Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой - Джулия Л. Микенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ехал в Сибирь, считая политических ссыльных просто помешанными фанатиками – бомбометателями и убийцами… А уезжая из Сибири, я сердечно целовался на прощанье с этими самыми ссыльными, обнимал их и не мог сдержать слез[90].
В 1885 году в далеком Забайкалье Кеннан встретил Брешковскую. Вот как он описывал ее: «Волевое, умное, но некрасивое лицо. Искренняя, открытая, теплая, порывистая и щедрая в своей отзывчивости». Замечая «следы… страданий» на лице Брешковской, Кеннан все-таки утверждал, что «ни тяготы, ни ссылка, ни каторжные работы не сломили в ней отважного, прекрасно закаленного духа, не пошатнули ее убеждений, не заставили забыть о чести и долге». При расставании Кеннану рисовалось лишь самое мрачное будущее Брешковской. Однако в ее прощальных словах звучала надежда:
«Да, мистер Кеннан, – сказала она мне, когда мы прощались. – Пусть мы умрем в ссылке, и пусть даже наши внуки умрут в ссылке, но в конце концов что-то из этого получится»[91].
Действительно, что-то получалось. Статьи Кеннана в ежемесячнике The Century, его лекционные турне (охватившие около миллиона слушателей) и, наконец, выпущенная им в 1893 году книга «Сибирь и каторжно-ссыльная система» – сопоставимая с «Хижиной дяди Тома», только применительно к российской пенитенциарной системе, – все это вызвало сенсацию. Кеннан прочитал более восьмисот лекций в разных штатах и городах США, причем он часто появлялся в аудиториях в лохмотьях и кандалах сибирского каторжанина, чем ввергал публику в оторопь. После выступления Кеннана в Вашингтонском литературном обществе Марк Твен поднялся и со слезами на глазах заявил: «Если единственное средство, помогающее бороться с таким произволом, – динамит, то что ж, возблагодарим Бога за динамит!»[92]
Возвращаясь на родину из переломного путешествия по Сибири в 1885–1886 годах, Кеннан встретил Сергея Кравчинского (известного также под псевдонимом Степняк) – русского революционера и террориста, после совершенного убийства бежавшего из России в Лондон. Вышедшая в 1882 году книга Степняка «Подпольная Россия» многое сделала для революционного дела, но Кеннан сподвиг Степняка на дальнейшие действия[93]. Воспользовавшись связями Кеннана, Степняк совершил турне по Соединенным Штатам. В 1891 году он основал Общество американских друзей русской свободы (SAFRF) в Бостоне, в чем ему помогли писатели Уильям Дин Хауэллс и Марк Твен, а также «бостонские брамины» – священник-унитарий и аболиционист Томас Вентворт Хиггинсон, поэт-квакер и аболиционист Томас Гринлиф Уиттьер, поэтесса Джулия Уорд Хау (сочинившая «Боевой гимн Республики») и несколько детей известных аболиционистов, в том числе двое сыновей Уильяма Ллойда Гаррисона и Элис Стоун Блэкуэлл – дочь аболициониста Генри Блэкуэлла и феминистки Люси Стоун.
То, что именно бывшие аболиционисты и их дети положили начало движению «За свободную Россию», не было простым совпадением. Подобно тому, как белые женщины сочувствовали бедственному положению афроамериканок, находившихся в рабстве, новые женщины в США ощущали солидарность с революционерками в России, восхищались их преданностью идеям социальной справедливости, готовностью пожертвовать всем и приверженностью не только равноправию, но и эгалитарному идеалу в частной жизни.
В 1903 году произошел Кишиневский погром, в котором погибло сорок девять евреев и пострадало более пятисот, а тысяча триста еврейских домов и лавок были разграблены или разрушены. Это событие вызвало громкое возмущение во всем мире и вновь приковало внимание американцев к зверствам царского режима в России. Вдохновившись романом Льва Толстого «Воскресение» (1899), Элис Стоун Блэкуэлл решила оживить бездействующее Общество американских друзей русской свободы: по ее мнению, «это было бы полезно для распространения новостей о злодеяниях русского правительства в американской печати»[94]. И вскоре возрожденное общество занялось подготовкой и организацией поездки Екатерины Брешковской по США в 1904 году.
