Формула власти - Александр Скрягин

– Я не врач. Но! – подняла она указательный палец, и Ефим отметил безупречный бледно-розовый маникюр. – Но! – она сделала паузу. – Тебе скажу… Мне кажется, ты, Ефим, меня поймешь… Какие-то странные волны плывут в воздухе… Таких раньше не было. Ты понимаешь меня, Фима?

– Понимаю. – сказал майор, ничего не понимая. – Что за волны?

– Ну, вот я сижу и слышу, как вокруг меня воздух колеблется, иду по улице и тоже эти колебания воздуха слышу… Окно открою и слышу… Вот звук струны, когда она уже замирает, обычное ухо не слышит… Только хороший настройщик услышать может… Вот, так и здесь… Обычные люди этот звук воздуха не слышат, а я слышу…. Ты, понимаешь меня, Фима?

– В общих чертах… – осторожно ответил майор.

Хозяйка поставила белую фарфоровую чашечку на столик и медленно положила ногу на ногу.

«Невозможно работать. – сказал себе майор. – И без этого ничего сообразить не могу…»

– Так вот. В последнее время воздух иногда звучит по-другому!

– По-другому? – озадаченно переспросил Ефим.

– По-другому! – подтвердила Туровская. – Раньше таких волн не было. А ведь я живу здесь скоро двадцать пять лет!

Ефим помолчал, взял с тарелочки печенье и откусил. Кругляшок оказался мягким, сладко благоухал ванилью и корицей.

– И, что вы по этому поводу думаете? – наконец, спросил он.

Ева Станиславовна вытянула подкрашенные сиреневой помадой губы трубочкой и увела взгляд подведенных глаз в окно.

Понаблюдав за легкими волнами облаков в полуденном небе, она вернулась в комнату и сказала:

– Знаешь, Ефим, я много думала, что это значит… И вспомнила, я уже слышала такой тон. Да! Однажды также звучало что-то в вашем Институте, когда он еще работал… Я проходила мимо и слышала. А теперь вспомнила!

– Вот как… – пытался осмыслить слова преподавательницы музыки майор.

Туровская внимательно посмотрела на него умело подведенными глазами.

– Фима, я не доктор наук, и не разведчик, как ты… – делая паузы между словами, начала она. – Мне трудно судить, что все это может значить… Но, мне кажется, где-то рядом начал работать какой-то прибор, ну, как бы… колеблющий пространство… Такое большое фортепиано… Только никто его не слышит, а я слышу… Ты понимаешь меня, Фима?

Майор Мимикьянов кивнул головой, хотя мало что понял.

Но, тем не менее, он совсем не склонен был считать, что слова преподавтельницы музыки – это пустые фантазии женщины бальзаковского возраста.

Майор понимал, что Туровская обладает удивительной чуткостью к сигналам, которые посылает окружающий мир. Сигналам, которые обычный человек, как, например, он сам, попросту не замечает. А вот она их слышит так же, как чуткий камертон улавливает и отзывается на звучащую где-то ноту, не слышную обыкновенным ухом.

Размышляя над словами Евы Станиславовны, Ефим почувствовал, как у него слегка завибрировало в голове. Возможно, в этом был виноват кофе по-варшавски, крепость которого надежно замаскирована нежным вкусом.

Посидев еще немного, майор сослался на занятость, поднялся и стал прощаться.

– Ты заходи ко мне, Фима! Не теряйся! – у двери погрозила ему ухоженным пальцем Туровская. – Последний раз, когда у меня был?

– Виноват! – склонил голову Ефим. – Как только получу отпуск, приеду сюда минимум на две недели и, каждый вечер буду вас навещать! Еще надоем, Ева Станиславовна!

– Ну, уж, Фима! Не кокетничай! Ты же знаешь, уж кого-кого, а тебя я всегда рада у себя видеть!

Майор Мимикьянов вышел из крепкого деревянного дома, и остановился среди сиреневых кустов. Он стоял, подставляя лицо солнечным лучам, и размышлял над услышанным от нестареющей учительницы музыки.

Немного подумав, он решил, что откладывать визит к доктору физико-математических наук Горынину больше нельзя.

8. Обед у доктора Горынина

Вскоре майор был у цели.

Под старыми тополями стоял двухэтажный кирпичный дом после-военной постройки. Когда-то он предназначался для директора Института волновых явлений и его заместителей.

Доктор физико-математических наук Горынин с супругой жил в большой квартире на втором этаже. До самой ликвидации Института, даже достигнув пенсионного возраста, он продолжал руководить одним из его основных отделов – излучающих приборов.

Супруга доктора – Наталья Сергеевна также имела к Институту самое прямое отношение. В течение многих лет она была секретарем директорской приемной.

