Поэма о топоре - Николай Погодин

Сверху сбежал Глеб Орестович. Теперь он рассматривает маленькие зеркала, глядится в них, что-то шепчет и бросается к Степану, оттолкнув Имагужа.

Глеб Орестович. Техник! Техник! Степан Ерофеевич!.. Степан! Степашка! Ты умер?.. Оживи, чорт!

Имагужа. Спит чиловек. Зачим? Никураша.

Глеб Орестович. Кто сейчас может спать?.. (Meчется в пустом пространстве.) Люди! Люди! Куда они все исчезли?.. Имагужа, ты видишь… (Мечется и вдруг бросается в зрительный зал, в партер. Его берут в свой фокус прожектора.)

Музыка. Входят Давид и Баргузин.

(Публике.) Смотрите! И бейте о пол. Это зеркало. Это стальное зеркало… Необыкновенный металл!

На сцене мрак. Зрительный зал освещен. У оркестра представитель театра.

Представитель театра. Не ради театральной эффектности мы вынесли действие в зрительный зал. Мы выносим его дальше и шире, в фойе нашего театра. Мы стремились дать на сцене живую действительность, подлинную быль, подлинную героику эпохи. Замечательная история с топором, когда, в борьбе с иностранной зависимостью, рабочие реконструировали производство, героическая история открытия советской нержавеющей стали в действительности происходила на заводе Южного Урала в городе Златоусте. Не бутафорские вещи показывает вам участник спектакля. И в фойе театра мы приглашаем вас, зрителей, осмотреть выставку уральского завода имени Ленина.

Свет в зале потух. На сцене — директор, инженеры, Баргузин, Давид, Евдоким, Анка, мать Степана, мартеновщики.

Глеб Орестович (еще в публике. Берет изделия. Идет на сцену. Стал перед директором). Сегодня, после двадцать третьей выплавки, в десять часов семнадцать минут утра мартеновский цех получил новые слитки. Состав шихты, особенности варки и обработки будут сообщены вам в ином порядке. После ряда опытов по закалке, ковке, сопротивлению режущим способностям мы, специалисты, устанавливаем, что советская нержавеющая и кислотоупорная сталь открыта. Она уже сейчас во многих случаях может заменить золото и, вероятно, будет конкурировать с платиной. Завод способен приступить к промышленной реализации открытия. Мы сдаем дирекции зеркала, сделанные из нового благородного металла. (Подходит и дает.)

Директор (хотел ответить, но поперхнулся и обнял Глеба Орестовича). Точка.

Кваша. Где же он-то? Главный… Ах азиат! Спит!

Директор. Будите его, Имагужа… Ну?

Имагужа (вопит). Мастир… шурда-мурда! Ялдаш, яры!.. Открывай глаз! Кричи!

Евдоким. Степа, яры! Яры, говорят тебе! Иди, гляди!

Степан встал. Идет, протирая глаза. Все наблюдают за ним улыбаясь. Кваша передает Степану зеркало.

Кваша. На… чья плавка?

Степан взял зеркало с обычным спокойствием, погляделся в него, зачем-то понюхал, ударил об пол и тут чуть-чуть улыбнулся. Затем поднял зеркало, оглядел со всех сторон.

Степан. Не может быть… (Медленно пошел к тому месту, где спал, вынул ключ, отомкнул шкафчик, вынул оттуда гармонию, усевшись на стол и широко развернув меха, заиграл.).

ЭПИЛОГ

Мартен. На сцене вся рабочая часть. Илюша в центре за столом. Шумно.

Илюша. Тише вы, аудитория!

Шум не утихает.

Рабочий рябой. Постойте, я скажу!

Евдоким. Я скажу… (Рябому.) Зачахни!

Рабочий седой. Дозвольте… дозвольте выразить…

Имагужа. Писай… писай одну слову — каюк! Давай писай — каюк!

Евдоким (Рябому). Постой!

Рабочий рябой (седому). Постой!

Рабочий седой (Имагуже). Постой!

Имагужа (Облому). Постой!

Облом (Илюше). Постой!

Илюша (всем.). Постойте же, наконец, вы все! Я не могу так! Что же я вам буду писать тут? Библию?!

Вторая работница. Ты рабкор?

Илюша. Ну, рабкор.

Вторая работница. Раз ты рабкор — значит, сопи под нос и пиши. А ежели не можешь писать, так мы своего рабкора поставим.

Лиза. Конечно. Наши рабкоры не хуже ваших.

Шум.

