Вторая мировая. Перезагрузка - Игорь Шумейко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот мы вспомнили Аустерлицкий военный совет и толстовский сарказм по поводу «Дер эрсте колонне маршрирен», и уже трудно заставить себя отложить взятую для сверки цитат «Войну и мир». А ведь на страницах гениального романа, между прочим, Клаузевиц и самолично появлялся. Правда, один раз и мигом, но что это за миг…
В ночь перед Бородинской битвой… Пьер Безухов подошел к князю Андрею Болконскому и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
— Война (Дер криг….) должна быть перенесена в пространство (им Раум). Это воззрение я не могу достаточно восхвалить, — говорил один.
— О да (О, йа…)
— О, йа…
— Да им Раум, — повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда те проехали. Им Раум-то у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых горах. Вот оно то, что я тебе говорил, — эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет… Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить…
— Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? — спросил Пьер.
— Да, да, — рассеяно сказал князь Андрей. — Одно, что я бы сделал, ежели бы имел власть, — начал он опять, — я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство… Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы бы шли только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь… Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни…
Просто трудно прервать пересказ… Кстати, и этот Вольцоген, процокавший вместе с Клаузевицем мимо Пьера и князя Андрея — это тоже подлинный, исторический персонаж. Вольцоген был адъютантом генерала Пфуля. А Пфуль был в 1812 году автор «русского плана» войны (Дрисский лагерь… и т. д.). А ранее он же был автор плана, закончившегося Йено-Аурштедским сражением и уничтожением Пруссии за две недели…
… глядя на Пфуля, князь Андрей вспоминал и генерала Вейротера и генерала Мака (сдавшегося под Ульмом в 1805 году и сильно «подставившего» русских)… и далее за князем Андреем вступает уже сам автор, Лев Николаевич, в том известном пассаже: кто и как самоуверен (англичанин, француз, итальянец).
«… Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль».
И если, после всего сказанного, требуются еще пояснения: с чего это сегодня автор ополчился на покойного Клузевица, суммирую.
Именно сегодня правозащитники и все делающие ставку на политкорректность в Совете Европы, ПАСЕ, Голливуде формируют стереотипы, оформляют претензии, пестуют поколения. Если нет, не было Большой Войны со своим правом, а была так… «война — продолжение политики» (а в их сознании и «война — продолжение политкорректности»), то Россия всегда будет виноватой, объектом претензий (зачастую и официальных, финансовых претензий). Самый кричащий пример: Литва недавно определилась с суммой финансовых претензий к России «за оккупацию». Сдающая Гитлеру города, Литва, с которой можно было бы поступить и как с флотом в Мерс-эль-Кебире, но только — в Большой Войне. Которая (Большая Война) — не есть, никак не может быть — «продолжение политики».
«Большая Война» в небольшом королевстве
Судить читателям, но я для иллюстрации главного теоретического положения своей книги примеры выбираю скорее по принципу оригинальности и занимательности. Возможно, есть и какие-нибудь таблицы, диаграммы, также подтверждающие, что «война — не есть продолжение политики другими средствами». Но мне кажется, что в сфере таких не строго определенных понятий, как «война» и «политика», составление любой цепочки формальных доказательств может вылиться в бесконечный спор о терминах. Поэтому один оригинальный и выразительный факт, мне кажется, будет убедительней. Поэтому… продолжим выковыривание изюма из булочек истории.
Собственно, следующий пример — одна короткая и яркая цитата, но требующая, к сожалению, не очень коротких и, скорей всего, не таких ярких моих пояснений.
Уинстон Черчилль в своей «Истории англоговорящих народов» (A history of the English-Speaking Peoples, 4 тома, NY 1956–1958) дает такое вступление к рассказу о Второй гражданской войне в Англии:
«Расклад сил во Вторую гражданскую войну был прост донельзя. Король, палата лордов и палата общин, лендлорды и торговцы, город и крестьянство, епископы и пресвитеры, шотландская армия и Британский флот — все выступили против армии «новой модели». И армия со всеми справилась».