Зная о растущем неодобрении царского режима в американском обществе, социалисты-революционеры решили отправить в турне по США одного из своих самых ярких, красноречивых и обаятельных представителей, чтобы собрать деньги и заручиться поддержкой революции. По приговору правительства Брешковская на себе испытала самые тяжкие наказания – от тюрьмы до ссылки. А еще ее хорошо помнили в США благодаря очеркам Кеннана[95]. Наконец, у нее была очень подкупающая наружность настоящей бабушки. Таким образом, она могла предъявить американской публике добрый и нежный образ русской революционерки.
Вернувшись в 1896 году из ссылки, Брешковская немедленно возобновила деятельность и вошла в неонароднический кружок, организованный химиком Григорием Гершуни, который использовал научные знания для подготовки и совершения покушений на правительственных чиновников. В 1901 году Брешковская и Гершуни приняли участие в основании Партии социалистов-революционеров (ПСР), или партии эсеров (СР). Хотя сегодня ярлык «террористы» несет ярко выраженный негативный смысл, в том историческом контексте, применительно к русскому революционному движению, это слово звучало совершенно иначе. Эсеры и представители большинства других русских террористических группировок никогда не ставили себе целью убийство невинных людей, а стремились покарать и напугать тех, кто лично отвечал за преследование противников царского режима. Логика тех террористов была такова: поскольку законных, мирных способов протеста не существует, то, как ни прискорбно, насилие становится неизбежным. Терроризм воспринимался как проявление нестерпимого сочувствия к несправедливо страдающим хорошим людям. Он служил и предупреждением для других угнетателей. А еще он вызывал какое-то трепетное восхищение у тех, кто в душе был против тирании. Передавали, будто Гершуни заявил на суде над собой:
История, может быть, и простит вам всю пролитую вами кровь и все совершенные вами преступления… но она не простит вам того, что мы заставили взяться за оружие апостолов любви и свободы.
Гершуни арестовали за его деятельность в партии эсеров, а Брешковской удалось бежать в Румынию. Оттуда она и отправилась в Америку[96].
Два находившихся в Нью-Йорке эсера, не владевшие английским, попросили анархистку и активистку Эмму Гольдман устроить им встречу с SAFRF, чтобы заручиться поддержкой на время визита Брешковской. Гольдман охотно согласилась помочь. Ее кандидатура подходила как нельзя лучше, потому что сам подход Гольдман к жизни сформировала тяга к русскому революционному идеалу. Эмма родилась в 1869 году в России, в Ковенской губернии, и воспитывалась в ортодоксальной еврейской семье. Когда ей было тринадцать лет, семья переехала в Санкт-Петербург, где незадолго до того народовольцами (членами одной из народнических организаций) был убит царь Александр II. Так юная Гольдман оказалась в самом водовороте новых идей, кипевших в те годы в России, и «нигилисты», в чьих рядах мужчины и женщины сражались «плечом к плечу», «стали… героями, мучениками, ‹…› путеводной звездой»[97].
К 1880-м годам в консервативных кругах слово «нигилист» успело стать чуть ли не синонимом «бомбиста», однако среди бунтарей оно означало преданность идее «радикального переустройства русского общества» и формированию «новых людей». Именно эти темы были центральными для романа Чернышевского «Что делать?» – книги, которую в Петербурге юная Эмма Гольдман читала с такой же жадностью, с какой позже читала ее Анна Струнская, будучи молодой иммигранткой в США. Главная героиня романа, Вера Павловна, примкнув к революционной среде, ищет и обретает и свободу в сексуальных отношениях, и общественно полезный труд. Вначале она вступает в платонический фиктивный брак, чтобы избавиться от удушливой и невыносимой материнской опеки, а позже, живя по правилам, которые вполне ее удовлетворяют, устраивает на товарищеских началах швейную мастерскую – чтобы производить красивые и полезные вещи, и одновременно – предлагать другим женщинам путь к независимости. Потом Вера учится на врача. Нигилистка с ее «черным шерстяным платьем самого простого покроя», короткой стрижкой, образованная и независимая, была самым поразительным выражением нового духа целого поколения активистов, которые отвергли общепринятые условности и обычаи, выработали для себя характерные «манеры, фасоны и правила дружбы» и исповедовали радикальный материализм, предпочтя вере в Бога веру в науку[98].
Хотя многие русские мужчины видели вдохновляющий пример во второстепенном персонаже романа Чернышевского – революционере Рахметове, который спал на гвоздях, питался черным хлебом с говядиной, напряженно учился и ежедневно занимался гимнастикой, – для женщин чаще всего образцом для подражания
