадцати час я попросил отвезти меня домой — мне нужно было подготовиться к завтрашнему заседанию коммерческого суда. Вхожу, а у меня наверху горит свет. Выбегает мне навстречу, вне себя, Стефан и рассказывает, что случилось, говорит, что вы меня разыскиваете с девяти часов! Целый ряд фатальных, совершенно случайных обстоятельств…
Л а у р а. Мне так тебя не хватало. Как никогда! Все случилось так неожиданно, как во сне. Ленбах был невыносим! Еще когда он при тебе позвонил по телефону, я поняла, что он не в себе, но, когда он вернулся в салон и столкнулся с Мадлен Петровной, он потерял всякую власть над собой, он говорил со мной как хам, как какой-нибудь кучер! Он вел себя, как в конюшне! Ужасно. Еще немного — и он бы меня ударил!
К р и ж о в е ц. Он же был пьян! Уже во время разговора со мной от него пахло ромом.
Л а у р а. Был пьян! Ну, разумеется, он был пьян! Но я-то не была пьяна, и нечего было превращать мою жизнь в трактир! По-моему, это минимум, на который имеет право рассчитывать каждый человек… Да и вообще, мы с тобой столько раз об этом говорили, что, по-моему, все уже сказано! (Резким движением поднимается, срывает со лба платок и, отбросив его, энергичными шагами идет к открытой балконной двери, выходит на балкон.)
Пауза. Крижовец наливает себе кофе и пьет. Закуривает сигарету, делает две-три затяжки, бросает, закуривает новую.
Л а у р а (возвращается в комнату, держась за голову. Решительно и отрывисто). Не знаю, в чем дело, но твой тон меня подсознательно раздражает. Твой вид, твои жесты, слова, твои движения, все это — как бы сказать — оскорбительно! И еще меня обижает твой взгляд. Почему ты так странно на меня смотришь? Моя совесть чиста!.. После допроса в полиции я пошла в больницу, в морг, и долго там стояла перед ним, мы были с ним наедине, и он смотрел мне прямо в глаза. Я совершенно спокойно вынесла его взгляд!.. Да я не стала бы о нем говорить, я бы о нем и не думала, если бы ты меня к этому не вынудил своим некорректным поведением. Ну хорошо, он застрелился. Было бы лучше, если бы он застрелился четырнадцать лет назад, но ты на меня сегодня смотришь так, точно я спровоцировала его смерть. А в чем я виновата?!
Крижовец молча смотрит на нее. Пауза.
Да, да! Вот, этот твой взгляд! Ну ладно, все равно! Скучно об этом говорить. За три года нашей с тобой близости я не сказала об этом ни слова. Да я бы и сейчас молчала, но ты меня провоцируешь. Итак, чья вина в том, что произошло? В конце концов, он не виноват, что в восемнадцатом году рухнула его карьера. Такова была логика событий. Прекрасно! В сущности, его карьера закончилась в тысяча девятьсот девятом, когда его вышвырнули из гвардии за шулерство и карточные долги.
К р и ж о в е ц. С гвардией он распростился, когда во время какой-то пьянки дал пощечину молодому эрцгерцогу.
Л а у р а. Да-да, так думал и мой покойный папа! Но фактически Ленбаха выгнали из гвардии за шулерство. Не это теперь важно! Важно то, что едва месяц спустя после нашей свадьбы я уже знала неприглядную изнанку его личности. Он оказался настолько замешанным в разных темных делах, что я просто потеряла голову. Мы поженились в октябре. А в ноябре — это было двадцать седьмого, я помню точно, потому что на следующий день, двадцать восьмого, был день рождения моей матери, а в тот вечер мы как молодожены в первый раз принимали гостей в своем