Илюша. Товарищи! Не могу я так! Не наседайте вы своим вдохновением на мой ум! В чем дело?.. Евдоким, выражай свои чувства в организованном порядке. Какой первый пункт нашего сочинения? Значит, перво-наперво вопрос — кому? Ответ — директору стального концерна ДВМ.

Евдоким. Так. Теперь пиши.

Илюша. Пишу.

Евдоким. Начинай.

Илюша. Начинаю.

Евдоким. Ну?

Илюша. Ну?

Евдоким. Начинать трудно. Ругнуть его. (Всем.) Как по-вашему?

Рабочий седой. Ругательства не надо. К чему хулиганство? Ты честно, с подвохом пиши.

Евдоким. Илюша, пиши, душа из тебя вон!

Облом. Илюша, пом-маешь, мы…

Илюша. Ну, мы…

Дуванов. Мы — рабочие…

Рабочий седой. А какие рабочие? Поясни — металлисты.

Илюша. Мы рабочие-тире-металлисты…

Лиза. Что значит — вы? А мы куда делись? Поставь — рабочие обоих полов…

Елизар. Может, прописать, сколько ты детей родила, фигура!

Смех.

Евдоким. Постойте ржать-то! (Публике.) И вы постойте. Мы — это еще не мы. Но в своей душе я хочу опубликовать вам — большевистская партия — вот это мы. Пиши, Илюша, нас не разорвешь. Надо — так кого хочешь покроем, но в своей душе я хочу сказать вам: не тронь! Не подлезай, сволочь! У нас своя боль. Морда в крови на работе… Почему? Верим, видим, страдаем и хохочем… Я не запутался, я знаю, что говорю. Так и пиши — хохочем! Над кем хохочем? Над вами, гады! Да какого чорта тут толковать! Пиши им: мы идем по одной дороге — по дороге большевистской…

Лиза. Я хочу прибавить…

Вторая работница. Постой, ты за мной… Мы вон там, в очередях…

Лиза. Нет, постой, я хочу прибавить… Ты в письме спроси, ты скажи: грозитесь, да? Угрожаете? За что?.. Ну да… Вот мы все кругом черные, как черти, от работы… за что вы хотите нас убивать?

Имагужа (вдруг). Зачим? Я ни шутка шутил! Имагужа царски власти дураком бул. Имагужа советски власти дураком не бул.

Илюша. Постойте, ребята!.. Как же я все это уложу?..

Имагужа. Пиши ему: башкир сказал — зачим злобу делаешь? Ты своя жизнь придумал — мы своя жизнь придумал. (Вдруг.) Уй! Польша пойдем! Румин пойдем! Кавардак будит!

Лиза. Мы в очередях, как лилипуты какие-нибудь…

Первая работница. Постой, ты за мной…

Рабочий рябой. Да бросьте вы тут про ваши очереди!

Первая работница. Нет, друг, не бросишь, когда детишки заквакают.

Вторая работница. Постой, я тоже хочу…

Первая работница. Я не все сказала… Тут до сердца дошло, до бабьих слез. Горечь — она чья?.. Я с завода приду, перекупаю ребятишек…

Рабочий седой. Ну, к чему завела?

Первая работница. Я не вижу их. Сковырнутся — спят… Ну как это сказать-то?.. Будь ты проклят, язык!..

Шум.

Дуванов. Тише вы, адвокаты великого Советского Союза!

Вторая работница. Чего вы гавкаете?! Бабы, мол, они знают по очередям ругаться. Нет… Не знаете вы тут ничего! Пусть напишет он туда, за границу, что бабы на заводы пошли, на мартены. Если надо — на домны влезут, всё подымется… Как буря, как море, подымется всё! Пиши!

Илюша. Ну, как?.. Как я могу уложить такие темы?

Дуванов. Баба существенное мнение объясняет. Жалобами их не проймешь. Да пиши — строим! Да пиши — будем строить! Да пиши — и построим грозное рабочее государство, к какому ни один чорт не подступится!

Елизар. Вот пошло! Не удержишь!

Евдоким. Наши кузнецы не подкачают! Валяй, раз добился! Илюша, держи дух на клапанах! Крой ему в стихах! От ударной заводской братвы ни поклона тебе, ни привета. А как бы сказать… Вот это! Нас пугали двенадцать лет, на тринадцатом не запугаешь!

Облом. Во!.. Пом-маешь!

Илюша. Тише вы завинчивайте. Не могу!

Елизар. Объясняй. Посылаем вам топор…

Евдоким. Из нержавеющей и кислотоупорной…