Перепутье. Мистическая драма - Ульяна Михальцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из двери выскакивает девушка, захлопывает дверь, упирается в нее спиной, раскинув руки в стороны, чтобы дверь с обратной стороны не открыли.
РИТА: Что? Кто? Как? (оглядывается, замечает бармена) А где эти двое? Ты кто?
БАРМЕН: Я бармен.
РИТА: Откуда бармен? Мы из бара давно ушли!
БАРМЕН: Налить вам что-нибудь?
РИТА (пугаясь): Не надо! У меня и так уже бак под завязку, по самое "не проливайся". Ты как здесь оказался?
БАРМЕН: Я здесь был. Тебя ждал.
РИТА (хватает стул, направляет ножками к бармену): Ах ты, гнида! Ты с ними заодно, да?!
БАРМЕН: Нет, я сам по себе. Я здесь работаю.
РИТА: Где здесь? Мы на хате были! Ты на хате что ли работаешь?
БАРМЕН: Я бармен.
РИТА: Да я вижу, что не топ-менеджер. Я спрашиваю, откуда ты взялся? Куда твои дружки делись?
БАРМЕН: Те двое, что вас мучили, мне не дружки. Я их знать не знаю и предпочел бы не встречаться.
РИТА: Я тоже… предпочла бы. Свиньи! Гады! Козлы! Убл…
БАРМЕН (протягивает стакан): Воды хотите?
РИТА (защищается стулом): Не подходи!
БАРМЕН: Меня можете не бояться. Я ничего вам не сделаю. Те двое остались там. Где и были.
РИТА: Так ты меня спас? Я не помню ни черта. Я отрубилась.
БАРМЕН: Неудивительно. У вас болевой шок.
РИТА: Какой такой болевой шок?
БАРМЕН: Такой, от которого умирают.
РИТА: А ты меня, значит, спас, и я не умерла.
БАРМЕН: Пока не умерла. Но я вас спасти не могу. Могу только налить чего-нибудь, что хотите.
РИТА: Я что-то не пойму ничего. Вот она я. Вот он ты. Хмырей этих больше нет. Я жива живехонька, а ты говоришь…
БАРМЕН: Ну, здесь не совсем вы. Не вся. Душа только. Наверное, можно так сказать. Вы в душу верите?
РИТА: Запутать меня хочешь? Мозги мне запудрить? Как те двое? Девушка, можно вас угостить, хорошо проведем вечер. Подпоили меня чем-то, притащили куда-то. По-доброму же можно было. Извращенцы хреновы! И ты мне тут про душу заливаешь!
БАРМЕН: Можете назвать это иначе. Только тело ваше осталось там (показывает за дверь). С теми двумя. И они продолжают делать то, что делали. С вашим телом. Еще живым. Вы дышите еще. Но у вас шок. Болевой. Поэтому вы здесь. Вы либо умрете от всего происходящего, либо очнетесь. Когда все закончится. Когда-нибудь же это закончится. Их же только двое.
РИТА: Ты хочешь сказать… Я на том свете, да?
БАРМЕН: Не совсем. Еще нет. В предбаннике, так сказать. На перепутье.
РИТА: И что мне тут делать? Лясы с тобой точить, пока не окочурюсь?!
БАРМЕН: Как вариант. А можно назад в жизнь вернуться. Она там, за этой дверью.
РИТА: Куда вернуться? К ханурикам этим? К садистам-извращенцам? Лучше помереть! Где у вас тут помирают? Кто крайний? Я следующая! (садится на стул)
БАРМЕН: Тогда это вам вон в ту дверь.
РИТА: А там что? Очередь на тот свет?
БАРМЕН: Нет, сразу тот свет. Без очереди.
РИТА: Вот это сервис! Это я понимаю! Можно я еще у тебя здесь посижу? А то кто его знает, что меня там ждет. Я вечно в переделки попадаю. Невезучая я. Вот, жизнь прожила, а счастья не нажила. И порадоваться не успела.
БАРМЕН: Вы еще живы.
РИТА: (долго смотрит на бармена) А подонкам этим ничего не будет? За меня? Скажут, сама виновата, пьяная была? Не пойдешь ведь в милицию, скотам этим рассказывать, что и как с тобой делали. Спасибо, не надо. Уже проходили. Показания собирают, как грибы в лесу. И это им расскажи, и это еще раз. А кто это может подтвердить? А почему вы не кричали, не звали на помощь? А я кричала и звала, но не одна сука не пришла. И сейчас тоже. Я думала ты меня спас, а ты… просто бармен.
БАРМЕН: Я не просто бармен. Я волшебник. Могу налить тебе настойку забвения. Выпьешь, вернешься в свою жизнь и ничего помнить не будешь. Один бокал — из памяти уйдет день, два — год, три — вся предыдущая жизнь.
РИТА: Плохо у тебя с арифметикой.
БАРМЕН: Настойка сильная. Повторное употребление усиливает действие многократно. Заинтересовало?
РИТА: Нет. Меня интересует, где взять тряпку, чтоб твою физиономию из картины моей жизни стереть. Ты чего такой противный? Стоишь тут, пялишься, умничаешь. Ты же такой же, как они, как все мужики! Вы все одинаковые!!! Сначала притворяетесь людьми, а потом бац — и опять скотина! Все! До единого! (мечется между двумя дверьми) А я молодая еще! Я жить хочу! Но как на свете жить, когда кругом одни скоты?! А ты можешь сделать так, чтобы я не просто туда вернулась, а вернулась — и там у меня нормальная, счастливая жизнь началась?
БАРМЕН: Нет, не могу. Это не от меня зависит.
РИТА: А от кого?
БАРМЕН: От вас самой. Как решите, так и будет.
РИТА: Дурак ты! (смеется) Хоть и умный. Ты думаешь, я что, сама себе такую жизнь выбрала? Сама всего этого захотела? Сама так решила? Мразь ты последняя, если так думаешь. Ненавижу тебя. Их ненавижу. Всех ненавижу! Всю жизнь мне отравили!
БАРМЕН: Сок морковно-яблочный, свежевыжатый (протягивает стакан).
РИТА: Что?
БАРМЕН: Сок, говорю. Морковно-яблочный.
РИТА: Ты на деда моего не похож.
БАРМЕН: Куда мне до него?!
РИТА: Да, мировой был мужик! (берет стакан, пьет). И вкус очень похож. Август. Конец каникул. Дед сам все в огороде сажал. И яблони у него были огромные. Ветки от тяжести яблок ломались. Он их рогатинами подпирал. От яблочного сока у меня желудок болел. Дед яблочный сок любил, консервированный. Кислятина, не приведи господи! А для меня специально делал морковно-яблочный: вкусно, и желудок не болит. Жаль, рано умер дед. Участок родители мои продали. Деньги пропили. Что стало с яблонями, не знаю. Мы в деревню больше не приезжали. Почему батя мой не в деда пошел? Почему у меня теперь вся жизнь — яблочный сок, от которого живот сводит? Это ведь так легко: быть бережным, заботливым, нежным, говорить хорошие слова, любить, верить. А