Пояснения здесь требуются следующие. «Расклад сил» в Первую гражданскую войну (1642–1646) был, наоборот, чрезвычайно сложным. Можно сказать, около десяти различных субъектов воевали, заключали перемирия и переходили с одной стороны на другую. Весьма приблизительно было так:
Аристократия, крестьянство, англиканский епископат, Север и Запад страны были за короля. Средний класс, купечество, флот, Центр, Юг, Лондон — за парламент.
Ирландцы, шотландские пресвитериане меняли линию фронта.
Парламент, из одной стороны — «против короля» — раскололся, и сторон конфликта стало несколько.
И посреди этой сложной политической кутерьмы Кромвель (по приказу парламента) постепенно формировал армию «новой модели».
А когда парламентские (английские) пресвитериане провели закон о роспуске армии в 1648 году, армия новой модели не подчинилась, и… далее см. выше.
Вот она, логика «Большой войны». Шесть лет, с 1642 года, идет «политическая война». «Армия новой модели» и была тем самым, по Клаузевицу, «другим средством продолжения политики». Но однажды количественный рост ее (новой армии) мощи перешел в новое качество, и… война продолжила сама себя. Все политики, бывшие враги, все действующие лица Первой войны, собираются на одной стороне. На противоположной — бывшее «другое средство» одного из них. И… Черчилль, несомненно, чувствует этот парадокс, что и позволяет ему выстроить столь элегантную фразу.
Гражданская война тоже порой сама берет на себя командование
Чье негодование и даже изумление мне так хорошо понятны — так это изумление и негодование героев нашей Революции и Гражданской войны где-то в начале тридцатых. Для краткости персонифицируем их, вообразим, например, Зиновьева.
Позади такие годы… ходил по пояс в крови, хватал и расстреливал тысячи заложников. Но и белогвардейцы тоже стояли в пяти километрах от Северной Трудовой Коммуны (так одно время назывался Санкт-Петербург), были в пяти минутах от поимки и вздергивания вождя Коминтерна…
И вот, наконец, тишина и мир… страна работает. Власть сохранена. Материальные блага теперь отпускаются пропорционально пережитым рискам… Из города Зиновьевска (бывший Елизаветград) к каждой славной дате шлют трудовые рапорты, приветствия и гостинцы… По уровню «либерализации» СССР 20-х годов примерно был равен России 90-х. Свободный въезд и выезд, иностранцы гуляют, валюта конвертируема — меняй и поезжай смотреть Европу. НЭП. В ВКП(б) — легальные платформы и фракции, обсуждение различных программ, почти в парламентских формах. «Совместные предприятия» с западными фирмами, концессии. Армия сокращена в 10 раз и переведена на предельно экономный территориально-милицейский принцип комплектования, потому как — полная Победа… Вроде пересидели… И вдруг, 5–7 лет спустя, как-то все снова… Какое-то «обостренье классовой борьбы», откуда-то взялись «вредители», опять расстрелы, и уже все чаше — расстрелы «победителей». Никакой логики!..
В России в «Первую гражданскую» расклад сил тоже был сложен: белые, красные, зеленые, атаманы, интервенты, эсеры, монархисты. В ВКП(б) — несколько группировок. «Силовики» сгруппированы вокруг трех центров: Штаб Рабоче-Крестьянской Красной армии, Реввоенсовет, ЧК. Красная армия в целом не стала главной новинкой, феноменом, ключом к Победе— подобно армиям Французской и Английской революций. (Чтобы долго тут не спорить, просто напомним: кромвелевская «новая модель» покорила Ирландию, французская — вообще полЕвропы, РККА — провалилась в Польше). Похоже, по целому ряду причин, главным феноменом, главным фактором Победы в нашей Первой гражданской стала не армия, а «полиция новой модели», ЧК. Хотя она и оставалась тогда лишь одной из силовых структур, под началом вполне лояльного Дзержинского.