Чешуя (СИ) - Волковский Андрей

— Листок голыми руками не трогать! — хрипло сказал Полоз. — Перчатками только. В шкатулку с защитой суньте. Вы молодцы. Все.

Он вдруг зашипел и выругался, и Даша только тут заметила, что левая рука у него висит плетью.

— Дай посмотрю, — встревоженно пробасил Ужик.

— Сам знаю: перелом. Больно, аж выть охота. В больничку надо.

Тогда Даша и решила: надо поступать в мед. Если кто-то из своих снова будет ранен, она будет знать, что делать.

Когда они спустились на первый этаж, там обнаружился стонущий гопник: влетел в стену и разбил голову.

Полоз скользнул по нему равнодушным взглядом и сказал:

— Мы с Ужиком счас в больничку. А вы спрячьте листок с печатью и сидите тихо. Ждите ментов. Кто-нибудь да вызовет. Вы ничего не знаете, вопли слышали, но выйти побоялись — вот и всё. Чёрт, больно-то как!

Ужик увёл бледнеющего на глазах Полоза.

Даша, обернув руку платком, подняла листок с печатью и отнесла домой. Сунула в одну из многочисленных Шпилевых шкатулок с защитными знаками. Поставила печать: теперь дядя не откроет её случайно.

Антон, мелко дрожа, всюду ходил за ней. Когда она убрала шкатулку и заперла комнату дяди, Антон спросил:

— А Шпилю мы не скажем, да?

Даша помотала головой.

— Нет. Это наша тайна.

Полиция приехала только под вечер.

Двоих последних гопников нашли во дворе: один всё пытался заползти под припаркованную машину и спрятаться. Другой икал и не отвечал ни на какие вопросы.

И полиция, и соседи решили: наркоманы.

Ни один из гопников не оклемался. По району, по школе поползли слухи, и Даша невольно прислушивалась: Гвоздь угодил в дурку, один из подъездной компашки покончил с собой, ещё один заперся в комнате и не выходит, остальные пьют как не в себя и скоро сопьются напрочь. Ну и хорошо.

Дашка ни о чём не жалела. Нет. Или мы их, или они нас. Лучше, если мы — их. И только так.

«Наши близкие»

Ливень обрушился на город совершенно внезапно.

— Вот же гадство! — ругнулась Даша. То есть Кобра. На посвящении она взяла змеиное имя, очень крутое, но Ужик пока не приучился звать её так.

Антон, кстати, сразу после посвящения названой сестры заявил, что его теперь звать Аспид, а то что это — у всех имена змеиные, а у него нет? Никто не возражал.

— Это что, никаких выклюней теперь? — расстроился Антон.

— После дождя вылезут, — Ужик посмотрел на небо.

Стена воды с грохотом рушилась вниз, будто они оказались в каких-нибудь джунглях. Змеи столпились под навесом у киоска с самсой и пирожками и мрачно смотрели на дождь. Навес был совсем небольшим, и потоки воды то и дело хлестали по ногам, а при порывах ветра били в лицо.

Дашкин… Кобрин балахон промок. Аспид вообще по-летнему в футболке и шортах. Ужику на него даже смотреть было зябко. Мокрые волосы придавали Антону ужасно несчастный вид. Только Полоз натянул капюшон непродуваемой куртки и чувствовал себя неплохо, но даже он наверняка не откажется посидеть в тепле и чаю попить.

— Я тут живу недалеко, — предложил Ужик. — Давайте у меня пересидим? Дома сестрёнки, но они у себя сидят, и мать, она возражать не станет.

Змеи переглянулись и согласились.

Идти недалеко: от киоска к магазину, обогнуть его, пробежаться мимо гаражей — и вот он, дом родной. Блочная пятиэтажка с чахлыми палисадниками вдоль первого этажа.

Ужик открыл квартиру, ввёл гостей и сказал:

— Только обувь снимите, а то мамка ругаться будет.

Мокрые Змеи расшнуровывали ботинки, негромко переговариваясь. На шум из своей комнаты выглянули девчонки. Сначала бойкая Оля, потом тихая Аля.

— Эдик, а кто пришёл? — хитро спросила Оля.

Аля сразу спряталась обратно.

— Это мои друзья. Полоз, ты его уже знаешь, Кобра, Аспид. Это Оля, моя сестрёнка. Олька, где мать?

— В магазин пошла за яблоками.

— А, ты чайник поставишь?

Она кивнула и, ещё раз оглядев гостей, ушла на кухню. Аля наблюдала в щёлочку, стесняясь выйти.

