Дом на могиле - Каролина Фарр

Похоже, доверие завоевано! Поэтому продолжила уже спокойно:

— Мне кажется, что власти боялись Эхнатона даже после его смерти, как и власти его бога, которого они отвергли. Годы правления Эхнатона были вычеркнуты из анналов истории. Даже через шестьдесят лет после его смерти, составляя список египетских фараонов, его имя туда не внесли. Могли ли люди, так отчаянно пытавшиеся вычеркнуть Эхнатона из людской памяти, оставить его тело в саркофаге? Они же боялись мести магических сил! Так что я поддерживаю мнение немецких археологов, считавших, что мумию Эхнатона выбросили из саркофага и, может быть, уничтожили. А в саркофаг положили мумию его молодого зятя, умершего через много лет. Пустые саркофаги иногда использовали подобным образом.

Рандолф Уайганд удивленно смотрел на меня, а его отец кивал и довольно улыбался.

— Вы отняли у Картрайта не так уж много времени, как я думал, — неохотно признал он. — Я согласен с большей частью того, что вы сказали, Дениз! Я тоже не верю, что нашли мумию Эхнатона. Более того, убежден, что это не так! Когда Эхнатон с тропа возвестил о своем поклонении Солнцу, он до основания разрушил ортодоксальную религию своего народа. Этот человек во многих отношениях был реформатором. И поэтом. — Уайганд покачал головой. — Вероятно, мы никогда не узнаем, что же там произошло на самом деле! Попробуйте вспомнить стихи! Ну же! Давайте!

— "Я вдыхаю сладкое дыхание, слетающее с твоих губ. Я каждый день любуюсь твоей красотой. Я жажду услышать твой прекрасный голос, как шепот северного ветра, и почувствовать, как мое тело вновь наполняется жизнью через любовь к тебе. Дай мне твои руки, поддерживающие мой дух, чтобы я смог жить дальше. Назовись моей навеки, и я обрету вечный покой".

Профессор медленно, с одобрением кивнул:

— И враги, ненавидевшие его, решили навеки вычеркнуть его имя из человеческой памяти! — Он коротко засмеялся и взглянул на Карен. — Судьба проделывает странные шутки, Дениз! Ведь именно потому, что они постарались стереть всю память об Эхнатоне, его помнят и говорят о нем сегодня, через три тысячи триста лет! А они ушли, их тела превратились в прах, а имена навеки забыты!

Карен посмотрела на часы.

— Не думаю, что стоит ждать Джона дольше, — раздраженно пробормотала она. — Предлагаю начать обед.

Рандолф повернулся ко мне:

— Я собирался спросить Дениз, не выпьет ли она коктейль?

— Если бы ты помог брату, он вернулся бы еще днем, — громко произнес профессор Уайганд.

— Или если бы он разгружал «Лорелею» вместо того, чтобы исторгать в деревенской церкви религиозные банальности горстке сельских жителей, которые ходят туда только потому, что опаздывают с арендной платой, — отрезал Рандолф, бросив на меня хитрый, заговорщический взгляд.

Я отвернулась.

Он налил и подал мне мартини, отнес отцу шотландского виски и, отпив глоток из своего бокала, произнес:

— Ваше здоровье! Во всяком случае, Джон уже подъезжает. Я слышу его грузовик. Не успеем мы выпить, как он будет здесь. Хадсон может подавать обед. Она это и раньше делала.

— Все вы такие! — проворчал профессор. — С тех пор как возникла цивилизация, человек на протяжении веков все время чему-то поклонялся. Я скорее допущу, чтобы Джон бросил на полпути важную работу и отправился в церковь, чем поручу эту работу тебе. Потому что всегда уверен, что он оставил ее в целости и сохранности и вернется, чтобы закончить. Я могу зависеть от твоего брата, но от тебя — никогда! Ты, сдается мне, предпочитаешь проводить время в разврате и деревенских развлечениях!

Рандолф покраснел, но быстро взял себя в руки и весь обед шутил. Джон присоединился к нам в разгар обеда, обильно расточая извинения. Я радовалась, что он не завел разговора о подозрительной потайной двери в моей комнате, хотя и не знала, забыл ли о ней или просто не хотел ставить меня в затруднительное положение. Если так, то я была ему благодарна. Затруднительных положений с меня на сегодня хватит! А поскольку никто не упомянул о каких-либо родственных отношениях между нами, я решила, что профессор никому ничего не сказал.

После обеда мужчины курили и беседовали. Мы с Карен говорили только о тряпках и тому подобных женских штучках, что, казалось, ей было очень приятно. Поэтому я рассказывала о колледже в Калифорнии, походах по магазинам и ночной жизни.

Потом мы с ней поднялись в ее комнату, и она показала мне свои платья и меха, которыми я восхищалась с искренней завистью. Большая часть их была из Парижа.

Медленно возвращаясь к себе в комнату, я думала о том, какое удовольствие получает Карен, надевая эти красивые вещи в такой глуши, как Уэргилд-Айленд? Они казались здесь не более уместными, чем окаменевшая печень египетской царицы в любопытной золотой коробочке!

Услышав в моей комнате чье-то хриплое бормотание, я резко остановилась у двери. В комнате горел свет. Рассердившись, я распахнула дверь и встретилась с застенчивой улыбкой Джона Уайганда, стоявшего за моей отодвинутой кроватью.

Он смущенно произнес:

— Надеюсь, вы не думаете, что это вторжение? Я сказал отцу, что вы нервничаете при мысли о потайной двери в этой комнате, и он настоял, чтобы мы тотчас же пришли сюда.

— Почему же нет, если девушка нервничает? — раздался приглушенный рокот профессора. Довольно взъерошенный, он вылез из-за кровати и обратился к Джону: — Ничего! Я тебе говорил, если дверь и есть, то она рядом с камином!

Джон выглядел немного взволнованным. Он покачал головой:

— Нет, я, кажется, припоминаю, что дверь была на этой стороне. Но это было так давно! Может быть, Рандолф помнит?

— Пусть Рандолф остается внизу! — проворчал профессор. — Ты хочешь, чтобы он и сюда сунул свой нос? Рандолф найдет на свою голову достаточно приключений в этой проклятой деревне! Входите, девочка! Не стойте на пороге. — Он задвинул кровать на место и подошел к камину.

Я присоединилась к нему.

Наклонившись, профессор рассмотрел сначала одну сторону камина, потом другую. Я заметила, что на протяжении трех футов с каждой стороны камина панели деревянной обшивки были ниже и по высоте почти доходили до старомодной каминной доски. А внимательно рассмотрев их, заметила на темно-красном дереве барельефы, вырезанные в форме розовых гирлянд.

Профессор Уайганд тщательно изучал каждый цветок, что-то бормоча себе под нос и сосредоточенно нахмурившись. Наверное, решила я, он выглядит так же, отыскивая разгадку какого-нибудь лабиринта или потайную дверь на месте последнего успокоения фараона.

— Кажется, я нашел ее, отец! — тревожно произнес Джон. — Это, должно быть, центральная панель, как в других комнатах внизу! — Он всем телом налег на центральную панель боковой стены, пытаясь оттащить ее в сторону. — Совершенно неподвижна! Ее даже незачем забивать! Теперь мисс Стантон нечего бояться неприятностей!