Поезд Ноя - Андрей Щупов

— А у тебя?

— Что у меня?

— У тебя тоже глаза под лоб?

Пленный смешался.

— Я у них недавно, еще не привык. Но вообще-то слушать интересно. Знахарь про потустороннее все на свете знает, про мировую паутину рассказывает, про штольни.

— Про паутину?

— Ага. Будто бы наш мир — это оследний слой, понимаете? А над нами, якобы, другие мосты и другие цивилизации.

— Инопланетяне, что ли?

— Зачем же, — тоже люди, только из иного времени. И так — слой за слоем. Но это все мертвые. Те, кто живые, обретаются на дне. И если постараться, то одного большого лифта может хватить, чтобы переправить все человечество.

— Это в смысле, значит, на дно?

Леон замялся.

— Я уже сказал: я в этом не силен. Вы лучше Беса поспрашивайте.

— Ничего, как-нибудь перебьемся без бесовщины. — Павел Матвеевич переглянулся с Мацисом. — Все вроде ясно, а?

— Что ж тут неясного! Крошить надо гадов — и все дела!

Полковник вновь затянулся. Каждый раз, когда истаивающая сигаретка подплывала к губам, пальцы касались колючей щеки, и это нервировало. Собственную неопрятность и небритость он не переносил более всего.

— Что ж… Раз ясно, значит, закругляемся.

— Я еще могу рассказать. Вы только спросите!

— Понимаю, Лень, конечно, можешь. Только времени у нас нет, чтобы с тобой душевно беседовать. Поболтали, и будет. Пора выдвигаться.

— Там ждет заслон, — торопливо залопотал Леон. — Я думаю, они будут стрелять.

— Ай, беда какая! — язвительно протянул Мацис. Взглянув на полковника, деловито спросил: — Куда их? С моста?

Павел Матвеевич кивнул и тотчас разглядел, как стремительно побледнел юноша. Услышанная фраза чуть было не отправила его в обморок.

— Не надо, — заикаясь, забормотал пленный. — Пожалуйста, не надо! Я же случайно! Честное слово, случайно!

— Все случайно, — Адам похлопал его по плечу. — Случайно рождаемся, случайно умираем.

— За что?… Я же ни кого не убивал!.. — Пленный сполз с мешков на колени. Слезы струились по его щекам.

— Это потому что не успел, — с той же нравоучительностью произнес Адам. — Не дали бы тебе вовремя по чухальнику, и наделал бы делов.

— Я же машинально! Я не хотел!..

Полковник вздохнул.

— Ладно, — он отшвырнул окурок. — Сопляка оставьте, может, еще сгодится. Остальных за борт.

Мацис холодно кивнул. Ему приходилось вытворять и не такое. Двоих извивающихся пленников подхватили под микитки, рывками поволокли к перилам моста. Павел Матвеевич отвернулся. Неожиданно вспомнилось, как давным-давно разобидел его в транспорте какой-то обабок, заподозрив в том, что он не передал деньги на билет. Подозрение показалось юному Павлу столь мелочным, гадким и неправдоподобным, что он вскипел лишь минут через пять или шесть. Так долго доходило до него мутноватое обвинение человечка. А когда наконец дошло, он выбросил мужчину из автобуса и, наверное, убил бы, не вступись за него случайные прохожие. Как бы то ни было, полыхнувшая в нем тогда ярость напугала его самого. Напугала прежде всего несоразмерностью случившегося. Жизнь человека и какой-то разнесчастный билетик. Тогда он еще не знал, что несоразмерность — явление закономерное и обыденное, что чаще всего в мире так и поступают. Спустя всего полтора десятилетия, по его приказу к стенке поставили первого мародера. За первым последовал второй и третий. Вереница напуганных, злых и оплывших от слез лиц. В дни смут военным пришлось поработать вдосталь, но никогда более Павел Матвеевич не испытывал такой жгучей ненависти, которую породил в нем тот давний пассажир.

Нет, он вовсе не очерствел. Просто со временем стал что-то понимать, хотя и попахивало подобное понимание чем-то болотно-тяжелым, откровенно дьявольским. Словно вытянули из тины проржавевший сундучок и водрузили перед самым носом. Сундучок следовало открыть, но полковник не ощущал ни малейшего желания делать это. Он не хотел знать никаких тайн. Он был сыт ими по горло.

— Готово! — утирая лицо от влаги, вернулся сияющий Мацис.

Павел Матвеевич ответил кивком, с вялым любопытством взглянул в сторону Леона. Стоя на коленях и громко всхлипывая, тот продолжал что-то благодарно бормотать.

Прошло часов часов семь или восемь, прежде чем он покинул вагон инсайтов. Никто его, конечно, не разбудил. Рыжеволосый распорядитель, побродив туда-сюда, видимо, в свою очередь завалился в одну из кабинок. В какую именно, разобрать было сложно. За всеми дверцами в одинаковой степени что-то хрипело и взрыкивало, воздух остро пах разогретой пластмассой, человеческим потом и электричеством. Вопреки предсказаниям Ван Клебена никакого облегчения Егор не ощутил. То есть поначалу он и впрямь отвлекся, но длилось азартное состояние недолго. В сущности все эти часы во главе эскадрилий бомбардировщиков он бомбил и расстреливал земную цивилизацию. С эпохи древнего Рима, где от теней пикирующих стальных громад люди в туниках с воплями разбегались по узким вертлявым улочкам, до самых последних благополучных лет, когда удачным выстрелом из пушки можно было завалить баобаб Эйфелевой Башни, накатить управляемой скоростной бомбой по Белому Дому, разметать в щепки действующую корриду на испанском стадионе.

Разумеется, электронный ангелочек предложил сперва полетать на великих и всемогущих «Стелз», а в качестве врагов указал на маячившую вдали стайку вертолетов «К-52», однако Егор отказался. Про «великих и всемогущих» он объяснился с ангелочком кратко и выразительно. Попутно с каким-то истерическим мазохизмом поаплодировал былой силе американской пропаганды. Допотопные и неуклюжие «Стелз», псевдоневидимые, проще простого сбиваемые российскими самолетами третьего поколения, оказались действительно замечательно разрекламированными. С родной авиацией все наблюдалось с точностью до обратного. Так или иначе, но ангелочек с легкостью поменял их местами. И на родных «Су-34» и «Су-37» Егор ринулся крушить все, что вставало на пути, пыталось улететь, убежать и телепортировать. Уж тут-то он развоевался не на шутку, и ничего не могли с ним поделать ни «Миражи», ни «Фантомы», ни похожие на утюги «Стелз». А, спустя какое-то время, вторым пилотом нежданно-негаданно оказалась женщина. То есть сначала она только помогала ему, затем умудрилась взобраться на колени и обхватить за шею. Когда же мелькнувший за стеклом ангелок шепчущим голосом посоветовал Егору катапультироваться над случайным островком с пальмами и уютными лагушами, он ее узнал. Возможно, по улыбке. Одна из скучающих пассажирок его родного поезда. По крайней мере несколько раз он ее уже встречал — в коридорах, в ресторане, в тренажерном зале. Ван-Клебен был прав, партнер здесь мог оказаться вполне живым. Более того его несложно было узнать. Именно это обстоятельство Егора и смутило. Дамочку он покинул внезапно, ничего не объясняя, аккуратно ссадив с колен. Не стал ничего говорить и звенящему комариными крылышками ангелочку. Обрывая игру, стянул с себя шлем и перчатки, освободившись от бандажного пояса, покинул кабину.