Ужик провёл гостей в свою комнату. В детстве он жил тут с Алисой, но старшей сестре это никогда не нравилось, и в итоге он переехал к родителям. Мама всё равно ночевала у близняшек. А с отъездом Алисы Эдик вернулся в свою прежнюю комнату.

— Если девчонки станут сильно доставать, вы не сердитесь, ладно? Они у нас редко кого видят… — виновато пробасил Ужик. — Болеют. Но не заразно! Проверяли сто раз. Я счас полотенца принесу. И тебе, Ан… Аспид, одежду сухую. Кобра, тебе надо? Могу в старых Алискиных вещах пошарить.

Кобра помотала головой.

— Ладно. Пошёл за полотенцами.

Когда Ужик вышел, Антон настороженно спросил у Полоза:

— А что с его сёстрами? И сколько их? Вроде эти, ну, мелкие, а Алиса тогда кто?

— Три. Старшая уехала в другой город. А эти близнецы, Оля и Аля. Болеют, как Ужик и сказал. А чем — никто не знает. Их родители по больницам всю жизнь возят. Исследования всякие, то да сё.

— А что за симптомы? — поинтересовалась Кобра.

— Приступы удушья бывают, головные боли…

Полоз замолчав, услышав шаги друга.

— Так, — сказал вошедший Ужик, — вот полотенца, вот тебе одежда, Аспид. Давайте кто в ванную, кто сразу чай пить.

Оля зашла в комнату за братом и крутила головой, глядя то на Кобру, то на Аспида.

Кобре было очень любопытно, чем больна девочка. Конечно, она всего-навсего первокурсница меда, а Ужиковых сестёр наверняка осматривали настоящие специалисты. Но всё-таки сунуть нос в медкарты девочек хотелось очень сильно.

Надо же, она ведь и не знала, что у Ужика есть сёстры. Полоз точно сирота: он как-то говорил, что Леон его забрал после смерти матери. Аспид тоже — его историю она слышала от дяди. А у Ужика, оказывается, нормальная семья, многодетная.

Кобре стало немного стыдно: не первый год общается с человеком, а только сейчас случайно узнала, с кем он живёт. Она пообещала себе быть внимательнее к своим.

Когда Змеи собрались на просторной кухне, к ним присоединилась вторая близняшка.

Вопреки предостережению Ужика девочки не были назойливы. Аля молчала, Оля же проявляла обычное детское любопытство, спрашивая, где живут друзья брата, есть ли у них собаки или кошки, где они познакомились.

Минут через десять вернулась мать Ужика, приветливо поздоровалась с приятелями сына, не обратив внимания на выбритые виски и многочисленные амулеты и браслеты. Обрадовалась, застав сына дома, сказала, что ей надо бы клиентке заказ отнести, и ушла.

На тёплой кухне было сухо и уютно. Тут приятно пахло, а к чаю Ужик выставил на стол домашнее печенье и целый тазик булочек.

Кобре на секунду стало жаль, что у неё в детстве не было домашних булочек, старшего брата и квартиры с красивыми обоями. Но кто знает, какой бы тогда она выросла? Стала бы Коброй или нет? Нет, прошлое всё равно не поменять, а её настоящее ей нравится.

От размышлений её отвлёк кашель. Сначала одна близняшка, потом вторая начала судорожно сухо кашлять, прижимая ладони к груди. Ужик вскочил и распахнул дверцу холодильника. Вытащил пластиковый бутылёк и привычно накапал в стакан с водой несколько капель. Сунул стакан сидящей рядом Але и занялся второй порцией.

Бледные до синевы девочки отдышались и выпили лекарство. Потом Оля сказала:

— Я устала. Голова болит. Хочу спать.

Ужик легко подхватил сестру на руки и унёс из кухни. Аля сложила руки на столе, опустила голову и сидела без движения, пока брат не забрал и её.

Ужик вернулся и вздохнул:

— Вот так всегда. Сейчас хотя бы по квартире ходят. В детстве ещё хуже было. А зимой девчонкам вообще плохо. Ладно, давайте чай пить.

Дождь вскоре кончился. Можно было бы и за выклюнями ехать, но тут Полозу позвонил потенциальный клиент, и он извинившись удалился. Кобра и Аспид тоже засобирались домой: всё равно без Полоза уже не то.

Ужик давно привык к тому, что близняшки не гуляют, не ходят в школу, с ними нельзя съездить за город и даже сходить в кино. Он очень надеялся, что однажды им станет легче, и девчонки смогут играть и бегать, можно будет свозить их в парк, в лес, в цирк в соседнем городе. Но с каждым годом надежды становились всё призрачней. Врачи находили у близняшек симптомы двадцати болезней сразу — и не могли диагностировать ничего конкретного.