Не доходя метров пятидесяти до Горынинского дома, майор остановился и шагнул за куст ветвистой сибирской акации.

У подъезда, где жил Горынин, стоял, спрятав внутренность салона за тонированными стеклами, большой серебристый внедорожник.

Казалось бы, ну и что? Мало ли могучих внедорожников колесит сейчас по сибирским дорогам? Но Ефиму почему-то не захотелось выходить на открытое пространство. Он стоял за акацией, смотрел на закрытую дверь подъезда и ждал неизвестно чего.

Простояв минут пять и так ничего и не дождавшись, он уже приготовился шагнуть на тротуар, как дверь подъезда громко скрипнула и распахнулась. Из дома вышли четверо мужчин. Все они были в пиджаках и галстуках.

Остановившись у автомашины, они о чем-то заговорили. Слов Ефим не слышал.

К кому это они приезжали? Уж, не к доктору ли? А больше как будто и не к кому? Кто там еще в подьезде живет? Внизу – пенсионерка с дочерью продавщицей и двумя внуками, вверху – поселковая сумасшедшая Инна Лилипуц… Не к ним же… Скорее всего, к Горынину… Интересно, что же понадобилось таким солидным людям от находящегося на покое пенсионера?

Возможно, проконсультироваться хотели по каким-либо специальным вопросам… Но доктор всю жизнь проработал в закрытой сфере и никаких консультаций никому не дает… Если только эти люди приехали по нашей линии… Но Гоша Пигот бы мне сказал… Интересно, кто же это такие? – спросил себя майор Мимикьянов.

Пока он размышлял, мужчины закончили оживленный обмен мнениями и погрузились в машину. Внедорожник мигнул габаритными огнями, плавно вырулил на шоссе и быстро скрылся за ближайшим углом.

Ефим покинул свое укрытие и направился к подъезду старого дома.

На звонок ему открыл сам Леонид Георгиевич.

Доктор, в противовес своей фамилии, был небольшого роста, сухощав, востронос и походил на растерявшего за зиму жирок озабоченного ежа.

– О! Ефим, дружище! Проходи! А я все думаю, когда ты у нас в Колосовке появишься! – заблестел из-под колючих бровей круглыми ежиными глазками Горынин. Он энергично, как все, что делал, потащил Ефима за собой в сумрачные недра просторной квартиры и привел в самую большую комнату, выполняющую роль столовой.

Три высоких окна в ней были прикрыты от яркого солнца плотными шторами. В отворенную створку одного из окон легкий ветерок нес из соседнего двора растительный запах огуречных грядок.

Наталья Сергеевна накрывала на стол.

– Ой, Фима, ты вовремя! – обрадовалась она, увидев его. – Мы как раз обедать собрались. Я суп с белыми грибами сегодня сварила!.. Мойте руки, мужчины, и садимся за стол!

Наталья Сергеевна была младше своего супруга на двадцать лет. Во время своей работы секретарем директорской приемной она, как это нередко бывает, находилась в близких отношениях с руководителем Института академиком Федоровским. Жена академика осталась в Москве, не желая следовать за супругом не просто в Сибирь, где все-таки есть большие и цивилизованные города, а в какую-то уж совсем сказочную глушь под названием Колосовка. В итоге, высокая дородная сибирячка стала подругой одинокому светилу науки.

Ефим помнил, как сидя за своим столом с пультом селекторной связи, Наталья Сергеевна создавала в приемной такую торжественную атмосферу, что хотелось говорить шепотом, постоянно приглаживать волосы и проверять, не съехал ли набок галстук. Невольно думалось, если у директора секретарша такая, то уж Сам-то он точно является небожителем. В Институте ее прозвали Снежная Королева. При этом, мужская часть коллектива произносила эти слова с тщательно скрываемой трепетом, а женская, делала вид, что произносит с легкой иронией, но сквозь нее явно просвечивала чернейшая зависть.

Доктор Горынин, в противовес своей фамилии, совсем не напоминал гору, и ничем не походил на Дон Жуана, и все же он отбил надменную молочноликую красавицу у академика.

Они поженились, и вот уже без малого десять лет состояли в законном браке.

– Ефим, ты к нам в отпуск или по делам? – спросил Горынин, пропуская гостя в ванную комнату.

Ефим подошел к раковине и открыл воду.

– С понедельника в отпуск к вам собирался, да вот начальство задание всучило! – ответил он.

– Какое ж теперь тут задание может быть? – удивился бывший начальник лаборатории. – Института давно нет, а все остальное… не заслуживает вашего внимания!

– Не скажи-и-ите, Леонид Георгиевич, – протянул майор, намыливая руки.